Меч в моей руке. Конь набирает разбег и кажется, что остановить его сможет только какое-то серьезное препятствие. Подкованные мощные копыта подкидывают вверх комки снега, и я слышу, как хрустит под его сильными ногами старый ломкий валежник и ветки. Злой холодный ветер бьет в лицо и горячит мою кровь. Предчувствие жестокого боя вбрасывает в кровь адреналин и, оскалившись, словно зверь, я смотрю только прямо, и выбираю того из врагов, кто умрет от моей руки первым. Вокруг меня, наверняка, нечто подобное происходит и с другими дружинниками, которые пристраивают своих лошадей рядом со мной. И спустя всего одну минуту, сбившись в некое подобие казачьей лавы, стремя к стремени, наш плотный живой поток ударяет в строй врага.
– А-а-а-а! Бей! – в боевом запале, кричу я, направляя своего коня на кажущегося более массивным вражеского оленя.
Удар! Боевой дарнийский жеребец, который не боится никого и ничего, своей широкой мускулистой грудью ударяет в туловище не успевшего развернуться ему навстречу оленя. И боевое животное нанхасов не устояло на ногах, видимо, олень истощен дальним переходом. А его всадник, крепкий широкоплечий мужик в костяном доспехе и с ятаганом в руках, вылетает из седла и оказывается на пути десятков копыт, пара которых, наверняка, опустится на его тело.
Повод на себя. Я намотал ремень на левую кисть. Хрипя и, закусывая мундштук, жеребец замедляет свой бег, останавливается, и я оказываюсь среди врагов. Передо мной шаман, пожилой мужчина в большой лохматой шапке. Он что-то выкрикивает, и я чувствую, что в мою грудь упирается нечто невидимое и злое, и эта мерзость пытается свалить меня наземь. Мой конь это тоже ощущает и хрипит так, что с его губ на снег валятся хлопья пены. Однако черный клинок из метеоритного железа крест накрест рубит воздух на уровне моей груди, и заклятье исчезает. Это происходит очень вовремя. На поляне идет рубка и не все так просто, как могло бы показаться со стороны. Здесь и сейчас нас четверо на одного, мы сыты и напали на одичавших нанхасов из засады, а позади нас на поляну выходят кеметцы, которые готовы оказать "шептунам" помощь. Но вражеские воины не сдаются и бьются жестко и расчетливо. Паники в их рядах пока нет. Каждый северный боец знает, что ему делать, и даже умирая, оленеводы пытаются дотянуться своим оружием до одного из дружинников или хотя бы задеть его лошадь. Это достойно уважения, но враг есть враг, и мы ломим его без всякой жалости.
– Круши! – подбадриваю я дружинников.
– Да-а-а! – перекрывая шум боя, откликаются воины, и схватка продолжается.
Сталь бьется о сталь. Наши мечи проникают под костяные ламеллярные доспехи, а вражеские ятаганы вспарывают кольчуги "шептунов". Кровь льется на снег. Ревут олени, хрипят лошади, и кричат раненые. Какофония звуков накрывает ничем непримечательную лесную поляну, и новичок мог бы в них потеряться. Но я не таков и продолжаю делать то, что должен.
Мой ирут встречает ятаган северянина, который надеется достать меня, и отбрасывает кривой клинок в сторону. После чего резкий поворот кисти. Тело подается на противника, и острие пробивает горло северянина. Отлично! Путь к шаману, который хотел меня остановить, свободен. Новый удар ногами по бокам жеребца и, отталкивая в сторону очередного оленя, он выносит меня к вражескому чародею. А шаман, который заметил мое приближение, вскинул руки и попытался послать мне навстречу своих духов. Однако, пшик! Ничего не происходит. Наши маги делают свое дело, и как говорят герои китайских боевиков, мое кунг-фу, круче твоего. И понимая это, нанхас попробовал отвернуть в сторону, но сделать этого не успел. Новый мой подъем на стременах. Выдох! Стремительный росчерк черной полоски на фоне опускающегося к горизонту солнца, и расколотый человеческий череп выплескивает на грязный снег мозг шамана.
В моих жилах бурлит кровь. Энергии много. Агрессия и ярость рвутся наружу и я готов к продолжению смертоубийства, но враги закончились. Пара оленеводов уносится на юг, а трое на север. И я выкрикиваю:
– Догнать! Не дать уйти!
– Щелк! Щелк! – бьют арбалеты "шептунов". Олени валятся на скаку, но пара северян все же исчезает в лесу, и за ними мчатся дружинники.
– Капитан! – окликаю я командира бывших наемников.
– Слушаю, господин граф! – откликается он.
– Доклад!
Короткая заминка и снова голос Хайде:
– У нас четверо убитых и три тяжелораненых. Противник потерял сорок шесть человек. За беглецами выслана погоня! Взяли трех пленников! Жду ваших приказаний!
– Вон там! – я указал на чистый участок дороги, невдалеке от южной опушки. – Организовать стоянку! Пленников беречь! К нашим раненым вызвать магов! Трупы собрать и заготовить дрова, чтобы их сжечь! Для наших павших костер отдельный! Мертвых шаманов не трогать! Вражеских оленей на привязь! Кто и за что возьмется, разберетесь с Богучем!
– Есть!
Закипела работа. К лесу выдвинулись дозоры, и началась подготовка к ночлегу. Продолжить преследование основного вражеского отряда сегодня уже не получится, лошади устали, да и люди не железные. Опять же вот-вот на северные леса опустится ночь, а бродить по безлюдному заснеженному пограничью во тьме, никакого интереса нет, можно как тот барсук, одеть свои жизненно важные органы на сук. Так что до утра мы будем на месте.
– Удачно все сложилось, – подъезжая ко мне, произнес Томаш Смел.
– Неплохо, – оглядывая усыпанную трупами людей и животных испачканную кровью поляну, где колесо войны вновь проехалось по земле, и унесло в дольний мир еще полсотни душ, согласился я с ним.
– И что дальше, граф? Пойдем к Мкирре?
– Сначала отдохнем и пленных допросим, а там определимся, что нам делать. Если северяне направятся к рудникам, как мы думаем, то дорога у нас только одна, мимо крепости по их следам. Ну, а если они что-то иное задумали, станем карты смотреть и думать.
– Вы считаете, что они могут схитрить?
– Запросто.
Тем временем наступил короткий зимний вечер, а за ним своим чередом пришла холодная морозная ночь. Воины разбили лагерь. Сбежавшие с поля боя оленеводы были схвачены. Ни один вражина не ушел, и пока для нас все складывалось весьма неплохо. Тела мертвых врагов были обобраны, а добыча рассортирована. Тощие верховые животные нанхасов, которых согнали в табун, а затем переловили и привязали в лесу, копытами разгребали снег и надеялись найти там травку, но ничего не обнаружив, они начинали грызть кору деревьев и обгладывать кустарник. Для мертвых северян и погибших дружинников были сложены погребальные поленницы, и понемногу все вокруг затихало. Зажигались костры, подле которых располагались уставшие за день люди. И можно было бы отдыхать, так как завтра нам предстояло продолжить погоню за врагом. Но перед этим следовало сделать еще два дела.
