— Кто это там рядом с Люциусом? — произнесла она. — Твоя подружка? Она совершеннолетняя?
— Это моя дочь. И она давно совершеннолетняя.
Нарцисса подняла бровь.
— Какой сюрприз. Что ей надо от моего мужа? Он занят, если она не в курсе. Пусть охотится на богатых женихов в другом месте.
— Она не посягает на его честь, — усмехнулся я. — Просто рассказывает ему… разные увлекательные истории. Видите, с каким интересом он ее слушает?
Нарцисса бросила на меня быстрый взгляд.
— Это правда твоя дочь?
Я кивнул.
— И она будет жить здесь с тобой?
Я рассмеялся:
— А вы заволновались!
Нарцисса гордо промолчала. Я не стал ничего объяснять: в лице ее мужа Ин наверняка нашла спонсора для будущей лаборатории, и вскоре семью Малфоев могли ожидать непредвиденные расходы, так что нервы ей еще понадобятся
— Знаешь, я буду рада, когда, наконец, начнет полыхать, — через минуту произнесла Нарцисса. — И тогда я посмотрю, как вы тут заскачете, пытаясь всё уладить.
— А вы, видимо, надеетесь, что вас не коснется? Или подумываете удрать? Интересно, куда — может, на Северный полюс?
— На Северный полюс сам беги, — парировала она. — А мы бы не позволили помыкать собой всякой безродной шелупони, которую тупоумные магглы понапускали в страну.
В этот момент Малфой принимал от Ин визитную карточку с таким видом, будто она передавала ему невероятную драгоценность. Не успел он сунуть визитку в карман, как рядом оказалась Нарцисса и, не слишком любезно оглядев Ин с ног до головы, увела оборачивающегося мужа прочь. Ин заметила меня и подошла, довольно улыбаясь. Я взял ее под руку:
— Идем отсюда.
— Жаль, а я только разгулялась, — вздохнула Ин, но возражать не стала.
Ранним утром я отправился в Хогвартс. Кремер открыл ворота, не задавая вопросов, а значит, сокол доставил мое письмо, и Макгонагалл согласилась меня принять. В отличие от Лондона, здесь было холодно и снежно. Я шел за Кремером, утопая в сугробах и протаптывая дорожку после ночного снегопада. Из трубы дома Хагрида поднимался прямой столб белого дыма. Вдалеке между теплицами мелькнула чья‑то одинокая фигура.
Завтрак еще не начался, но на лестницах и в коридорах мне то и дело попадались ученики. Макгонагалл ждала в кабинете, куда я вошел по тому же странному паролю, который получил от нее в декабре.
— Хорошо, что ты написал, — сказала директор. — Я и сама хотела с тобой поговорить.
Она выглядела усталой, и я подумал, не поднялась ли она так рано только из‑за того, что я просил о встрече?
— Линг, что происходит? — Макгонагалл смотрела на меня с грустью. — Вчера в Хогсмиде был младший заместитель Кингсли, много полиции, люди из миграционной службы, стиратели памяти, и по–моему, они не собираются уезжать.
— Может, вам сегодня не отпускать детей в деревню?
Макгонагалл покачала головой:
— У половины младших классов там родители. Линг, нам уже пора волноваться? Насколько все серьезно?
— Врать не буду — все довольно серьезно, но волноваться не стоит. Ничего похожего на то, что было тогда, сейчас не будет. К сожалению, большего я сказать не могу.
— Твоими бы устами, — вздохнула Макгонагалл, сделала паузу и продолжила: — Итак, что это за дело, о котором ты хотел поговорить?
— Минерва, что вы знаете об Олливандере?
Макгонагалл удивленно подняла брови:
— Об Олливандере?
— Я буду благодарен за любую информацию… от всех, кто сможет ее предоставить. — Я обвел глазами портреты. Дамблдор улыбался и выглядел умиротворенным. Рама Снейпа была пуста.
— Разве старина Олли все еще жив? — спросил какой‑то портрет, висевший на самом верху.
"Хороший вопрос", подумал я.
— У нашего мастера возникли неприятности? — иронично осведомился Дамблдор. — Легион подозревает его в контрабанде палочек?
— Легион его ни в чем не подозревает.
— Мастер Олливандер — очень уважаемый человек, — произнес все тот же неизвестный мне директор. — Он настоящий творец, а его палочки — произведения искусства.
Некоторые портреты закивали головами.
— Олливандер приехал из Индии в Лондон и открыл здесь лавку еще в начале двадцатых годов, — сказала Макгонагалл. — Не помню, чтобы с ним были связаны какие‑то слухи или происшествия. Он действительно мастер своего дела, лучший в Британии. Немного эксцентричный, но это само собой разумеется: он колдун и к тому же англичанин.
— Вы с ним часто общались?
— Боже, нет! — Макгонагалл пожала плечами. — Я просто покупала у него палочки.
— У меня с ним было несколько познавательных дискуссий о свойствах и сочетаниях, — проговорил портрет Дамблдора. — Но Олливандер — отшельник, чей кругозор ограничен сферой его творчества, и кроме палочек он больше ничем не интересуется.
— По–вашему, в нем нет ничего… я не знаю… странного?
— Линг, в каждом из нас есть что‑то странное. Почему бы тебе просто не пойти к нему и не выяснить все лично?
Я молчал.
— Олливандер не более странен, чем любой из нас, — согласилась Макгонагалл. — И все‑таки, что именно ты хочешь узнать?
— Я хочу составить о нем впечатление. Формальные сведения собрать не трудно, и меня интересуют не они. Скорее, мне интересно, каким вы его воспринимаете. То, что он кажется ничем не примечательным чудаком, во многом ошибка. Однажды мне довелось разговаривать с ним о своей палочке, и думаю, вы… — я посмотрел на Макгонагалл, — недооцениваете его эксцентричность, а вы, Альбус — его кругозор. Кстати, каким вы находите его мастерство колдуна и уровень владения магией?
Дамблдор пристально взглянул на меня.
— Если я скажу, что не знаю, ты ведь вряд ли мне поверишь?
— Он не показывал вам свою коллекцию палочек или какие‑то отдельные экземпляры?
— Нет. Даже не говорил о ней.
— Он не предлагал вам купить у него какую‑нибудь палочку?
Портрет молчал, не сводя с меня глаз, и я подумал, что даже если он не ничего не скажет, это все равно будет ответ. Дамблдор, вероятно, пришел к тому же выводу и решил уточнить:
— Как‑то раз он спросил, не думал ли я о том, чтобы сменить свою палочку или приобрести что‑нибудь новое вдобавок к ней. Разумеется, я отказался. Полагаешь, он хотел предложить мне нечто более весомое, чем палочка Смерти?
— Мне трудно сравнивать, — улыбнулся я, — но если моя информация верна, у него действительно могло быть для вас интересное предложение.
Я спустился по лестнице–эскалатору, думая, чего в моем визите было больше — желания узнать новое или посмотреть на реакцию? Пожалуй, второго, хотя на этот раз я склонялся к тому, чтобы поверить портрету Дамблдора: он и правда не знал, насколько Олливандер слаб или силен как колдун, а учитывая узкую область его интересов и зацикленность на палочках, вряд ли об этом вообще кто‑то задумывался. Интересно, что Олливандер, сделав Дамблдору предложение, не стал на нем настаивать и ничего не сказал о коллекции. А вот Риддл о ней знал — но разговор с его портретом еще впереди… В коридоре седьмого этажа я заметил Флитвика. Поманив меня, он направился к своему кабинету, и я последовал за ним.
