— Не беси меня, Пушок. Бери поднос и неси на Бои. Приказ Ринслера, не исполнишь — тебе же хуже. Там сейчас такое, что лучше поспеши.
Наглая улыбочка, явно намекала на то, что если Олиф в очередной раз оплошает, то рыжая не расстроится.
— Я бы на твоем месте не стала нарываться.
С этими словами Рэй развернулась и быстрым шагом удалилась, так виляя при этом попой, что даже Макс споткнулся о ведро, пока шел к сгорбившейся и уткнувшейся лбом в коленки девушке.
— Ты чего сидишь, а?! — возмутился он, после того, как поднялся и отряхнулся.
Олиф не ответила. К черту какого-то Макса. К черту рыжую дуру. Они все тут ненормальные, абсолютно невменяемые и неуправляемые. Это было самым страшным, потому последствия за неподчинение были ужасными. Уж она это знала, как никто другой.
«Возьми поднос, и иди на Бои», — раздался ворчливый голос Кнута у нее в голове.
— Я не могу, — покачала головой она.
— Чего не можешь? Работать? Тогда проваливай отсюда, лентяйка! — тут же воскликнул рядом стоявший парень.
«Иди. Иначе Ринслер тебя накажет», — настаивал голос.
— Тебе-то что за дело?
— Мне? Мне?! Я тут главный, и я могу вышвырнуть тебя отсюда в любую секунду!!
«Там сейчас невероятный бой. Если расскажешь про него, позволю себя вымыть».
Олиф удивленно подняла голову.
— Правда?
— Конечно, правда! Что я, по-твоему, врать сюда пришел?! — возмущался Макс.
«Правда-правда, кроме тебя туда из этих никто не попадет. Иди быстрее уже!».
— Ладно, — кивнула девушка, встала, подошла к подносу.
Она никогда раньше такого не делала.
«Просто следи, чтобы у каждого была выпивка», — раздраженно подначивал Кнут.
— Хорошо.
— Ты куда это?! — заорал Макс вслед удаляющейся девушке.
Олиф шла быстро, при этом стараясь ничего не разлить и не уронить. В тюрьму ей больше не хотелось. Совершенно не хотелось.
— Мне нужно на Бои, срочно, — заявила она охраняющему дверь Песчанику. — Проводите меня. Пожалуйста.
— Не положено, — и головы не повернул тот.
— Прошу вас…
— Не положено, — как заведенный повторил он.
— Это приказ Ринслера. Если вы меня не проводите, он… он… будет очень зол.
Все-таки, если при имени «Лекс» все презрительно морщились, то при имени «Ринслер» все уважительно боялись.
Песчаник вывел девушку в темные тоннели. Огромных усилий ей стоило сохранять равновесие в полутьме, где не было видно практически ни единого выступа. Раньше она не придавала этому значения, пока ей не пришлось «подрабатывать разносчицей». Все-таки поднос был жутко тяжелым, и обе руки быстро затекли. Девушка не видела, насколько сильно качается жидкость в бокалах, и потому шла очень медленно, отстав от Песчаника на довольно большое расстояние.
— Быстрее, — еле выговаривая гласные, поторопил он.
— Иду, — сквозь зубы выдавила Олиф.
Тоннель все не кончался. Еще бы немного и по всему лабиринту наверняка бы разнеслось громкое звяканье разбившихся бокалов и всплеск разлившихся напитков, но Олиф вдруг поняла, что они, наконец, дошли. Еще даже не замелькал свет, а до них уже доносились яростные крики. Когда Песчаник довел девушку до конца, крики стали давить на уши так, что, казалось, еще немного, и тебя просто напросто расплющит. Олиф поморщилась, завернула за угол и… оторопела.
Помещение по размерам напоминало общую столовую: такое же большое. Только потолок был намного выше, и, судя по всему, за счет того, что достигал поверхности земли. В нем виднелись довольно объемные дыры, которые не только пропускали воздух, но и песок, осыпающийся на арену. Сама же арена была ограждена высокими выступами, чтобы в случае чего, зрителя случайно не побили вместо бойца.
На настоящую арену — круглую, с множеством сидений вокруг, и орущими на них людьми, — она походила мало, однако как раз орущих людей тут было хоть отбавляй. Вернее, для подземных лабиринтов — хоть отбавляй. Никаких выступов, чтобы присесть, и, похоже, зрители тут состояли исключительно из воинов и некоторых Песчаников, только изредка мелькали «лапочки» с подносами.
Олиф застыла посреди всей этой ликующей толпы. И хотя освещения от прорывающихся внутрь солнечных лучей явно было мало, распознать, что на арене дерется Ринслер, не составило большого труда.
Один из воинов схватил с подноса бокал с красной жидкостью, отхлебнул чуть-чуть и заорал во всю мощь: «БЕ-Е-ЕЙ!!!», а затем вернул бокал на место. С его края красноречиво капнула мужская слюна.
От шума вокруг у Олиф закладывало уши, ее пихали со всех сторон, буквально заставляя по инерции передвигаться серди всех этих упитанных тел, лишь бы не потерять равновесие.
Девушка с трудом пробиралась сквозь толпу, пытаясь найти более менее свободное пространство, чтобы хотя бы перевести дух. И нашла. Вот только дух перевести не получилось. Она, стиснув зубы, терпела все шлепки по попе (ответить у нее просто не хватало ни сил, ни мужества), любезно подставляя каждому воину поднос с наполовину опустевшими бокалами. Жуткие крики вокруг вызывали у нее только нескончаемую головную боль, но тут внезапно, по всему помещению разнеслось единогласное: «У-У-У-У!», и это заставило ее посмотреть на арену.
Лучше бы она этого не делала.
Теперь стало ясно, почему этот бой был таким важным для всех.
Наконец-то встретились два друга. Два кровных брата и два кровных врага.
То, что Лекс проигрывал, было ясно невооруженным глазом, даже можно было ближе не подходить. Весь в крови он лежал на песочной глади, и получал жестокие удары, то по ребрам, то по животу. Он даже не пытался подняться — в этом не было необходимости. Стоит ему встать, как Ринслер снова повалит его на землю и начнет бить еще сильнее. Рядом стояли люди и кричали настолько живо и бодро, словно это они участвовали в неравном бою, словно это их предал Лекс. Словно это они мстят с каждым новым ударом, с каждой лишней каплей крови.
Шум вокруг вдруг стал таким далеким, словно кто-то воткнул в уши девушки вату, и отгородил от внешних звуков. Она почувствовала, как слабеют руки, ноги. Кто-то прошел мимо нее, задев поднос рукой, и тот полетел на пол, дребезжа разбивающимся стеклом. Но это было уже не важно.
Олиф, освободившись от тяжкой ноши, кинулась ближе к ограждениям, распихивая локтями ликующих воинов. Казалось, что ноги налились свинцом — настолько трудно давалось ей каждое движение. Проскальзывая под руками и плечами сплотившихся мужчин, она пыталась не думать о том, чем это все может закончиться.
В ограждение она влетела, совершенно этого не заметив. Только почувствовала, как что-то уперлось ей в живот, и заставило согнуться пополам. Когда девушка снова посмотрела на арену, Ринслер победно размахивал руками, заставляя толпу разразиться еще более громкими приветственными кличами.
