Одно это его бы не разбудило. Молодой человек заворочался, пробормотал что-то, привлек жену ближе, но тут сквозь одурманенный любовью сон пробился звук, слабый, но настойчивый, и Александр недовольно открыл глаза.
Звук повторился. За дверью кто-то был. А теперь к стуку добавился еще и голос, тихий, но настойчивый.
— Милорд! Милорд Александр!
Любого, кто вторгается к людям в такую ночь, должно повесить, смутно подумалось Александру. Но ведь тот, кто на такое пойдет — в мыслях его мгновенно прояснилось, едва молодой человек выскользнул из теплой постели и пронизывающий рассветный воздух холодом обдал его обнаженное тело, точно ледяной душ, — непременно должен иметь некую очень вескую причину. И значит это только одно (тут Александр схватил халат и запахнулся в него), значит это только одно: стряслась серьезная беда.
За дверями стоял Джошуа. В дымном свете факела, закрепленного на стене, лицо его казалось бледным и напряженным.
— В чем дело? Что-то с герцогом?
Джошуа метнул опасливый взгляд мимо Александра, туда, где мирно спала Алиса, и взволнованно зашептал:
— Очень возможно. Нет, он не болен, но, сдается мне, ему угрожает опасность, равно как и вам. Прошу прошения за то, что потревожил, но, кажется, нам необходимо поговорить.
— Опасность? Угрожает герцогу?
Днем Александр, разумеется, с любопытством и оценивающе приглядывался к графу Мадоку — и во время сцены во внутреннем дворе, и после, в пиршественной зале, — но увидел лишь то, что граф, хотя поначалу не вполне смог скрыть вполне понятную досаду и гнев из-за провала своих матримониальных планов, довольно скоро вроде бы успешно овладел собою; и на свадебном пиру, восседая по левую руку от герцога, вел себя сдержанно, однако с улыбчивой, тщательно выверенной учтивостью. Ничего больше Александр не разглядел; взгляд его был прикован к Алисе и только к ней, а мысли занимало лишь приближение ночи. Молодой человек даже не задумался, что, собственно, произошло между Мадоком и герцогом во время их беседы с глазу на глаз сразу после пира.
— Нет, подожди. Вон туда, — тихо проговорил Александр.
Он неслышно прикрыл за собою дверь опочивальни, взял иудея под руку и увлек через весь коридор к проему в стене, где сквозь окно тянуло рассветной прохладой.
— А теперь рассказывай. Ты начал говорить про графа Мадока?
— Про кого же еще? Милорд, будь причина не так важна, я ни за что не стал бы тревожить вас нынче ночью, и то я откладывал до последнего…
— Не бери в голову. Продолжай. Что тебе известно?
— Только то, что граф сделает что угодно, на что угодно пойдет, лишь бы завладеть здешними землями. Бельтран много о чем мне порассказал, из того, что здесь творилось, но это уже не важно. Из того, о чем должна была идти речь нынче вечером между ним и герцогом Ансерусом, я знаю лишь одно, потому что мне предстоит отдать все необходимые распоряжения. Графу придется уехать, хотя не сразу, а через день-другой. Это лишь дань вежливости. Но завтра ему должно отослать своих воинов, чтобы они дожидались своего лорда за пределами замка.
— Право? И герцог сумеет его принудить?
— О да. Но разве вы не видите, что это значит? Если граф нанесет удар, то только нынче ночью.
— Нанесет удар? Но что он может?
Однако молодой человек угадал ответ заранее, еще до того, как Джошуа заговорил снова:
— Вам доводилось слышать про «молодых кельтов»?
— А, — тихо вздохнул Александр. — Да, разумеется. И они… она… кто бы уж там ни заправлял, — в самом деле рассчитывают, что он так или иначе завладеет Розовым замком?
— Думается, да. Понятно, что выбор пал на Мадока: он — наследник, а брак тем более упрощал дело. Я мало знаю о вашей стране, милорд, но я так понял, что замок расположен крайне выгодно: пожалуй, отсюда возможно контролировать северную дорогу или западный порт, где мы высадились с корабля?
— Это мне тоже неведомо, но… наверняка ведь он не станет ничего предпринимать сейчас? Даже если бы на пути не оказался я, в беседе герцог наверняка ясно дал понять, что знает о связях графа с заговорщиками и что о леди Алисе ему нечего и думать. Можно ли измыслить причину более вескую для того, чтобы отказать графу в так называемых правах на руку дочери и вручить ее мне? Чего ты боишься? Или еще что слышал?
— Ничего определенного. Но я случился рядом, когда пришли известия о том, что герцог возвращается из обители Святого Мартина, и я наблюдал за графом в тот миг, когда герцог представил вас как супруга леди Алисы. После того — пока все готовились к пиршеству — я пошел следом за графом Мадоком, посмотреть, что он станет делать. Что-что, а убийцу я с первого взгляда узнаю, милорд. Он отправился переговорить со своим капитаном, и хотя из разговора я ни слова не слышал, я видел их лица. Тогда я попытался предостеречь Бельтрана, но тот был всецело поглощен мыслью о браке и по уши занят приготовлениями к пиру… кроме того, он мне не поверил. Бельтран — человек простодушный, и для него замок, после того как он мирно прожил в нем всю жизнь, — воплощение мира и покоя. Да, в последнее время всякое бывало, но теперь, когда герцог вернулся, и представить себе невозможно, чтобы кто-то вздумал безобразничать. Притом, — ровный, с легким акцентом голос даже не дрогнул. — Бельтран отнюдь не склонен принимать на веру все то, что я, чужестранец и иудей, скажу про родича его господина. Вот я и пришел к вам.
— Ну и что ты мне посоветуешь делать?
— Сэр… — Вот теперь голос изменился; в нем зазвучало облегчение и требовательная настойчивость. — Сэр, может быть, вы заглянете к герцогу? Они с графом Мадоком давным-давно переговорили и разошлись по опочивальням. Я дождался конца беседы и сам проводил милорда в его покои, и сейчас все вроде бы благополучно, но там при нем только один слуга, а он обычно спит в передней, в пределах слышимости. Я подумал, что у покоев выставят стражу, но нужды в ней никогда не возникало, вот никто об этом и не подумал. Так что, сэр, ежели вы побудете там недолго, пока я разбужу кого-нибудь из свиты герцога, чтобы подежурили у дверей? А для этого мне нужно сослаться на вас. Я уже побывал в восточной башне и повернул ключ в замке. Если окажется, что ничего такого не замышлялось, люди графа ничего не узнают. А с рассветом я отопру дверь.
— Вот и хорошо. Ты все сделал правильно. Я уже иду. Вот только оденусь и меч захвачу. И еще… если миледи проснется и обнаружит, что меня нет… и подумает, что отец ее в опасности…
— Я разбудил Мариам. Она здесь, со мной. Она побудет с миледи, на случай если та проснется. Помолимся же Господу, в коего все мы веруем, что беспокоить ее не придется и что все наши предосторожности окажутся ни к чему!
