Потом она позволила им течь. Какое значение теперь это имело?
Денал заслуживал, по крайней мере, ее слез.
— Вынуть! Бреннан, нам нужно его вынуть, — умоляла она, зная, что у нее недостаточно сил, чтобы вынуть меч из тела Денала.
Бреннан кивнул, молчаливо и мрачно, его кожа на лице уже увяла до такой степени, что виднелись кости. Его череп явно виднелся под плотью у него на лице.
Он глубоко вздохнул, потом приподнялся, чтобы схватить рукоятку меча.
Использовал ее, что подняться самому, потом собрал свои последние силы. И одним сильным рывком он вынул его из тела Денала и отбросил подальше от них в коридор.
Потом он упал рядом с Райли, потеряв все силы.
— Я больше не в силах защищать вас, миледи. Я подвел вас, простите.
Она покачала головой, слезы все еще капали. Потом склонилась над Деналом и подняла его голову и плечи к себе на колени. Когда ей это удалось, она, одной рукой поглаживая безжизненное лицо воина, потянулась другой рукой в волосы Бреннана, пытаясь успокоить его.
— Нет. Ты вовсе не подвел меня, никто из вас. Это ваше глупое, бесполезное подобие Бога Морей. Где был ваш драгоценный Посейдон, когда мы в нем нуждались?
Она осознала, что орала на их Бога, но ей было наплевать.
— Где ты шлялся, когда был нужен твоему принцу, ты, эгоистичный ублюдок? Плавал и резвился с какой-то гребанной нереидой?
Бреннан попытался поднять руку, потом она упала, увядшая и старая. Он распадался на глазах.
— Где ты теперь, а? Ты, придурок! Исцели этих мужчин, твоих воинов, если ты такой всесильный! — она кричала в ярости, пока ее горло не стало гореть, а кожа не загорелась изнутри.
Адская боль мучила, жгла, ревела в ней и выливалась в комнату, поджигая ее дыхание, которое выходило из ее легких. Она рассмеялась, дико и разгневанно.
— Да? Это всё, что ты можешь? Приди и побей меня сам, ты гниющий трус! Какой ты Бог? Вперед! Я вызываю тебя! Приди и исцели этих мужчин!
Текущий поток огня, смешанный с водой вырвался из потолка и затопил комнату. Окружив Райли и двух павших воинов. Обжег ее плоть с мучительной напряженностью. Испытывая боль, Райли нашла в себе оазис спокойствия. Она почувствовала момент рефлексии от своей отчаянной потребности.
Значит, вот, как я умру. Насмехаясь над Богом.
В комнате загрохотал голос, сила которого была просто невероятной.
МАГИЯ ИМЕЕТ СВОЮ ЦЕНУ, А ЛЮБОВЬ СТОИТ ВСЕГО. ТЫ ПРЕДЛАГАЕШЬ МНЕ СЕБЯ РАДИ ЭТИХ МУЖЧИН?
Ее боль прекратилась. Она знала только, что был свет, и цвет, и прохладные туманы океанского бриза. Она была окутана морем и наполнена голосом Бога Морей.
Она осмелилась полюбить принца, и теперь его Бог убьет ее за такое безрассудство.
Голос снова раздался в ней, пройдя через кости, зубы, кровь.
ТЫ ПРЕДЛАГАЕШЬ СЕБЯ РАДИ ЭТИХ МУЖЧИН?
Она засомневалась, зная, что ее ответ должен быть истинной правдой. Посмотрела на их лица и в свои воспоминания. Радостный Денал, скромно держащий букет цветов. Неэмоциональный Бреннан, жаждущий чувств, которые у него забрали.
И вот их жизни. Такова была ее цена.
Ты позволишь Конлану узнать, что я любила его?
С БОГОМ НЕЛЬЗЯ ТОРГОВАТЬСЯ.
Она склонила голову, не замечая слез, которые текли по ее лицу. Эта боль разрывала ей сердце.
Она кивнула.
Сказала вслух, желая услышать эти слова. Обещание. Предложение. Торжественную клятву.
— Да, я предлагаю себя ради этих мужчин.
ПУСТЬ БУДЕТ ТАК.
Вода поднималась спиралью из пола, из стен и с потолка. Устраивая Райли и обоих воинов в своей струящейся ласке.
Каким-то образом она знала, что нужно вытянуть руки.
Каким-то образом она знала, что в них появится.
Сияя светом дюжины солнц, изображение Трезубца появилось на ее ладонях за секунду до того, как она почувствовала его вес на себе.
ПУСТЬ БУДЕТ ТАК! ТАК Я ПОВЕЛЕВАЮ!
Ослепляющее сияние возникло из Трезубца, прошло сквозь тело Райли и охватило сначала Денала, потом Бреннана. Вскоре оно стало настолько ярким, что она не могла их различить, и ей пришлось закрыть глаза, чтобы не видеть этого света. Но она чувствовала их неподвижные тела рядом с собой.
Вода обратилась в огонь, и он обжег ее спину, как плеть кнута с огненным наконечником, заставив ее опуститься, закричать, упасть, гореть.
Когда наступила темнота, она ее с радостью приняла. Ее жизнь за их жизни. Ее последняя мысль была о сестре.
Эй, Квинн. Ты будешь мной гордиться. Мне пришлось умереть, чтобы это провернуть, но я, наконец, стала частью твоей революции.
Пока Конлан старался поднять голову, Трезубец исчез в цветной дымке и свете. Райзен и Аларик закричали, когда их отбросило взрывом силы, которая вырубила весь свет в здании.
К тому времени как Вэн и остальные настолько пришли в себя, что достали фонарики, которые были у них с собой, Конлан прыгнул на деревянный помост, чтобы найти Аларика.
Он стал на колени рядом со своим другом, испытывая невероятное облегчение, услышав, что жрец все еще дышит. В свете фонарика Вэна Аларик был смертельно бледным. Его глаза открылись, и острый зеленый огонь в них обжег Конлана.
— Трезубец?
Резкий голос раздался за ними. Райзен. Конлан повернулся, чтобы защитить себя от опасности, которую проигнорировал как дурак, испытывая страх за Аларика.
Но Райзен не представлял угрозы. Он выглядел еще хуже Аларика. Кровь текла из уголков его глаз и из его ноздрей.
— Его нет, — прошептал он. — Этот голос в моей голове, говоривший о смерти. Потом Трезубец выскользнул у меня из рук.
Райзен уронил голову на руки, совершенно не обращая внимания на полдюжины мечей и пистолетов, направленных на него с близкого расстояния.
— Его нет. Что я наделал?
— Ты тоже ее слышал? Ты слышал Райли в своей голове? — Конлан схватил Райзена за руку, потряс его. — Ты слышал зов?
— Мы все слышали ее, брат, — ответил Вэн. Конлан оглядел группу, увидев, как все кивают.
Поднявшись на ноги, он прыгнул в воздух.
— Значит, мы нужны ей. Денал, Бреннан — они все нуждаются в нас сейчас.
И он обратился в туман, пролетел по комнате к окну, которое вывело его наружу и назад к Райли.
Он в то же время потянулся к ее эмоциям.
Молясь, когда он почувствовал только пустоту, чтобы было не слишком поздно.
Райзен открыл глаза. Выкачка сил ослабила его, вероятно, на какое-то время, если то, как затекла его рука под телом, было хоть каким-то доказательством. Он постарался сесть, разглядывая темное помещение. Лунный свет, льющийся из окон, был единственным светом в этом опустошении.
