— Лиадан! Мы уж думали… ты цела? С тобой все в порядке?
— Все хорошо, — слабо и устало произнесла я, глядя, как перед ним замирают всадники в зеленых туниках.
— Выглядишь ты вовсе не «хорошо», — вмешался Шон. — Где ты была? Кто тебя захватил? Где тебя прятали? — Брат знал, что я не пускаю его в свой разум, и использовал все известные ему приемы, чтобы заставить меня раскрыться.
— Со мной все хорошо, — повторила я. — Можно, мы поедем домой?
Эамон оглядел на мою лошадь. И еще он глядел на большой серый плащ на моих плечах — на мужской плащ. Он хмурился. Шон смотрел мне в лицо и на заляпанные кровью руки.
— Мы поедем к Эамону, — сухо произнес он. — Там ты отдохнешь.
— Нет! — воскликнула я, наверное, слишком отчаянно. — Нет, — добавила я спокойнее. — Домой. Я хочу домой прямо сейчас.
Мужчины переглянулись.
— Пожалуй, будет лучше, если ты со своими людьми поедешь вперед, — произнес Шон. — Передай новости Большому Человеку. Он, наверняка, захочет нас встретить. Мы будем отдыхать в дороге, так что не торопись.
Эамон коротко кивнул и уехал, не проронив ни слова. Люди в зеленом последовали за ним. Остался только мой брат, двое воинов, да я.
Шон допрашивал меня всю обратную дорогу. Где я была? Кто меня выкрал? Почему я не отвечаю? Разве мне непонятно, что они должны отомстить, если мне нанесен хоть малейший вред? Неужели я забыла, что он мой брат? Но я ничего ему не сказала. Бран был прав. Нельзя доверять никому, даже самым близким.
Так я и ехала в Семиводье на лошади Крашеного, с его курткой на плечах, с ожерельем из волчьих когтей на шее и темными от крови руками. Вот тебе и способность изменять ход вещей! Вот тебе и встречи с Дивным Народом, голоса древней расы, предвидение смерти… Да кто я вообще такая? Просто беспомощная женщина в мире неразумных мужчин. Ничего не изменилось. Вообще ничего, разве что глубоко внутри меня, там, где никто этого не видел.
На следующий день после возвращения домой я отлила свечу. В самом этом факте не было ничего особенного, в доме постоянно делали свечи. Но предполагалось, что мне надо отдыхать. Мама пришла проведать меня в спальню, увидела чисто выметенный пол, аккуратно застеленную постель и прошла искать меня в аптечку, где я работала, туго стянув свежевымытые волосы льняной тряпицей. Возможно, она заметила, что губы у меня воспаленные и опухшие, возможно, даже поняла, откуда у меня на шее пятна, но ничего не сказала. Она просто стояла и наблюдала, как мои руки аккуратно выводят на одной стороне воскового цилиндра сложный узор из кругов, цепей и спиралей. Другая сторона осталась чистой. Я молчала. Когда результат работы устроил меня, я поставила свечу в прочный подсвечник и крепко обвязала вокруг его основания кожаный шнурок с волчьими когтями и небольшую самодельную гирлянду. Наконец мама заговорила:
— Сильное заклинание: кизил, тысячелистник, можжевельник, яблоко и лаванда. А перья? Из воронова крыла, да? Где будет гореть эта свеча, доченька?
— У меня на окне.
Мама кивнула. Она, по сути, так и не задала мне никаких вопросов.
— Твой сигнальный огонь сдобрен травами защиты и травами любви. Я понимаю, зачем он нужен. Возможно, будет лучше, если твой отец и твой брат ничего не поймут. Ты стала закрываться от Шона. Ему обидно.
Я искоса посмотрела на маму. В ее лице сквозила озабоченность, но глаза, как всегда, были глубоки и спокойны. Из них из всех только она поверила, когда я сказала, что со мной все в порядке. Остальные увидели бледнеющие синяки на моем запястье, следы укусов, пятна на одежде и тут же сделали собственные выводы. И теперь горели гневом.
— У меня нет выбора, — ответила я.
— Угу, — кивнула Сорча. — И ты не себя защищаешь. Ты способна на огромную любовь, доченька, ты даришь ее, не задумываясь. И, подобно папе, подставляешься под удар.
Я закончила свечу. Она сможет гореть много дней. Она станет разгонять тьму в новолуние и освещать дорогу домой.
— У меня нет выбора, — повторила я и, выходя, нагнулась, чтобы поцеловать маму. Плечи ее у меня под руками казались хрупкими, как птичьи крылышки.
У них у всех было множество вопросов. Сперва спрашивал Лайам. Каким образом тебя захватили? Что это были за люди? Ты понимаешь, что трое моих людей погибли, пытаясь тебя защитить? Куда тебя повезли? На север? Морриган побери, твое упрямство, Лиадан! Это может оказаться жизненно важным!.. У Шона имелись собственные вопросы, но через некоторое время он оставил все попытки их задавать. Я ощущала его обиду и беспокойство так ясно, будто они были моими собственными, так уж всегда было между нами. Но на этот раз я ничем не могла ему помочь.
С отцом мне понадобилась вся сила воли, чтобы не заговорить. Он тихо сидел в саду, глядя, как я работаю. Затем заговорил:
— Все это время я понятия не имел, жива ты или убита. Я уже потерял одну дочь, твоя мать отходит в мир теней… Я сделаю все, что в моих силах, чтобы защитить тебя, Лиадан. Но я подожду, пока ты сама решишь мне все рассказать, солнышко.
— Возможно, тебе придется ждать очень долго.
Ибудан кивнул.
— Сколько угодно — пока ты дома и в безопасности, — тихо произнес он.
Приезжал Эамон, я отказалась с ним встречаться. Конечно, это было невежливо, но никто не настаивал. Все списали мой отказ на плохое самочувствие после сильного потрясения и необходимость в отдыхе. Не знаю, что сказал Эамон, но после его отъезда вид у всех мужчин был скорее мрачный.
По правде говоря, я необыкновенно быстро приходила в норму и скоро снова была полна энергии, с аппетитом ела и спала крепко, как младенец, а моя свечка отбрасывала по комнате вокруг меня причудливые тени. Единственное, с чем я никак не могла смириться, было совершенно новое и непривычное тянущее ощущение внутри, жажда объятий, потребность в прикосновениях, необходимости близости и этого медленного восхождения к неописуемому пику радости. Все это довольно сложно описать словами. Я, вне всякого сомнения, ощущала зов плоти, горячую нужду живого существа найти себе пару. Но этим все не исчерпывалось. Там, у входа в древнюю пещеру, я видела над Браном и над собой занесенную длань смерти. Я чувствовала, что наши судьбы сплетены в одну. Мы были с ним ближе, чем просто партнеры, любовники или супруги. Я чувствовала, что наша связь нерасторжима, она сильнее смерти. Это становилось для меня все яснее, моя уверенность все крепла. И совершенно неважно, что он прогнал меня. Что было, то прошло. Что же касается Дивного народа, то если они хотят, чтобы я давала им какие-либо обещания, им придется предложить мне объяснения получше. Слепое подчинение их желаниям не совпадало с моим пониманием здравого смысла.
