У мятежа было новое знамя. Вот ирония судьбы: несколько поворотов колеса войны, и Тэрл обнаружил себя сражающимся под знаменем иллирийской Герцогини против Амброуса. Он продолжал исполнять волю своего истинного сюзерена и свой истинный долг. Идаволл — хранители памяти о Закате. Эта страна не должна была поддаться власти Владык. Только не их. Только не она. И этот закон был важнее любых герцогов и королей. Любых престолов, любых богов.
То, что произошло тысячелетия назад, не должно повториться вновь.
Скоро армия повстанцев присоединится к Герцогине Иллирийской, и тогда она официально раскроет, что сделал с ней Первый Адепт. И все благодаря Лане. Благодаря девушке, которую Тэрл так и не смог защитить.
Девушке, которую казнят, как только вскроется ее роль в произошедшем. Девушке, которая обречена. Что ж. Быть может, в том и состояло ее Предназначение.
И освободив Герцогиню, она оправдала свою смерть.
— Что это значит?!
Как был, весь в дорожной пыли, Килиан ворвался в покои Ильмадики. Он прибыл в столицу пять минут назад, в одиночку. Причина для такой спешки была самая веская. Как только он со своим отрядом вернулся в Неатир, ему немедленно сообщили об аресте Иоланты. Выяснилось, что легионеры связали ее, перекинули через седло и повезли в столицу, чтобы там «передать в руки правосудия». Пуще того: примчавшись туда, ученый обнаружил, что стража не пускает его в подвалы, ссылаясь на прямой приказ от самой Владычицы.
— Так было нужно, — пожала плечами Ильмадика.
На этот раз она не стала делать вид, будто не понимает, о чем речь. Завораживающий голос богини сегодня звучал тихо и печально. Против воли Килиан подумал о том, насколько тяжело ей было отдать такой приказ.
И все же он задал вопрос:
— Нужно — кому? И почему?
— Всем нам. Килиан, мне очень неприятно тебе это говорить. Но Иоланта предала нас. Она предала ТЕБЯ.
Последняя фраза эхом отдавалась в его голове.
«Она предала тебя».
«Они все всегда предают».
«Кроме Меня».
«Ты не можешь доверять никому».
«Кроме Меня».
«Никто не будет к тебе добр».
«Кроме Меня».
«Ты не нужен никому».
«Кроме Меня».
Килиан тряхнул головой и спросил:
— Что конкретно она сделала?
Цепляясь за остатки логики, он старался сделать что-то с захлестывавшей его болью и пустотой.
— Прости, но ты пострадал вместо нее. Один из иллирийских эжени признался нам, что она развеяла чары короля на королеве.
Килиан выдохнул. Об этом он знал. Да, ему было тяжело обманывать Владычицу, скрывая это от нее. Но эта боль была ему привычна. За прошедшее время он успел с ней сжиться.
— Я догадывался, — коротко произнес ученый, не уточняя, когда именно догадался. Не сообщая, что соврал ей на совете. Не раскрывая, что сам мог с тем же успехом называться предателем.
Ильмадика искоса глянула на него и продолжила:
— Она использовала тебя с самого начала. Втиралась к тебе в доверие. Манипулировала тобой. Теперь, оглядываясь назад, ты видишь? Она убедила тебя в своей безобидности, чтобы ты дал ей волю. Скажи, от кого исходила инициатива по ее участию в подготовке бала?
— От нее, — хрипло ответил маг.
«Дурак, дурак, дурак».
Всю свою жизнь Килиан Реммен старался действовать разумно. Быть умнее и хитрее других. Через свой разум доказывать свое право на жизнь. И разумеется, каждый раз, как он оказывался наивным дураком, принять это было крайне тяжело. Даже то, что он проглядел предательские настроения в рядах ансарров, до сих пор вызывало у него приступы самобичевания.
И Ильмадика об этом прекрасно знала.
— Извини, Килиан, — сказала она, — Но ты не справился с тем, что взвалил на себя. Я не виню тебя. Ты просто переоценил свои возможности. Ты хотел открыть ей глаза силой дипломатии, но в этом деле она гораздо сильнее тебя. Она не только смогла проворачивать свои интриги у тебя под носом, но и зародила зерна сомнений в твою собственную душу. Скажешь, это не так?
— Это так, — быстро кивнул чародей.
— Пойми. Каждый должен заниматься тем, что ему удается. Ты отличный исследователь. Открытые тобой заклинания могут принести нам не одну победу. Воин ты тоже неплохой. Но вот в людях ты не разбираешься совершенно. Оставь это тем, кто учился именно этому. Таким, как, к примеру, твой брат.
Килиан снова кивнул, и на этот раз даже упоминание достоинств его брата почти не задело его.
— Что будет с Ланой? — спросил он.
Богиня покачала головой:
— Лучше не называй ее сокращенным именем. Приучив тебя называть ее так и в свою очередь придумав сокращенное имя для тебя, она создала привязку. Чтобы казаться тебе дружелюбной и безобидной. Называя ее Ланой, ты каждый раз заново подставляешься под ее чары.
— И все-таки, — нахмурился ученый, — Что с ней будет?
Какое-то время Ильмадика смотрела на него. А потом ответила:
— Мы не станем казнить ее. Не теперь, когда она вступила в контакт с иллирийским подпольем. Вместо этого мы используем на ней твою разработку. Посмотрим, сможет ли она развеять чары на себе самой.
Чародей и так понимал, что не сможет. А даже если и сможет — не захочет. В том и коварство промывания мозгов. Даже понимая, что с тобой что-то не так, ты считаешь то, что происходит, абсолютно правильным.
— Ты позволишь мне самому привести приговор в исполнение? — спросил вдруг чародей.
Ильмадика приподняла брови:
— Вот как? Хочешь отомстить ей?
— Не люблю двуличных сволочей, играющих чужими чувствами, — дернул плечом мужчина.
— Мне жаль, — ответила богиня, — Если бы ты попросил меня раньше, я бы с радостью позволила тебе это сделать. Я понимаю, насколько для тебя это важно. Но в данный момент этим уже занимается Йоргис.
Ученый вспомнил этого «мачо» и заклятого врага покойной Эрвин, но ни взгляд, ни голос не выдали какого-либо сожаления о судьбе прекрасной чародейки. Казалось, что та, кто предала его, манипулировала им, более не имела права ни на его сочувствие, ни на его любовь.
— Ты могла бы сказать мне заранее, — укорил он Владычицу.
— Не могла, — покачала головой та, — В таких вопросах откладывания неуместны: если бы до Иоланты дошли вести о гибели Делауна, она наверняка бы попыталась сбежать. Кто знает, возможно, именно из-за этого она устроила тот фокус с телепортационным кристаллом.
— Возможно… — протянул чародей.
Против воли в его голосе промелькнуло сожаление.
— Утешься тем, что я оставлю ее в твоем распоряжении, — добавила Владычица, — Уже как безвольная рабыня, она будет полностью принадлежать тебе, душой и телом. Разве это не подходящая кара для… как ты выразился? Двуличных сволочей, играющих чужими чувствами?..
Ильмадика склонила голову набок, с интересом изучая реакцию адепта на такое предложение.
— Ты права, — ответил Килиан, — Самая подходящая. А теперь извини, у меня есть кое-какие срочные дела. Разрешишь идти?
— Иди, Килиан. И помни, что несмотря на твои ошибки, я все еще рада, что ты со мной.
— Я помню все, что ты мне говорила, — кивнул адепт, — Спасибо, Ильмадика. Я очень многому у тебя научился.
— Так-так. Ну и что у нас здесь?
Дверь отворилась, и в камеру к Лане вошел незнакомый ей человек, одетый в роскошные алые шелка. Высокий, загорелый, широкоплечий мужчина, он казался бы довольно симпатичным, если бы не взгляд и выражение лица. Наглое, самоуверенное лицо провинциального красавчика, убежденного в собственной неотразимости; из тех, для кого и придумали выражение «первый парень на деревне, да деревня в два двора». А взгляд такой, что против воли чародейка поправила свое бежевое платье, чтобы закрывало чуть побольше. Подол у нее и так был длинным, а вот декольте вдруг резко стало казаться чересчур глубоким.
— Пожалуйста, расскажите барону Реммену, что я здесь, — попросила девушка, — Он разберется с этим недоразумением, я уверена.
