Скрипнувшая дверь заставила боярина вздрогнуть. Переход от тьмы к свету оказался для него слишком неожиданным, и он невольно закрыл глаза. Именно это обстоятельство и помешало ему разглядеть вошедших. Сильные руки подхватили Ерменя и вытолкнули его из темницы. Боярин попробовал обернуться, но, получив сильный тычок в спину, свое намерение изменил. Глаза его уже привыкли к свету факелов, и он бодро зашагал по ступенькам, радуясь тому, что тащат его вверх, а не вниз.
Студеня, сидевшего в кресле, очень похожем на трон, Ермень опознал сразу, да и мудрено было не опознать сына Турицы в подобном окружении. Орики, вопреки распространенному о них мнению, высоким ростом не отличались. Это были коренастые, неуклюжие по виду существа с длинными, касающимися колен, руками. Красотой лица они не блистали, тут Ревень был абсолютно прав. Особенно уродливо смотрелся единственный глаз, располагавшийся в середине лба. Растительности на голове у ориков не было. Ни волос, ни усов, ни бород. Зато эти самые волосы густо росли на туловищах, облаченных в грубые кожаные безрукавки. Зрелище, что и говорить, было не из приятных. И боярин Ермень никак не мог взять в толк, как он мог перепутать одного из этих уродов с сотником Гривулей, обладавшим вполне благообразной внешностью. Интересно, кто навел на него морок – орики или Студень?
– Надо полагать, ты, боярин Ермень, уже догадался, у кого находишься в гостях? – насмешливо спросил Студень.
– Предполагать я могу что угодно, мечник, – вздохнул биармец.
– Я не мечник, – холодно отозвался Студень. – Я сын владыки этих земель.
– Хотелось бы узнать его имя, – скромно заметил Ермень. – Чтобы не ошибиться с поклоном.
– Моего отца зовут Ильмом, боярин. Он был правой рукой титана Аримана и чудом избежал плена и смерти. С тех пор прошло много лет, и силы его стали иссякать, но он все-таки сумел вбросить свое семя в женское лоно, дабы род, ведущий свое начало со времен Творения, окончательно не угас. Жар-цвет поможет ему обрести прежнюю силу.
– Ты заботливый сын, это надо признать, – улыбнулся Студеню Ермень. – Мало кто в наше похабное время стал бы так хлопотать о поправке здоровья своего отца.
Лицо Студеня дрогнуло и покрылось красными пятнами, похоже, он решил, что боярин над ним издевается. А Ерменю пришло в голову, что сын Турицы не слишком уютно чувствует себя в этом замке среди отцовской челяди. Что, в общем-то, и немудрено. Студень всю свою сознательную жизнь провел среди людей и наверняка до определенной поры числил себя человеком. И биармцу очень хотелось бы знать, когда в жизнь его двоюродного брата вторгся родитель-титан. Однако с вопросами Ермень не торопился, боясь, что его заподозрят в коварстве.
– Мой отец, титан Ильм, готов пощадить и тебя, боярин, и мечника Ревеня, – продолжал Студень. – Но для этого вы должны стать частью его народа.
– Каким же образом? – насторожился Ермень.
– Через брачный обряд с ягынями, – криво улыбнулся Студень.
– Вот тебе мой ответ, сын тролля, – смачно плюнул на блистающий чистотой пол Ревень. – Будь ты проклят.
Эти слова были последними в жизни отважного мечника. Боярин Ермень не видел удара, нанесенного коренастым ориком, зато он увидел голову Ревеня, подкатившуюся к его ногам, и в ужасе отшатнулся.
– Твой ответ, Ермень? – строго спросил Студень. – Или ты тоже предпочтешь смерть браку?
– Ну почему же, – кхекнул пересохшим горлом биармец. – Чтобы угодить титану Ильму и тебе, княжич, я готов на многое, точнее на все.
– Я считал тебя разумным человеком, Ермень, и рад, что не ошибся, – ласково проворковал Студень и, повернувшись к орикам, небрежно бросил: – Приведите боярину его невесту.
Биармец очень надеялся, что слухи о внешности ягынь сильно преувеличены, но, увы, его надеждам не суждено было сбыться. Если бы боярину заранее показали это заросшее грязью и коростой существо с отвисшими, словно у древней старухи, грудями, он, пожалуй, последовал бы примеру мечника Ревеня. О лице ягыни говорить не приходилось, оно было еще хуже тела. Проваленный нос сочился слизью, а изо рта пахло так, что Ермень содрогнулся.
– Но ведь она стара! – попробовал увильнуть биармец.
– Бери, что дают, – прорычал над его ухом длиннорукий орик, кажется, тот самый, что снес голову мечнику Ревеню. – Ей нет еще и восемнадцати.
– Она твоя родственница? – попробовал улыбнуться уроду Ермень. – Но ее хотя бы помоют?
– Бери, что дают!
Положим, товар был не из самых лучших, но у боярина, к сожалению, не было свободы выбора. Зато была надежда, что удастся как-нибудь вырваться из ловушки, в которую он угодил не столько по собственной глупости, сколько благодаря чужому коварству.
– Мой отец, титан Ильм, будет посаженным отцом на твоей свадьбе, боярин, – сказал Студень.
– Премного благодарен, – склонился в поклоне Ермень. – Это честь для меня.
– Тогда чего мы ждем? – прорычал орик, по-прежнему стоявший у боярина за спиной.
– Да, конечно, – сочувственно глянул на биармца Студень. – Возжигайте очистительные костры. И принесите мне жар-цвет.
Брачный обряд вершился вне стен замка. Торжественная процессия, главными действующими лицами которой были боярин Ермень и его невеста, двинулась через распахнутые ворота к ближайшему склону, поросшему густым лесом. Биармец в панике оглядывался по сторонам, но, увы, никто не спешил к нему на помощь, вокруг были только орики с тяжелыми секирами в руках. В отдалении вспыхнули огни. Похоже, это и были очистительные костры, о которых говорил Студень. Биармец много бы дал, чтобы огонь пожрал его нареченную раньше, чем их поведут на брачное ложе. Но, похоже, его надеждам и в этот раз не суждено было сбыться. Костры хоть и дышали смертельным жаром, но принимать очередную жертву не спешили. В огненный круг вошли только боярин с ягыней и сын тролля Студень. В руках Студеня был дар богов, ради обладания которым Ермень и Волох рисковали жизнью. Неужели только для того, чтобы жар-цветом завладел титан, выродившийся с течением времени в захудалого тролля.
– Я полагал, что твой отец живет в замке, – словно бы вскользь заметил биармец.
– Нет, – негромко заметил Студень. – Он стоит здесь, среди этих скал.
Ермень слышал о способностях троллей обращаться в камень, но не слишком им верил до сегодняшнего дня. Но, похоже, именно сегодня ему предстояло собственными глазами убедиться в том, что рассказы о жутких существах, которые он считал пустыми байками, имеют под собой реальную основу. Боярин почувствовал силу, исходящую от скал, и затрепетал в предвкушении чего-то ужасного. Студень снял крышку с божественного сосуда, и едва заметный дымок заструился из горлышка. Поставив жар-цвет на землю, сын тролля отступил на несколько шагов назад и положил руки на секиру, пристегнутую к широкому кожаному поясу.
– Ты уверен, что тебе очень хочется встретиться взглядом со своим отцом? – шепотом спросил Ермень насупленного мечника.
– Молчи, боярин, – зло прошипел Студень. – Это не твоего ума дело.
В какой-то миг биармцу показалось, что одна из скал, окружающих горное плато, дрогнула, и он невольно отпрянул назад, наступив при этом на ноги ягыни, стоявшей за его спиной. Ягыня по-крысиному пискнула у самого уха боярина, и он содрогнулся от отвращения.
– Ты привел ее? – прозвучал вдруг от скал глухой страшный голос, от которого у Ерменя мурашки побежали по спине.
– Нет, отец, – крикнул в пустоту Студень.
– Почему?
– Ты сам найдешь Лелю, когда к тебе вернутся силы, – ответил Студень. – Я принес тебе главное – жар-цвет.
– Я чувствую это, – прогромыхал тот же голос.
Ближняя к кострам скала задрожала и стала превращаться в нечто, напоминающее очертаниями человеческую фигуру. Теперь Ермень уже не сомневался, что видит тролля, родившегося титаном, но растерявшего свою силу в борьбе с богами. Рост тролля превосходил человеческий раз в пять по меньшей мере, его огромные руки, вдруг взлетевшие над головами испуганных ориков, могли, казалось, обхватить и замок Цепень и прилегающие к нему земли. Тролль сделал первый шаг, и земля задрожала под его ногою.
