Эйлис посмотрела Аравану в глаза:
— Это было бы чудесно, милый. Мы будем гулять с тобой в наших снах и заказывать их по своему желанию.
Араван улыбнулся:
— Я уже гулял в моем сне с тобой, Chieran. Эйлис поцеловала его и вновь прислушалась к ударам
его сердца.
После долгого молчания Араван прошептал:
— Завтра?
— Да.
Он крепко сжал Эйлис в объятиях.
В бывшей каюте провидицы шла подготовка к прогулке в сон. Джату лежал на соломенной подстилке — койка была слишком мала для его гигантской фигуры. Эйлис сидела скрестив ноги и прислонившись к стене, ее руки покоились на бедрах. Джиннарин в такой же позе разместилась на койке, с противоположной стороны от Джату. В комнате стоял полумрак.
— Чувствую себя как жертва невидимого хищника, напавшего на меня в джунглях, — пожаловался Джату.
Джиннарин и Эйлис сохраняли молчание.
Гигант вздохнул и перевалился с боку на бок, безуспешно пытаясь унять тревогу.
Какое—то время он еще поворочался, затем встал и вышел из каюты, но вскоре вернулся и опять улегся на пол. Где—то поблизости послышалось пение. Слова разобрать не удавалось из—за скрипа снастей и шуршания волн, обтекающих корпус «Эройена».
— Апи, — произнесла Эйлис мягким голосом одно из слов внушения Онтаха.
Джиннарин плавно скользнула в состояние глубокой медитации и, использовав еще одно слово внушения, которому ее научила Эйлис, погрузилась в сон. Она сидела на ветке высокого дерева. Внизу, на берегу небольшой бухты, резвилась парочка выдр, съезжая на животах по илистому наклонному берегу, как с горки. От удовольствия Джиннарин рассмеялась, и тут появилась леди с каштановыми волосами.
— Воробышек, — произнесла она и протянула руку.
— Яркое Крылышко, — отозвалась пикса, беря ее руку
в свои.
Они скользнули между стволами деревьев и оказались совсем в другом сне. Их взору предстала хижина, сплетенная из ивовых прутьев.
Больной черный мужчина в набедренной повязке ле—жал на плетеном мате, за ним ухаживала молодая женщина с обнаженной грудью. Она укладывала ему на лоб влажную повязку. За ними наблюдал высокий черный юноша. Лицо его было искажено страданием. В отдалении был виден спешащий к ним мужчина, наспех одетый, его черное лицо было выкрашено в мертвенно—бледный цвет. В руках он нес чашку, змею, цветок и корень.
— Я не хочу этого видеть, — отворачиваясь, сказала Воробышек.
— Мы должны наблюдать и запоминать, — возразила Яркое Крылышко.
Воробышек задрожала и потрясла головой:
— Нет, Яркое Крылышко, это отец и мать Джату, и здесь он убил Юджубу. Юноша — это он сам. Черный мужчина с чашкой яда — Юджуба. Я не хочу этого видеть. Пойдем. Пошли быстро!
В стене появилось отверстие, но, когда они подошли к нему, стена начала дрожать, сдвигаться и рушиться.
— Скорее! — закричала Яркое Крылышко. — Беги! Они проскочили через дыру в хижине и оказались в
каюте. Их было трое: пикса, Эйлис и мечущийся черный гигант.
— Нет! — выкрикнул Джату и резко сел, пот градом струился по его лицу и шее, стекая на грудь.
Воробышек произнесла слово внушения… …и открыла глаза.
— Все в порядке, Воробышек, строй мостик в сон Джату.
Они вошли в узкий туннель, в конце которого был виден свет, и оказались в гичке. Мужчины мощно гребли, на носу стоял Джату, держа в руке древко большого гарпуна, в воздухе раздавался его звонкий смех.
— Джату! — закричала Джиннарин. — За кем ты охотишься?
Черный гигант обернулся, и его лицо осветилось радостной улыбкой.
— А—а–а, малютка Джей, мы охотимся вот за этим… — . И он указал на быстро бегущее по небу белое облако.
— За облаком, Джату?
— Да, Джей, за большим китовым облаком. Неожиданно Воробышек осознала, что гичка находится
в небесах. Позади, высоко в облаках, следуя за стремительно мчащейся гичкой, плывет галера.
Воробышек посмотрела вперед: облако, которое они преследовали, помахивало огромным хвостом вверх и вниз, используя его для движения вперед.
— Но почему, Джату? Зачем преследовать облака? Джату согнулся пополам от смеха, но, задыхаясь, все
же смог произнести:
— Из—за туманной медузы, малютка Джей. Драгоценной туманной медузы. — Его хохот сотряс воздух. Гребцы давились от смеха, усердно налегая на весла.
— Воробышек, — позвала Яркое Крылышко, ее лицо расплывалось в улыбке, — нам надо идти. Посмотри вперед.
Небесная твердь на горизонте начала расплываться, одно за другим, словно задуваемые ветром свечи, исчезали облака.
— Этот чудный сон подходит к концу, — с жалостью произнесла Воробышек.
— Мост, — напомнила Яркое Крылышко. Воробышек выстроила проход, и они с Эйлис вошли в
него, все еще слыша за спиной смех Джату.
Проговорив слова внушения…
…Эйлис и Джиннарин открыли глаза под звуки радостно смеющегося во сне Джату.
— Не бойся, Джиннарин. Мы не будем входить в твой сон, пока ты не будешь совсем готова.
— Когда же это произойдет?
— Я бы сказала… после еще одной ночи прогулки по сну Джату.
Джиннарин улыбнулась:
— У него такие чудные сны, не правда ли? Совершенно непредсказуемые. — Улыбка исчезла с ее лица. — Все, кроме сна про Юджубу.
Эйлис кивнула, но на лице ее появилось задумчивое выражение.
— Интересно…
Джиннарин взглянула на провидицу:
— Что?
Эйлис, казалось, полностью погрузилась в размышления.
— Что? — переспросила Джиннарин.
Эйлис потрясла головой, словно пробуждаясь от грез. Она глубоко вздохнула.
— Тебе интересно — что? — повысила голос Джиннарин, надеясь, что на этот раз будет услышана.
— Мне интересно, вечно ли ужасные события повторяются в чьем—либо сне. Интересно, так же ли часто оживают в памяти радостные события. И еще я хотела бы знать, можно ли удалить из памяти зловещие воспоминания, такие как сон про Юджубу, чтобы они никогда не тревожили их владельца. И если можно — то как? Если бы я хоть однажды спросила Онтаха… то мы, возможно, и сумели бы избавить Джату от его кошмара.
— Или кого другого, — добавила Джиннарин. Эйлис мечтательно проговорила:
— А не поискать ли нам учителя, знающего толк в прогулках по сну и способного придавать ему нужный облик?
— Вообще—то, мы можем попробовать и сами отыскать способ избавления сна от ужасных событий, — принялась размышлять вслух Джиннарин, — или удалить такой сон полностью.
— Нет, Джиннарин, здесь надо действовать осмотрительно, поскольку сны в некотором роде очищают душу от страха, гнева и других сильных эмоций. И, удалив сон полностью, можно нанести еще больший вред. Тот, кто пытается излечить сон, должен отыскать способ внести гармонию в душу спящего, не избавляя его от самого сна.
