Глава 26, в которой находят нежданную-негаданную помощь
Путешественники взяли у аналитиков воду во флягах и сухпайки в виде сырников и вареных яиц. Воды должно было хватить на двое суток при езде по раскаленной местности.
«Больше вы все равно в горячих слоях не продержитесь, — навьючивал фляги на псов Арсений. — Поэтому еще лучше будет уложиться в одни сутки. Но тут уж как повезет».
Пока везло.
Прежде всего, повезло в том, что удалось сходу попасть на тропу, ведущую в горячие слои. Иначе — кружи часа два ускользающей стежкой по лесу дриад! При этом температура на тропе будет повышаться и повышаться, а вокруг будут толпиться дриады — тянуться руками и рогатинами, пытаться уничтожить нарушителей спокойствия. И ведь не докажешь, что тропа объявлена нейтральной территорией в силу того, что другого пути можно ждать месяцами. А уж после того, как Саша не дала уморить дриадам особей мужского пола — а они считали это своей прямой обязанностью! — в их лес и вовсе не стоило соваться…
Так что быстрый выход в горячие слои был прямо-таки огромным везением. Правда, в этом были и свои минусы: путешественники не успели адаптироваться к резкому скачку температуры, и теперь ехали, изнемогая от жары и обливаясь потом. А пекло так, что не было сил дивиться даже на местные фантастические пейзажи. Псы шли почти по кромке диковинных озер немыслимых ярких кислотных цветов: желтых, оранжевых, зеленых, синих, фиолетовых… Даже коричневых и серых! Озера так и дышали жаром; прямо из поверхности ядовитой раскаленной жидкости вырастали острые, как копья, красновато-оранжевые скалы, на некоторых из которых росли какие-то разлапистые кусты. Или это были водоросли?
В любое другое время Саша как минимум заинтересовалась бы, как такое может быть. Как тут вообще может возникнуть жизнь?
Но сейчас девушку куда больше заботило состояние ее четвероногого друга.
«И как Конопуш все это выносит? — переводила Саша взгляд с немыслимых пейзажей на верного пса. — Он же покрыт шестью, а она — горит!»
Но пес, казалось, шел не по адскому пеклу, а по широкой зимней дороге. И постепенно девушка перестала переживать за Конопуша и мысленно вернулась к напутствию матери.
«Слушай свое сердце, — сказала тогда Мария, — только оно и подскажет, с кем ты будешь счастлива. И в то же время не забывай смотреть в оба. Бездна меняет людей».
Саша хотела было мысленно возразить матери: мол, сама уже немаленькая! Но вспомнила Кондратия — то, каким он, по свидетельствам его родственников, был раньше, до контакта с Бездной, и каким стал сейчас, и рефлексировать перестала. Тем более, Колька, увы и ах, был ей только другом, а значит и переживать по поводу отношений с ним вообще не стоит… Или?.. У Саши вдруг появилась мысль: может, все дело в Федоре Оспине? Они же пара! Их Бездна друг другу назначила. Сейчас-то его Максимилиан загрузил работой, но это, поди, временная мера. А потом что будет? Может, их сведет Бездной снова, а Кольку Бездна отправит куда подальше? Вот в то же будущее?
И тогда Мария, внимательно наблюдавшая за лицом дочери, спросила: «Тебя тревожит что-то еще, дочка?» Саша, поколебавшись миг, попыталась как можно яснее до матери свои мысли донести.
На что Мария подумала: а ведь Саша права! Наверняка Звеновой просчитал это вот возможное развитие событий. Может быть, именно поэтому он и сдержан в проявлениях чувств. Потому что не хочет Сашку обнадеживать. Но вслух Мария не сказала дочери ничего. Только настоятельно рекомендовала найти Иннокентия и во что бы то ни стало недуг Кондрата излечить. Мол, тогда ему и вмешиваться в Федькино предназначение не придется…
«И вот мы едем лечить Кондрата», — вздохнула Саша, уже не в прошлом, а здесь и сейчас. И обнаружила: пока она тут образы да воспоминания в голове мусолила, дорога, оказывается, пошла по морене. Пейзаж чем-то даже напоминал тот, какой открывался по дороге из долины в Школу. Вот только, на горизонте не было привычных серо-синих гор, а высились оранжево-багровые иглы скал. И внизу плескались два раскаленных озера, ядовито-алое справа и ядовито-зеленое слева. Но Конопуш ступал уверенно, и Саша даже не думала пугаться… до тех пор, пока ее верный пес вдруг не сиганул вниз!
***
— Сто-о-ой! — вопила Саша, прекрасно понимая, что опоздала. И опоздала сильно.
Кислотно-зеленая раскаленная поверхность приближалась с убийственной скоростью. Только что до нее было не меньше сотни метров, и вот она уже была совсем-совсем близко! Саша, зачем-то набрав в легкие воздух, зажмурилась…
Но проходила секунда, другая… а удара о ядовитую раскаленную жидкость все не было. Да и обжигающий сернистый ветер больше не бил в лицо, и чувство падения вроде как прекратилось.
…Прекратилось? Саша осторожно открыла один глаз. Потом другой…
Оказывается, пейзаж изменился. Они ехали по бескрайней песчаной пустыне. Высились разноцветные барханы. Ветерок, который можно было бы назвать легким, не будь он так обжигающе горяч, лениво лохматил песчаные склоны. Бури, слава Бездне, не поднимал.
— Ну ты даешь, Конопуш! — с облегчением выдохнула Саша.
И щедро окропила смелого пса водой из подаренной аналитиками фляги. Тот благодарно так посмотрел на девушку, что та мигом вылила все содержимое фляги Конопушу в рот. Ну, почти все: последние капли девушка все-таки допила сама. Но они почти не принесли облегчения.
Было жарко. Остро, невыносимо жарко.
— Да уж, прогулочка… — вздохнула тогда Саша.
— То ли еще будет! — С девушкой поравнялся Звеновой.
Конопуш и Черныш при этом обменялись взглядами и глубоко, по-человечески так, вздохнули.
— А что будет? — Саша погладила верного пса.
— Мы с твоим отцом насчитали не меньше четырех скачков, — без особого энтузиазма отозвался Николай. — Так что…
— Четырех?! — ахнул Амвросий. — Ну, Натали!..
— Что Натали? — оживился Звеновой.
— Ничего, — только и вздохнул Амвросий. — Ничего… Кстати, к вопросу о Натали. То есть, о том, почему я здесь…
— Ты уж определись, — фыркнул Звеновой, — о чем спросить хочешь.
— Погоди, не мешай! — не обиделся монах. — Мысль крутится, уловить никак не могу, жарко…
— Может, о том, почему Кондрат не убил Лаврентия Петровича? — невинным голосом осведомился ученый. — Я имею в виду, уже в наше время?
— Точно! — ахнула Саша.
Как она раньше не догадалась подумать об этом? Если Звеновой в своих предположениях прав, и где-то давно Кондрат и Лаврентий пересекались, и после этого Кондрат, по предположению ее родителей, занемог, то… То причиной недуга был именно Лаврентий! А значит, Кондрат должен этого самого Лаврентия ненавидеть до глубины души. А уж если вспомнить, как Кондрат отозвался о смерти Лаврентия — «Склизкой твари — склизкая смерть!» — то…
— Да-да, именно! — Амвросий согласно закивал. — Устрани Кондрат Лаврентия, и Прасковья, глядишь, с катушек бы не съехала. Как думаешь?
— И ведь, зная Кондрата, он запросто мог убить негодяя, — согласился Звеновой с доводами друга, — но почему-то этого делать не стал. Интересно, почему?
Ответа на этот вопрос ни у кого не было. Даже у Саши — а ведь она потихоньку спросила совета у самой Бездны! Но та, ранее всегда приходившая на помощь, сейчас почему-то не откликнулась. Пришлось Саше подумать самой. И вот что у нее вышло:
— Может быть, потому, что Лаврентий тянул из Прасковьи силу? — предположила она. — А Кондрат боялся ей навредить? Наверняка ведь Лаврентий, увешанный амулетами авторства Прасковьи, мог запросто утянуть ее за собой.
— Мог, еще как мог! — согласился Звеновой. — Она же его чуть было не утянула, когда сгинула. Но это не отменяет того, что Кондрат Прасковью в итоге и убил — своей этой нареченной Варварой.
— И сделал он после того, как окончательно превратился в черного колдуна, — мрачно сказал Амвросий. — И произошло это совсем недавно.
— И это, поверьте мне, только начало… — Звенового так и передернуло. — Потом пойдет совсем грустно. Кондрат в будущем — тот еще мерзавец. Но мы ведь как раз и едем для того, чтобы возможное будущее предотвратить, так?
