царь-рыба щука.
«Вот тебе и «по щучьему велению»», — невольно поскреб в затылке Михаил, прикидывая, каким же могущественным колдуном был лентяй и недотепа Емеля.
Впрочем, когда дух шамана совершает путешествие между мирами, его бренное тело в большинстве случаев остается дома, и окружающим кажется, что он спит. А если герой сказки только переживал шаманскую болезнь и еще не прошел посвящения, то для постоянно копошащихся в земле крестьян он и в самом деле выглядел беспросветным лентяем.
«Не знаю я никакого Емелю», — проникла в сознание мысль очень древнего, хотя и почти утратившего былое могущество существа.
Щука, как и другие зооморфные обитатели тонких миров, не делала попыток пользоваться отсутствующим у нее речевым аппаратом, а тоже предпочитала обмен мыслями. Да и кто поручится, что в сказках герои поступали иначе? Просто носители традиции не могли особенности мысленного общения внятно объяснить.
«Ты, верно, касатик, имеешь в виду того ухаря, который сумел захомутать среднюю мою правнучку из Серебряного царства?» — дружелюбно глядя на Михаила казавшимися подслеповатыми и плохо приспособленными к воздушной среде, но временами поблескивающими, точно драгоценные камни, глазами, уточнила Щука.
«Чему ты удивляешься? — продолжала она, то ли считав недоумение с лица Михаила, то ли проследив за его мыслями. — Правительницы Трех царств и их беспутный брат — моя отрасль. Теперь эти бабы хитрющие во дворцах сидят, делают вид, что ни о чем не знают, да втихаря интриги плетут. Правнук мой неуемный все жадность и злобу свою пестует. А я, старая, видно, в наказание за то, что такой никчемный род породила, болтаюсь по морю-Окияну, как ненужный поплавок! Даже на глубину уйти не могу!»
Михаил только ошалело кивнул, пытаясь переварить полученную информацию. Кажется, ему, как персонажам из любимых Левиных мультиков, требовался ассистент, способный придержать раскрывшуюся от изумления слишком широко нижнюю челюсть.
Он, конечно, понимал, что возраст Щуки измеряется веками, если не тысячелетиями, и именно поэтому не мог поверить, что эта древняя и явно могущественная сущность снизошла до простого смертного, пусть даже и прошедшего шаманское посвящение. А еще его удивили слова о невозможности уйти на глубину. Насколько он разбирался в ихтиологии, крупные щуки, хотя и встречались в опресненных морских заливах, но все же всплывали в основном для охоты. Неужели бедная прародительница и в самом деле расплачивается за преступления Хозяина Нави?
«Спасибо, касатик, что меня, старую, пожалел, — в мысленном послании Щуки прозвучало явное тепло. — Знаю твою заботу, ведаю, куда путь держишь. Говорила я тогда Водяному, намучается он еще с таким зятем, как мой правнук. Но что поделать, в отличие от Ланы, Двина, глупая, его любила, да и как его было не любить. Ты ж его в человеческом обличии видел? — подмигнув переливчатым, почти бриллиантовым глазом, поинтересовалась Щука. — Согласись, что даже ноне он собой недурен, сгодится вполне, чтобы дурочкам молодым головы морочить и разным простакам, вроде Андрея, пыль в глаза пускать. А тогда-то он куда краше был. А уж как плясал — залюбуешься! — добавила она мечтательно, шумно пропустив воду сквозь жаберные щели. — И вишь что удумал, нарушил брачную клятву, которую дал Двине и ее отцу. Весь род наш ящеров опозорил, против обычая пошел: на деву из Верхнего мира засмотрелся, от жениха ее увел. Из ее слезы выковал иглу, на конце которой погибель свою спрятал. И чем это для обоих обернулось, кроме людской крови, страданий и разочарования?»
Михаил внимал рассказу Щуки о давних событиях, стараясь не упустить ни слова. Хорошо хоть при мысленном общении не приходилось прислушиваться и переспрашивать, удерживая нить повествования. Эту историю, происходившую когда-то в начале времен, он слышал обрывками от Ланы и Водяного. В изложении Щуки все звучало немного мягче. Чему удивляться? Хозяин Нави был ей родней. И все же что-то не сходилось. Какое-то звено явно отсутствовало. Получалось, что Константин Щаславович, или как его там на самом деле звали, не всегда нес с собой разрушение и смерть.
«Твоя правда, касатик, — охотно кивнула зубастой головой Щука. — Не всегда. — Он раньше кузнецом искусным был. Мог любое узорочье хоть из лунного света сковать. А уж какие чертоги возвел для себя и своей лады из Верхнего мира — залюбуешься!»
«И что же произошло?» — удивился Михаил, вспоминая исходившую от Бессмертного ауру Нави, в которой уже и не отыскалось бы добра, что бы ни думали по этому поводу сторонники непротивления злу насилием.
«Да в том-то и дело, что никто толком не знает! — грустно забулькала древняя рыбина. — Говорят, обидел его какой-то смертный князь. Не захотел считать ровней, да еще и холопом обозвал. Это у кого угодно ретивое не выдержит. За это и получил так, что долго потом на том месте, где его царство стояло, даже трава не росла. Да только и бедному ящеру, расколовшему свою душу злом, иного пути, как в темную Навь, уже не осталось. Он же как первое злодейство совершил, вкус к кровопролитию почувствовал. Магия крови и смерти, сам знаешь, одна из сильнейших. А уж нам, насельникам Исподнего мира, удержаться от ее использования особенно сложно, — добавила Щука, плотоядно щелкнув зубастой пастью. — Манит она нас, согревает, могущество дает. Вот глупый молодой ящер и не сумел от соблазна удержаться, едва весь род людской не порешил, пока его Иван-царевич да жар-птица не остановили. С тех пор в Нави сидит, падалью питается, наружу выбраться мечтает.
«Для этого он и хочет прибрать к рукам владения Ланы?» — на всякий случай уточнил Михаил.
Ответ он в принципе знал, но надеялся, что Щука, разохотившись к воспоминаниям, расскажет что-то новое.
«А для чего же еще? — шевельнув хвостом, охотно отозвалась она. — Лана, конечно, красавица каких поискать, но девок красных знаешь сколько у моего правнука было? Во всех трех мирах. Он как брачную клятву нарушил, закон ему стал не писан. Да и то сказать, у вас, у людей, тоже есть поговорка: кто смел, тот и съел. Водяной надеется, что человеческое обличье и любовь смертного его ненаглядную умницу-Хранительницу защитит. Да только плохо он моего правнука знает! Тот, как в вашем зеркале оказался, еще злее и безжалостнее стал. Раньше-то он хотел дело миром решить, думал, Лана сама к нему, как прежде Двина, на шею кинется. На что рассчитывал, когда весь до костного мозга падалью пропах? И что он может ей дать, кроме бренного металла да полигонов своих вонючих, да и разучился он что-то давать. Только брать умеет. Погибель свою спрятал, а сам уже давно мертвее мертвечины».
Щука неодобрительно забулькала,
