Едва перейдя мост, люди стали с наслаждением сбрасывать поклажу. Я сел на землю там, где меня отпустил Ребенген.
— Остановимся на ночь здесь, — от усталости голос Харека звучал невыразительно. — Через воду они за нами не пойдут и дрова тут есть.
— А с этой стороны? — мастер Ребенген все еще не мог отдышаться.
— Должно быть чисто. Свет скоро уйдет, так что, если хотите ворожить — поспешите.
Ребенген ушел искать место для пентаграммы, а я остался сидеть, тупо наблюдая за тем, как конники провожают погибшего в последний путь. С мертвого сняли доспехи, личные вещи упаковали в маленький узелок, прочли над телом какую-то свою молитву, а потом споро расчленили его и побросали куски в реку. Я отвернулся — зрелищ мертвой плоти мне хватило на всю оставшуюся жизнь.
— Ничего не поделаешь, — вздохнул надо мной Харек. — Мертвого сжечь — дело не простое, а свежий н'нод по эту сторону реки нам сейчас ни к чему.
— Я думал, зомби только на кладбище, — тупо пробормотал я.
— Я же говорил, они вроде червей. Обитают везде, где достаточно дикой магии. В бестелесной форме безобидны, но если отыщут мертвое тело — тогда держись. И что хуже всего — начинают бешено размножаться.
— А почему их считают Древними?
— Так — и Предки и придумали эту пакость. В качестве средства устрашения или для диверсий, точно неизвестно. Только с размножением чего-то не учли.
Я дополз до разожженного Следопытами костра и попытался заснуть, завернувшись в попахивающее н'нодами одеяло. Через огонь на меня мрачно смотрел измученный переходом Гверрел, сил на расспросы у заклинателя не осталось. Там я и заснул, а лучше бы не засыпал вовсе. Все пространство моего сна заполнили четкие до осязаемости видения. Они язвили разум, обжигали чувства и одновременно сковывали волю, мешая разорвать объятия сна. Я был раздавлен, я задыхался, я испытывал непереносимую боль (а говорят, что во сне боли не бывает!), меня сжигало заживо и разрывало на части. Мучительно реалистичный кошмар длился и длился, словно школьная молитва, разучиваемая наизусть. В какой-то момент я понял, что могу предсказать заранее каждый поворот видения, и от этого ужас приобрел какой-то особый, изысканно-тошнотворный вкус. Когда я выбрался, выпростался из омута кошмара, уже забрезжил рассвет, дежурные раздували костер, пытаясь приготовить какое-то подобие завтрака. На сетчатке глаза все еще горел последний образ из сна — черная, как сама смерть, птица, летящая ко мне через огонь. Я отбросил одеяло и пошел искать Ребенгена, мне до смерти нужен был его совет.
— Мастер Ребенген, мастер Ребенген! — я бесцеремонно растолкал мирно спящего чародея.
— Что… А? Гэбриэл… Что-то случилось?
— Есть ли способ отличить пророческое видение от обычного?
— Не понимаю…
— Как узнать, является видение пророческим или нет?
— Гэбриэл, значит? — хмыкнул за моей спиной Харек.
Как это он всегда умудряется оказаться сзади и сверху? Судя по тону, которым он произнес мое имя, оно пока не соединилось в его сознании с повелителем Шоканги.
— Мастер Ребенген, это очень важно!
— Э-э… видение? — маг вылез из-под одеяла, зевая и растирая лицо ладонью.
Я обернулся к Хареку.
— Мы собираемся идти через место, напоминающее пещеру или тоннель?
— Да, — в голосе сотника появилась заинтересованность.
— Мы не должны туда идти! Мы там все погибнем.
Ребенген окончательно пришел в себя.
— Что заставляет тебя думать, что сон может быть пророческим?
— Я видел этот мост раньше, — я кивнул на руины. — Еще в Цитадели, когда заснул, ну, тогда, во время совещания. Арка, вода под ней и тот куст, что вчера срубили. И такие огоньки вокруг, теперь я думаю, что это эфирные сущности н'нодов. В этих снах всегда есть черепа, огонь и лоза. Сегодня мне снился кошмар, там был огромный рот, который нас пожирает. Мы входим внутрь, и стены смыкаются вокруг нас, — меня передернуло от того, каким ярким был этот образ.
— Раньше такое было? — уточнил чародей.
— Я не обращал внимания. Я же не маг! Теперь мне кажется, что еще в Шоканге я видел генерала Зайрима, как он читал письма в треугольных конвертах. И еще — шестеренки. Часто ли в Арконате встречаешь шестеренки? И я слышал, как поют пески.
— Видишь ли, — Ребенген встретился со мной взглядом. — Единственный способ опознать пророческое видение — ощущение самого мага. Прорицатель ЧУВСТВУЕТ, что видел будущее.
— Если мы ничего не сделаем, так и будет!
Харек выглядел озадаченным.
— Катакомбы Пот-а-Беру самый простой способ добраться до Обители Мормы. Проверенное место, чистое.
— Я во сне умер, наверно, сотню раз, — мой голос сорвался. — Это должно что-то значить!
— Капитан, нам надо изменить маршрут, — мрачно кивнул маг. — Мы не можем игнорировать столь явные указания…
— Какие указания? Что еще за указания? — отоспавшийся Гверрел явился на шум и был полон подозрений.
Сотник болезненно скривился: за время похода заклинатель успел до смерти надоесть всем. Наверное, один лишь его вид заставил Харека пойти нам на встречу.
— Хорошо, пойдем в обход, веревка у нас есть. Но придется искупаться!
Я думал, что он шутит — единственной водой здесь была та, что текла со снеговых гор. Если бы я знал, как будет выглядеть этот «обход», я бы, наверное, промолчал о катакомбах. Проще умереть! Три переправы, о которых ранее упоминал Харек, означали три горные реки, рассекавшие плато Феналле на пять неровных частей. Выше, в предгорьях, реки не отличались полноводностью, и в лучшие дни их можно было перейти, просто прыгая по камням либо не вылезая из седла, ниже по течению для переправ существовали мосты, вроде оанийского. Сотник собирался пересечь реку вброд.
Целый день мы карабкались по камням, таща на себе свой скудный скарб, а к вечеру вышли в ущелье, гораздо более широкое, чем первое. Воды и здесь было много, ни о каких «три дня и все спадет» речи не шло, но Харек окинул реку внимательным взглядом и удовлетворенно кивнул.
— Получится! Завтра с утра и пойдем.
Я, для пробы, поболтал пальцами в воде — рука мгновенно онемела. Мысль о том, что завтра мы полезем туда, пугала меня куда больше, чем перспектива новой встречи с н'нодами. Дело было не только в холоде — жители равнин испытывают суеверный ужас от одного лишь вида рек и озер, не говоря уже о том, чтобы погружаться в воду целиком (если подумать, то это был первый раз, когда мне предстояло залезть в воду под открытым небом). Все дело в демонах, обожающих селиться в мутной воде, иной раз даже водить скотину на водопой — занятие рискованное. Воду никто не любил, но гатангийская Эт-Кемаи была единственной судоходной рекой на континенте, поэтому так получалось, что, хотя плавать я не умел (Тень вообще не верил, что такое возможно), видеть, как люди тонут, мне приходилось.
