— Я говорил, там знак, — меланхолично напомнил наставник, не отрывая взгляд от раскрытой папки с протоколами допросов.
— Кто мы, а кто они, — зло проскрипел Липатов, продолжая бороться с течением.
— Какая разница, если они весят на двадцать тонн больше? Там, где оба игнорируют закон, выигрывает тот, кто раздавит помеху и поедет дальше.
— Их же тогда повесят? — Недоверчиво глянул на шефа стажер.
— Может быть. Если найдут, — пожал тот плечами. — Поэтому прижмись к обочине и тихонько двигай вон к тем воротам.
Промзона пахла мазутом, сожженной травой и сладостями — в зависимости от того, откуда дул ветер. Небольшой участок за добротным четырехметровым ограждением из сваренных меж собой миллиметровых листов стали, с колючей проволокой поверх, как раз был источником приятного ванильного аромата — или же стоял у него на пути.
— Хозяева! — Застучал кулаком Липатов, тщетно пытаясь найти щель в ограждении, чтобы заглянуть внутрь.
Через некоторое время неслышно скользнула в сторону заслонка, открывая прямоугольник внутреннего двора — точнее, его отражение в зеркале, выставленном под углом. На гостей глянули спокойные серые глаза, обрамленные сеточкой морщин.
— Николай Иванович Росков? — Утвердительно произнес старший, сверяясь с досье в папке. — Полковник особой службы Сергеев. Мы по поводу пожара.
— Мои дети все рассказали.
— Вы не могли быть так любезны дать разрешение на повторную беседу? У нас новые обстоятельства дела.
— Нет. — Качнуло отражение головой. — Они сильно переживают. Не хочу напоминать о трагедии.
— Буквально половина часа, не больше. — Продолжал настаивать Сергеев. — Беседу проведет специалист — психолог. Нам необходима ваша помощь, Николай Иванович.
Скверное настроение и показное унижение начальства перед каким‑то рядовым торгашом буквально взбеленили Липатова, подвигнув на резкий шаг вперед, во время которого он успел выхватить металлическую бляху Службы из нагрудного кармана и табельный пистолет.
— Видишь знак? — Прижал он первое вторым к окошку.
— Вижу. — Собеседник по ту сторону согласно прикрыл глаза. — Теперь внимательно посмотри над воротами.
Липатов некоторое время пытался сломать волю противника взглядом, но не заметив и тени страха ответ, все таки отступил на два шага назад и запрокинул голову вверх.
У самой кромки ограды обнаружилась закрепленная хомутами деревянная дощечка — потемневшая от возраста, растрескавшаяся от дождей и жары, с затейливым, хоть и грубоватым узором, где‑то определенно виденным ранее. Только где?
— Всего доброго, — лязгнула заслонка.
— Липатов, ты не сдашь, — убежденно произнес Сергеев, с громким хлопком закрывая папку.
— А что я?!
— Видишь число насечек на нижней кромке герба? Он служил у древичей двадцать лет. Какого хрена ты вылез?! — Сплюнув на дорогу, полковник развернулся к машине.
— И что, он теперь может держать нас на улице и сметь нам отказывать? — Набычился Липатов, стоя возле раскрытой двери машины.
— Живо за руль. — Полковник пресек лишние разговоры на улице и продолжил только после того, как мигнула зеленая лампочка самоизоляции. — Мы закон, а не власть. Хочешь власти — возвращайся в полицию.
— Наши вчера аристократа повесили, и ничего, висит себе, права не качает, — ворчал стажер, выруливая в поток.
— От него отказались свои же, мы исполняли чужой приговор. — Выдохнул полковник, успокаиваясь. — Видишь, как хорошо едем? А все почему? Мы двигаемся попутно. И служим мы так же! Пока наши интересы не пересекаются с владельцами больших тяжелых фур, все идет замечательно. И ты даже можешь попросить их водителей сделать так, как тебе нужно.
— Унижаться каждый раз?
— Нам почетно помогать, — со снисхождением посмотрел старший на стажера. — Они сами будут рады, из уважения к нашему господину или ненависти к конкурентам. Всего одно условие — прояви учтивость.
— И что теперь делать? — Загрустил Липатов, к радости полковника осознав свою вину.
— Попросим нашего воеводу попросить конунга этого уважаемого человека попросить своих детей ответить на наши вопросы, — пожал тот плечами.
— Долго, — понурился стажер.
— Я тебе больше скажу — после того, что ты сделал, еще и бесполезно.
Глава 20. Насекомые и тапки
Мы вошли в город с северо — востока, через старое городское кладбище. Единственная дорога в это место выходила на трассу до блокпостов и крупной надписи 'Багиево', здесь же она и заканчивалась, никак не соединяя молодой лес, разросшийся на месте заброшенного захоронения, с пригородом — мешал овраг в два десятка метров глубиной. Да и не жил тут никто. Оттого и новые хозяева города никак не озаботились закрыть тут движение с этого направления — груз тут все равно не провезти, да и людям пройти ой как непросто. Если бы не дядькины умения — так и застряли бы в болотистой низине, у берега мутноватой речки, проходящей по самому дну расщелины. А с его помощью — прошли словно по ступенькам. Под конец все‑таки пришлось карабкаться, цепляясь за корни кустов и траву — дядя Волк посоветовал завершить 'лестницу' пораньше, чтобы ее не было видно издалека. Только кто должен был увидеть, непонятно — словно вымерло все вокруг. Даже на той стороне оврага жизни было больше — пели птицы, глянула издалека умная мордочка лисы.
Неужели все уже покинули город? — екнуло под сердцем. Да нет, не должно бы — успокоил сам себя, напомнив суету города, из которого мы прибыли, забитые до отказа вокзалы с отбывающими людьми, череду автобусов, скорбно плетущуюся по дороге длинной колонной. Не могло оно все кончится так внезапно, для города, насчитывающего две сотни тысяч жителей.
Мы двигались по краю дороги, забитой обломками рухнувшего дома. Не могу представить, что должно было сделаться с массивным камнем первого этажа разрушенного строения, чтобы все его остальные этажи превратились в оплавленный щебень, местами покрытый желтой глазурью стекол и черной — металла.
— Ты слишком уверенно выглядишь для погорельца.
Так получалось, что я шел на два шага впереди, выбирая нам путь на каждом повороте — карту я выучил на совесть, так что ориентировался легко. А вот дядька путался без уличных табличек и указателей — на разрушенных домах как‑то их и нет…
— Разве я не должен знать город, в котором живу?
— Дело не в этом. Твое выражение лица… Слишком спокойное.
— Считаете?
Я глянул в уцелевшую витрину дома, внимательно оценил образ, придуманный на прошлой остановке. Тапочки, надетые после покорения оврага, но уже достаточно грязные от путешествия по разрушенным улицам. Шорты — я их и не переодевал, так что некогда бежевые, сейчас они раскрашены листвой и землей. Рубашка с короткими рукавами без карманов — серая от пыли, белая только с изнанки. Красная бабочка — бессменная, идеальная, хоть и самая старая из всего комплекта.
