Да, эта рана практически смертельная и, вполне возможно, это был простой расход ценного продукта, но я не мог поступить иначе. Подняв голову Глена, я влил ему в рот еще несколько глотков лимэля, надеясь, что зелье поможет и на этот раз. Несколько минут ничего не происходило, а потом я увидел, как края жуткой раны на груди начинают медленно сходиться. Я принялся им помогать, выравнивая и прижимая друг к другу. Под изумленные возгласы Глен закашлялся и открыл глаза. Я помог ему повернуться на бок, чтобы он мог выкашлять всю еще не запекшуюся кровь из поврежденного легкого, а затем дал выпить еще несколько глотков лимэля, а несколько капель вылил ему на спину в том месте, где был разрез.
«Не помешает», – подумал я и стал смотреть магическим зрением, как происходит процесс заживления.
Не прошло и двух минут, как Глен уже полностью пришел в себя и удивленно стал ощупывать свою грудь, найдя на месте раны лишь большой шрам. К тому времени как он окончательно пришел в себя, я уже успел отыскать клинки, очистить их от крови и вложить в ножны.
– К-командир? – изумленно уставился на меня боец. – Мы что, уже на том свете?
– Поднимайся, – я подал ему руку. – Или ты от такой царапинки помереть надумал?
Глен схватил меня за руку и с трудом поднялся. Его пошатывало, видимо, от большой потери крови, поэтому я тут же приказал ему:
– Сейчас идешь в столовую и выпиваешь кружку вина, а потом набиваешь желудок, так как тебе еще только предстоит узнать, что такое настоящий голод. А после этого – спать! Понял?
– Слушаюсь, командир! – вытянулся в струнку пошатывающийся Глен и попытался отдать мне честь.
Я едва успел перехватить его руку, чтобы ненароком он не поломал себе подживающие ребра. Как маленький, честное слово!
– Иди давай, – сказал я с улыбкой и обратился к окружающей нас толпе: – Кто-нибудь, проводите его, а то еще сомлеет по дороге.
Двое горожан с готовностью подхватили Глена под ручки и повели к столовой, а я колыхнул фляжку, обнаружив, что она еще на треть заполнена целебной жидкостью. Эх, гулять так гулять!
– Еще раненые есть? – спросил я народ.
– Есть! Конечно, есть! – засуетились все и буквально потащили меня к дому, куда сносили всех пострадавших.
Их было много, в основном легкораненые, получившие стрелы в мягкие ткани или просто небольшие порезы. Их я лечить не стал – нечего добро переводить, а вот нескольким тяжелораненым помог. Одному из них кочевник пропорол бок кинжалом, поэтому я влил в рану немного лимэля, а потом дал воину сделать глоток из фляжки. Когда процесс пошел, я повернулся к следующему. Им, к моему удивлению, оказался Ламин, получивший стрелу в грудь. Рана оказалась серьезной, потому что стрелу уже пытались извлечь, что привело к ужасным последствиям – наконечник отломался и остался в ране в непосредственной близости от сердца. Здесь смог бы помочь очень опытный хирург, а не местная знахарка, которая сейчас штопала разрезы Трита. Последнего угораздило каким-то образом влезть в самую гущу драки и получить больше десятка глубоких ран.
Секунду поколебавшись, я все же решил помочь Ламину и присел рядом с ним. Воин был без сознания, что облегчало мне задание. Под удивленные шепотки раненых и любопытных, что зашли вслед за мной в дом знахарки, я двумя пальцами залез в рану на груди воина и сосредоточился. Нет, я не стал пытаться пальцами ухватить наконечник, вместо этого я небольшим магическим коконом обернул его вместе со всеми частичками грязи, попавшей в тело, а потом осторожно стал подтягивать, стараясь не задеть сердце. Через минуту наконечник стрелы уже был в моих пальцах, и я вытащил его под изумленные охи раненых, наблюдателей и самой знахарки. После этого я капнул в рану лимэль, влил пару глотков в рот Ламину, а остаток дал выпить Триту.
Затем я вышел из дома и отправился искать командира Хагела. Он обнаружился за стеной, где вместе со своими воинами осматривал мертвые тела кочевников. Когда я, отыскав свой лук, подошел к нему, он находился в полнейшей прострации.
– Командир! – позвал я его.
Спустя несколько мгновений он повернулся и уставился на меня.
«Ну, сейчас начнется», – мысленно вздохнул я.
– Алекс… – Хагел выглядел донельзя ошарашенным, под стать своим воинам, которые стояли рядом с ним. – Я слышал многое про рассветную школу, некоторое вообще принимал за откровенное вранье… Но теперь поверил всему, что мне говорили!
Я огляделся и попытался сосчитать трупы под стенами. Где-то десятков семь-восемь будет, почти как в лагере разбойников, с которыми я встретился полгода назад. Вот только тогда мне сильно помогли эльфы, а сейчас я практически всю работу проделал сам. Оглядывая в свете горящих факелов тела, лежавшие местами поодиночке, а кое-где целыми грудами, я поймал себя на мысли, что не чувствую ни жалости, ни сострадания, ни ужаса от того, что абсолютно хладнокровно зарезал и пристрелил больше полусотни людей. Может, эльфы были правы, я действительно тот самый Убийца?
– Спасибо, Алекс! – твердо произнес Хагел. – Ты спас Город и всех…
– Не стоит, командир, – прервал я его, понимая, что изъявление благодарности может затянуться надолго. – У меня к вам парочка советов. Во-первых, нужно как можно быстрее отловить всех лошадей, которые сейчас еще не успели разбежаться по всей округе. У меня на них имеются большие планы. Во-вторых, нужно собрать все оружие кочевников, чтобы к утру я смог хорошенько в нем покопаться и прикинуть, как лучше вооружить людей. Это нужно сделать тоже быстро, поэтому пусть вам помогают все мои бойцы и горожане. Хорошо?
– Сделаем! – отдал мне честь Хагел.
– Ну, а пока вы все это будете делать, я вздремну, – сказал я и пошел досыпать, провожаемый восхищенными взглядами воинов.
На улицах Города было людно. Там находились практически все жители, помогая воинам стаскивать трупы кочевников в одну кучу. Все громко обсуждали происшедшее, склоняясь к мысли, что если бы не «новый командир», то кочевникам удалось бы без проблем захватить поселение. Когда я проходил мимо, разговоры стихали, превращались в шепотки. Это все мне ужасно льстило, но одновременно я понимал, что жить здесь долго не смогу, так как со временем такое отношение окружающих превратится в пытку. Добравшись до своего дома, я отметил, что постепенно начало светлеть, и подумал, что часа два у меня еще есть, пока Хагел со всем разберется.
И вот тут адреналин в крови перестал действовать, и на меня навалилась маячившая на краю сознания боль. Наступила расплата за несколько мгновений ускорения, и теперь все разорванные ткани, все поврежденные мышцы ныли, требуя срочно заняться собой. Рухнув на жесткую лавку, я задействовал процессы восстановления тела, даже не имея сил на то, чтобы снять перевязь с мечами. А потом мое сознание снова унесла с собой темнота.
