Он думал, что хоть поединок поможет привести в порядок мысли. Но он не помог. Всего лишь серия механических движений. Боевой клич, в котором не было ни капли жизни. Несколько соударений клинков.
Дзинь.
Дзинь.
Хрусть.
— Возвращаемся в Неатир.
Только после их с Кили приключения в горах Лана поняла, как глубоко проникло рабство в ее мышление. Как глубоко, как незаметно и главное — как бессмысленно!
Вот, например, учитывая ее положение, Килиан запрещал ей покидать пределы крепости. В принципе, можно понять, учитывая все обстоятельства. Но вот что заставило ее решить, будто бы «не покидать пределов крепости» означало «сидеть целыми днями в своей комнате»?!
Сперва Иоланта стала бродить по донжону, как-то незаметно начав наводить тут свои порядки. Несмотря на то, что с момента взятия Неатира прошло уже порядочно времени, местами последствия штурма до сих пор бросались в глаза. Казалось, Кили исправил только то, что всерьез мешало функционалу. Об эстетике и атмосфере ученый даже не задумывался.
Иными словами, крепость остро нуждалась в женской руке. Не в рабыне, а в той, кто превратит оборонительное сооружение в уютный дом. Кили согласился с тем, чтобы она этим занялась, хотя особого внимания вопросу не уделил. Все свое время он посвящал то исследованию двух оставшихся магических кристаллов, то подготовке карательного рейда против черных.
Именно в тот день, когда он уехал, Иоланта сделала следующий шаг: выбралась за пределы донжона. Начав с того, что встретила рассвет на крепостной стене, она бродила по улочкам всю первую половину дня. Несмотря на войну, жизнь приграничной крепости потихоньку входила в мирное русло. И хотя она мало походила на большой город, тут тоже было на что посмотреть. Интересно, видел ли сам Кили, чем он вообще управлял? Или ему было достаточно цифр: кузницы — две штуки, продовольственный склад — одна штука…
По улочкам сновали люди. И как того ни опасалась чародейка, она не увидела в их глазах ненависти или презрения. Они не считали ее предательницей. Они не считали ее рабыней. Не вдаваясь в тонкости в отношениях вышестоящих, они просто видели в ней женщину, приближенную к их господину. Конечно, они не относились к ней, как к равной: она все-таки принадлежала к аристократии. Но на высокую политику, обращавшую даже близких против друг друга, им было по большому счету плевать.
Именно по этим улочкам Лана прогуливалась, жуя купленное у уличного торговца яблоко, в тот момент, когда в крепость приехали нежданные визитеры. Семь всадников-ансарров в белых мундирах Железного Легиона, они остановились во внутреннем дворе, не тратя времени на то, чтобы поставить лошадей в конюшню.
Смотрелись они очень угрожающе, и почему-то Лана почувствовала, что ей не следует попадаться ей на глаза. Увы, только подумав об этом, она выдала себя резким движением, и ансарры как по команде обернулись к ней.
— Эжени Иоланта Д’Исса.
Их бритоголовый командир вышел вперед, и чародейка смутно припомнила, что его звали Хади.
— Вам придется поехать с нами.
И глядя в его холодные, пустые глаза, Лана твердо решила, что никуда с ними не поедет.
— Благодарю за приглашение, — дипломатично ответила она, — Но я, как вы могли заметить, несвободна в своих перемещениях. Чтобы забрать меня куда-либо, вам придется договориться с Кили… с бароном Ремменом. Он сейчас в отъезде, но сегодня должен вернуться. Если хотите, можете дождаться его в крепости, только умоляю, расседлайте сперва лошадей. Им же неудобно так стоять.
Время. Сейчас главное — выиграть время.
— Вам придется пойти с нами, эжени, — повторил Хади, — И мнение вашего хозяина уже не имеет здесь никакого значения.
Что-то неприятно шевельнулось в душе девушки на этих словах.
— А в чем, собственно, дело? — решила уточнить она.
Говоря эти слова, чародейка на всякий случай сосредоточилась на огрызке яблока в своей руке, наполняя его своей энергией. Если чему эта война и научила ее, то это всегда иметь план «Б».
— Приказом Его Величества, благословленным Госпожой Ильмадикой, вы признаны виновной в измене и черном колдовстве.
И на улице резко стало тихо. Как будто зловещие слова разом заставили жителей оторваться от своих повседневных дел, во все глаза уставившись на преступницу.
— В чем заключается то и другое? — спросила Лана хриплым голосом. В горле у нее пересохло от внезапной догадки.
Лейла. Конечно же, Лейла.
— Вы обманом втерлись в доверие к королеве Леинаре Иллирийской, — в голосе легионера не звучало никаких эмоций, — После чего своей магией принудили ее покинуть мужа и бежать к повстанцам.
— Что за бред?!
Возмущение в ее голосе звучало совершенно искренне. Принудила? Серьезно?! А ничего, что она всего лишь развеяла чары, которыми Лейле промыл мозги тот самый драгоценный муж?!
Но об этом говорить было бесполезно, более того, вредно.
— Я никуда не пойду по такому бредовому обвинению! — решительно заявила девушка.
В ответ легионеры взяли копья наизготовку.
— Мне приказано доставить вас в любом случае, — сообщил Хади, — Живой или мертвой.
— Я предпочла бы живой… — начала было Лана, но не закончив фразу, начала действовать. Резко, без замаха, чародейка бросила ему в лицо огрызком яблока.
Ансарр среагировал мгновенно, подставив под «снаряд» древко копья. И тут-то сработали чары, заложенные в огрызок. Наверное, Килиан назвал бы это чем-нибудь вроде высвобождения фотонов. Лана называла это просто вспышкой света.
Легионеры отшатнулись, пряча глаза. А чародейка уже бежала прочь. Дорога к донжону ей была закрыта, но можно было попробовать подняться на крепостную стену, убежать по ней и запутать следы. Только бы стража не подключилась к погоне: Лана не была уверена, кого поддержат люди Килиана при отсутствии прямого приказа…
От удара по затылку из ее глаз посыпались звезды. Не удержав равновесия, чародейка рухнула на землю. Она пыталась сопротивляться, но силы были неравны: слишком быстрые, слишком выносливые, бойцы Железного Легиона без малейшего труда догнали ее и придавили к земле. Руки и ноги стянули тугие веревки, не позволившие Иоланте даже брыкаться.
— Вы поедете с нами, эжени, — невозмутимо припечатал Хади, — И это не обсуждается.
Стоя на палубе корабля, Тэрл смотрел, как медленно удаляются берега Миссены. Его земли, так и не ставшей ему домом.
Отсюда, издалека, земли южного Идаволла казались почти мирными. Лишь вглядевшись в даль, можно было различить дым далеких пожаров. Армия Владычицы жгла, грабила, насиловала и вешала. Богиня желала, чтобы люди, поддержавшие восставших, хорошо запомнили цену неповиновения.
Тэрл оглянулся на свое войско. Имея в распоряжении весь герцогский флот, они могли не опасаться преследования со стороны королевских сил. И все-таки, та многотысячная армия, с которой он выступил против короля, изрядно поредела. Не столько даже от ран, сколько от дезертирства.
Слишком уж неудачно совпало одно с другим. Поражение при Кеф и гибель претендента на престол. Ильмадика прекрасно разыграла выпавшие ей карты. Труп Арно Делауна показывали на улицах, как диковинный охотничий трофей. Издевались над телом, превращая его в символ унижения мятежа. Про «доблестную» армию повстанцев, сдавшую Аттику практически без боя, сочиняли анекдоты, — и как-то забылось на этом фоне, что в первый раз королю и Первому Адепту пустили кровь. Те, кто был там, при Кефе, теперь знали точно, что Амброус Идаволльский простой человек, — но другие все еще видели в нем небожителя. Не ошибающегося, непобедимого и непорочного.
Наместника Бога на Земле. Да, медленно, со скрипом, но идея, что Владычица Ильмадика — это и есть Господь Бог, все-таки приживалась в народе.
И все-таки, среди пепла разгоралась новая надежда. Накануне отплытия Фирс получил тайную депешу от Рогана. В ней иллирийский посол сообщал, что перебрался в Альбану вместе с Леинарой. Князь Альбаны принял их и укрыл. Он готов был поддерживать мятеж против Ильмадики.
