Многие огоры бежали ко вратам, и кхорниты устремились в погоню. Боевой зверь, всадники которого повисли мёртвыми в сёдлах, преследовал Ушкара Мира, угрожая раздавить его. Слева раздался безумный вопль, и два кхоргората Рабов Крови прыгнули на чудовище. Зверь упал. Мир не остановился посмотреть, как один из кхоргоратов откусил голову животного, разгрызя его большие рога могучими челюстями, и целиком проглотил.
Смертоносец продолжал бежать. Большие и маленькие тела вновь устилали поле битвы, как много раз прежде. Ушкар поборол ликование от вида бойни, ведь этот путь вёл к истинному проклятию. Цепляясь за уцелевший до сих пор стержень собственной воли, он срезал бегущего огора, затем второго. Раззявленные красные врата поблёскивали уже совсем недалеко. Тут и появился Матрор, вышедший навстречу ему с высоко поднятым мечом.
Мир тут же прекратил преследование, изготовившись к возобновлению поединка.
Череп ухватился за волосы очередного трофея и оттянул их, готовясь отсечь голову и добавить её к растущим пирамидам.
Мужчина застонал и открыл глаза. Тут же Череп отпустил его голову и перевернул воина на спину. Умирающий кровавый налётчик заморгал; его глаза, освободившиеся от ярости, вновь исполнились страха.
— Где я? Что это за место? — спросил он. Взглянув на собственную грудь, чтобы рассмотреть глубокие раны, воин увидел развитые мышцы и грубые татуировки, а также шипованые ремни, носимые вместо одежды. Его глаза расширились. — Что со мной случилось? Во что я превратился?
— А, — произнёс Череп. — Ярость покинула тебя.
— Ярость? А ты кто? Где я?
— Я — Череп, — ответил Череп, присел рядом с кровавым налётчиком и воткнул свой длинный нож в землю. — Скажи мне, зачем люди сражаются?
Лицо мужчины исказилось в недоумении.
— Я умираю, а ты загадываешь мне загадки? Помоги мне!
— Так я и помогаю тебе. Ответь на вопрос, и немного разберёшься, где ты.
Умирающий закашлялся. Его дыхание вырывалось толчками, розоватая кровь пенилась на губах.
— Человек сражается, чтобы защитить свою землю или свою семью. Или ради денег.
— А если этих вещей больше нет?
— Тогда человек сражается, чтобы выжить.
— Очень хорошо. Вот этим ты и занимался, — объяснил Череп.
На лице мужчины отразилось жуткое осознание.
— Старые боги! Я вспоминаю… Что я наделал? Что я наделал! Краснота больше не застилает мой взор. Теперь я вижу, я вижу!
— Шшш! — шикнул Череп, наклонился к умирающему и пригладил его волосы, влажные от пота и слипшиеся от крови. Кожа мужчины была склизкой, его борода замусолилась и покрылась запёкшейся коркой. Лицо его, как и тело, обезображивали татуировки, но под этой маской дикости проглядывало подлинное страдание.
— Красное неистовство оставило тебя. Кхорну ты больше не нужен. Он покинул тебя.
Мужчина заплакал.
— Я убил их всех… Моих друзей. Я съел их сердца.
— А знаешь, зачем ты это сделал? — спросил Череп. — Ты сделал это, чтобы выжить.
Он оглянулся туда, где до сих пор сражались Мир и Матрор. Уже наступал вечер, а эти двое продолжали биться, и ни один не мог превзойти другого. Огоры либо погибли, либо сбежали, а Рабы Крови приостановили свои перебранки. Те немногие, кто уцелел, обессилено упали на колени и осоловелыми глазами наблюдали за смертоносцами. Кучка других занималась своими подношениями Кхорну. Блуждая по полю битвы, они отсекали головы от тел павших, и складывали их в пирамиды, оставшиеся ещё со вчерашнего боя. Одна из них выросла выше прочих и пылала. Раскрытые челюсти и глазницы сияли огнём.
— Я поведаю тебе одно сказание, — мягко произнёс Череп. — Была однажды земля, а в самом её сердце лежал славный город под названием Мир. Были у него короли, добрые и справедливые, и правили они образцово. Много войск было у Мира, умелых в битве, и состоящих из могучих воинов и рыцарей, что седлали сказочных зверей. Сотен волшебников они могли призвать на войну, а жители той земли превосходно владели ремеслами. Они были миролюбивы, но с готовностью направили свои умения на создание смертоносных устройств, как только боги оставили Владения. Благодаря этим механизмам, они оставались свободными даже тогда, когда соседние с ними народы пали пред Хаосом и были либо уничтожены, либо совращены один за другим, до тех пор, пока земля Мира не осталась в одиночестве посреди моря тьмы.
— Многие годы Мир сопротивлялся, подобно лучу света в тёмную эру крови. Беженцы из других земель заполонили его улицы, но город принимал их без возражений. Многообразие стало их силой.
Череп вздохнул.
— Есть лишь одно сказание, что может поведать Хаос, и оно о поражении. Рано или поздно, оно настигнет всех, кто отвергает Четвёрку. Каждый год границы Мира сужались. Область там, остров здесь. Иногда город отвоёвывал свои земли обратно и вновь обретал то, что было утрачено. Каждая победа омрачалась горечью, ведь столь многие гибли за возвращение земель, обращённых в пустоши силами Хаоса. Моря наполнялись кровью, леса оборачивались зарослями из вопящих костяных деревьев, сельские угодья превращались в пыльные равнины, где каждой ночью сталкивались в бою призрачные рати. Очень немногое из возвращённого можно было использовать вновь, и с каждым таким укусом Мир умирал — и так продолжалось, пока не остался лишь сам город.
— Ушкар Мир, — закашлялся мужчина. — Он был королём?
Череп помотал головой.
— Нет. Ушкар был не королём, но чемпионом своей эпохи, так щедро благословлённым воинским умением, что мог бы соперничать с самим Зигмаром. Он был невероятно опытным стратегом, каких не встречалось со времён Эры Мифов. — Череп улыбнулся тщетности этого. — Но он не мог победить. Вскоре пришла неотвратимая ночь, когда стены Мира были осаждены в последний раз. Вся мощь ратей Кхорна обрушилась на этот последний город, поскольку непрекращающееся сопротивление Мира стало оскорблением для Повелителя Войны. У них не было надежды на победу. Но Ушкар, он был… и остаётся… исключительным созданием. Взглянув на бесконечную орду из меди и стали, он не отчаялся. Он не мог победить, только не на этом поле битвы, поэтому он выбрал другое. Вот почему Ушкар пожелал выжить — чтобы найти место, более подходящее для победы. Как говорят, его пригласил присоединиться к Тёмному Пиру сам Корг Кхул. Ушкар Мир согласился без возражений.
— Как и я, как и я! Мне так жаль, так жаль. — Мужчина задыхался от слёз. — Так жаль.
— Не проси прощения! — встрепенулся Череп. Он указал на сражающихся смертоносцев. — Вот он — Укшар Мир. Его желание жить — это не какое-то жалкое стремление продлить бессмысленное существование. Мир замышляет месть! Без остатка посвятив себя красному пути Кхорна, он надеется достигнуть высот демоничества и бросить вызов самим богам. Разве ты не видишь, мой друг? В разумном мире человек обретает бессмертие в своих детях, в своих творениях. Но это больше не разумный мир. Дети зарублены, творения повергнуты. Если великие силы вселенной забрали твою семью и достижения, у тебя остаётся лишь один способ обрести бессмертие — выживать и превзойти своего господина. Разумеется, Владыка Черепов знает о стремлении Мира, но мне кажется, что Кровавый Бог находит что-то приятное для себя в его непокорности. Возможно, Ушкар добьётся успеха; возможно, высокомерие — единственная слабость богов. Возможно… ну, кто знает?
