Она сделала все, что полагалось, чтобы защититься от действия проклятья и не дать ему развернуться. Но, стоя на том мосту, что соединяет мир живых с миром мертвых, она была особенно уязвима для всякого злого влияния и не была уверена, что ей удалось защититься от зла. Что-то холодное, враждебное змеей проползло в душу, сквозь частокол ее внутренней защиты. Вспоминая те сны, которые она видела во время беременности еще в Киеве, Дивляна начинала понимать, о чем они рассказывали. Незвана давно ворожила против нее, насылала на нее синцов и игрецов, стараясь навредить самой Дивляне, ее мужу, детям… Уж не из-за нее ли и Аскольд возненавидел собственную жену? И ради этой ненависти вел к погибели собственное племя!
У Дивляны будто открылись глаза. Еще перед свадьбой, гадая по своей невестиной сорочке, она получила предсказание семейного раздора — но ведь все имеет свои причины. А еще по пути сюда она наткнулась на Незвану и ее мать Безвиду. Обе они имели основания ее ненавидеть. Незвана сказала, что ее мать прокляла Дивляну. И ее проклятье не пропало даром. Слезы текли из глаз от обиды, смачивая подушку. Еще пока она только ехала сюда, чтобы выйти замуж за Аскольда и стать матерью его детей, ее будущая семья уже не имела никакой надежды, была вперед погублена ворожбой злых женщин, которым она навредила, сама того не желая. И, судя по злобному торжеству, горящему в глазах Незваны, по радостному, нетерпеливому предвкушению, с которым она расписывала несчастья Дивляны, тем первым Безвидиным проклятьем дело не закончилось. Незвана сама пришла сюда, в Деревлянь, чтобы продолжить преследование своей жертвы. Потому-то чем больше старалась Дивляна приносить пользу племени и ладить с мужем, тем хуже получалось. Еще спасибо чурам — она до сих пор жива, и дети…
Но тут мысль Дивляны остановилась, по позвоночнику пробежал холод от ужасной мысли. Ребенок, тот, что должен родиться! Переживет ли он роды — и она сама?
И до того она старалась выполнить все условия и справить все обряды, защищающие будущую мать и младенца, не нарушала многочисленных запретов. Правда, одно из главных предписаний для будущей матери — избегать всего, что может взволновать, огорчить, напугать, — ей выполнить едва ли удалось, но как могла она при таких делах избегать волнений и тревог? И все же сын ее не вырастет трусом, ведь во всех жизненных бурях она не причитала, а боролась.
Теперь она ничего не могла больше сделать. Помог бы сильный волхв, если бы стоял на страже в то время, как она станет рожать, и не дал бы их душам соскользнуть за открытые ворота Нави, а оттуда не позволил бы выйти ничему злому, — но где его взять? Она одна здесь! Конечно, у деревлян есть волхвы, но как можно им довериться? Ведь Незвана — из их числа!
Была бы сейчас с ней Елинь Святославна… или мать… или бабка Радуша… Бабка умерла еще за год до того, как Дивляна вышла замуж, но мысли о ней были приятны, приносили успокоение, чувство защищенности. Знаменитая Радогнева Любшанка умерла, но ведь ее кровь течет в жилах внучки и сама по себе служит оберегом. В ней, Дивляне, кровь ладожского старшего рода, словенских князей, а через ребенка — и полянских князей. Вот сколько священной крови Дажьбога собралось сейчас в ней! Неужели ее достанет проклятье Незваны, пусть та — дочь Велеса? Нет, Дажьбог защитит ее и детей. «Глаз Ильмеря», сине-голубая бусина из волн священного озера, защитит ее, ибо в ней Дивляна унесла с собой на чужбину благословение родной земли и ее богов, всех предшествовавших ей Огнедев.
Закрыв глаза, она видела перед собой все разрастающееся золотисто-красное сияние, будто внутри нее вставало солнце. Это сияние ограждало ее, будто червонный щит, отсекало все злое и враждебное. Душу заливали успокоение и вера в свои силы. Ведь однажды она уже столкнулась с Незваной в Ужицких лесах и одержала победу!
Заново наполненная ощущением близости божества, Дивляна погрузилась в забытье, перешедшее в сон. И снилось ей что-то такое теплое, светлое, радостное, будто она — богиня Леля, чья жизнь — празднество вечной весны…
На следующий день Дивляна проснулась поздно, но даже не сразу поняла, что ее разбудило. Ее словно что-то толкнуло. Ночью она ощущала боль в животе, но это не было похоже на схватки и к тому же быстро прошло, так что сейчас она чувствовала себя гораздо бодрее, чем в предыдущие дни. В избе никого не было, кроме Предславы и Снегули.
Во дворе слышался шум. Громкие голоса звали князя.
— Снегуля! — вполголоса окликнула Дивляна, и та, игравшая с девочкой на полу, обернулась, потом подошла к ней. — Где Ведица? Что там происходит? Что-то мне беспокойно.
— Что с тобой? — встревожилась Снегуля. — Начинается?
— Выгляни, узнай, что там происходит? Мстислав уходит с дружиной? Или кто-то приехал?
Голядка выглянула в сени, потом вернулась. На лице ее было написано изумление.
— Кмети наши воротились! — крикнула она. — Живень, Гордята, Запуха! А еще этот… ну, длинный такой… Мы его видели, помнишь, он еще с князем Бориславом обнимался на прощание. Доброгнев, старший Мстиславов сын.
— Доброгнев? И Живень? — Дивляна села на постели. — Скажи ему, пусть зайдет ко мне. И дай рубашку другую, эта вся мокрая.
— Что значит мокрая?
Снегуля достала другую рубашку, подняла прежнюю и застыла, держа ее в руках, потом показала Дивляне небольшое кровавое пятно на полотне.
— Ну, матушка! — Нянька покачала головой. — Нельзя к тебе мужиков звать. Сейчас в баню с тобой пойдем.
Она помогла Дивляне встать, одела, но не стала опоясывать, а косы расплела и, слегка скрутив, убрала под повой, чтобы их можно было быстро освободить. Потом накинула на молодую княгиню платок, выглянула во двор — посмотреть, много ли людей. Вернулась, озабоченно качая головой:
— Народу собралось — дождем не смочить! Как же мы пойдем? Кто-нибудь глянет косо — не было бы беды! Слава Лайме, змея эта убралась! — Змеей Снегуля величала Незвану, которую тоже невзлюбила еще с тех памятных событий в Ужицких лесах. — И не дозовешься из хозяек никого. Ну да делать нечего. Пойдем, матушка. Я Милянку кликнула — сейчас придет, поможет нам с тобой дойти.
Дивляну сейчас не пугала необходимость идти к бане, в которой ей предстояло рожать, через толпу народа. Она надеялась по пути узнать что-нибудь — ясно было, что не случайно столько людей собралось к князю и не без причины гудят возбужденные голоса. Схваток она пока не ощущала и чувствовала себя достаточно бодро, чтобы пройти два десятка шагов.
Мысли ее метались между двумя событиями — надвигающимися родами, которых она ждала только через две пятерицы, и неожиданным возвращением Доброгнева. Старший Мстиславич вернулся домой… да еще и с киевскими провожатыми! Как такое могло получиться? Но означало это одно — Аскольд не получил заложника от рода деревлянских князей! Она, Дивляна, с дочерью находится здесь, и оба сына Мстислава тоже при нем! Аскольд обманут… Она теперь в полной власти Мстислава, и он может поступить с ней и ее детьми как угодно, потому что страх за судьбу собственного сына его не сдерживает…
