— Ну вот, ушли. — Сабрина спустилась в поросший лесом овраг — ветки не хрустели под её ногами — и постояла, запрокинув голову. — Теперь осталось пройти через первую заставу.
Здесь было неуютно. Надя пожалела о том, что под дневным светом совсем утратила обострённые чувства. Всё, что она могла — оглядываться и прислушиваться к тишине. Беспокойство отчётливо кусало за самый край сознания.
— Почему он не погнался за нами?
Сабрина не желала задумываться над такой мелочью, отмахнулась:
— Там рельсы изломаны.
Надя промолчала, хотя она-то понимала, что поезду, роющему подземные ходы, вряд ли так уж необходимы рельсы. Здесь было что-то другое.
— Он умер, да? — спросила Надя, кивая в ту сторону, откуда они пришли. Подвальная тишина — без щебета птиц — давила со всех сторон.
Сабрина отвернулась, делая вид, что высматривает в небе путеводную звезду, но отвечать всё-таки пришлось.
— Да, он умер. Пугала больше нет. И нет смысла его защищать.
Надя дёрнулась назад — последний отчаянный порыв, как взгляд в окно отбывающего поезда. Как провожающий, который всё бежит за вагоном. Так же безнадёжно. Сабрина не дала ей убежать, схватила за руку — больно, за раненое запястье.
— Куда ты собралась?
Назад. Назад, мимо кладбища чёрных птиц, мимо искорёженного поезда, мимо переломанных клёнов, оплетённых проводами. Обратно, в город, чтобы держать его за руку, как у постели смертельно больного, чтобы искать последние крошки надежды. Она не хотела быть дезертиром и предателем.
Они уйдут, а Город останется слушать, как хлопают двери. Как шуршат шаги убегающих по разбитым асфальтовым дорогам. Покроются пылью брошенные дома. Наступит осень, и города больше не будет. Он погиб в одиночестве.
— Пойдём, — сказала Сабрина. Уже в который раз. — Мы ничего не смогли сделать. Он умер. Некого больше спасать.
Они вышли на окраину, присыпанную белым пеплом, как первым снегом. В кольце пятиэтажных домов, на старой площади, стоял позеленевший от времени танк. Под гусеницами лежали охапки увядших цветов.
У разрушенного магазина чадил костёр в железной бочке. Сабрина обошла его кругом, разглядывая брошенные остатки жизней, которые ворошил ветер. Первая застава оказалась чуть дальше — между двумя уцелевшими домами. За ней начинался пустырь, устеленный густым туманом.
Туман не понравился Наде. За ним не видно было горизонта, передние укрепления тонули в нём, как в молоке. Сколько она не пыталась ощупать мир вокруг себя, мысленные руки не подчинялись, только в голове зудела тонкая боль. Наконец до неё дошло: горький дым, бетонные тетраэдры волнорезов — защита от сущностей.
Ополченцы всё ещё были здесь, хотя город больше не просил защиты. Первую заставу стоило бы назвать последней.
Их заметили. Трое в камуфляже вынырнули из-за обгоревших стен. Один махнул рукой Сабрине. Надя узнала парня в форме охранника — она видела его, когда застава ещё стояла на одной из центральных улиц. Теперь Скрипач потеснил их на самую окраину.
— Уходите?
— Да. — Сабрина сузила глаза, вглядываясь в туман. — Что это такое?
Бородатый обернулся в ту же сторону.
— Вчера ещё ничего не было. Рано утром появилась такая дымка. Солнце поднялось, а она не растаяла. С тех пор всё гуще и гуще. Мы на всякий случай развели побольше костров, но она не уходит. За последний час приблизилась шагов на десять, не меньше.
Он внимательно оглядел Надю — ей и так было дурно от костров, а теперь захотелось спрятаться. Где угодно, хоть под обломками домов.
Сабрина подошла ближе, попробовала туман ногой, как холодную воду. В молочном мареве шевелилась высокая трава. На горизонте громоздились какие-то сооружения, облепленные туманом и потому похожие на кучевые облака. Наде померещился блик алого света, как проблеск маяка. Красные заградительные огни зажглись сразу цепочкой — от одного края пустыря к другому.
Теперь стало ясно, почему за ними не погнался поезд — и так понимал, что далеко они не уйдут. Надя ощутила, как внутренне вздрогнула Сабрина. Ей в голову пришла та же мысль:
— Поисковики. Это их оружие. Туман — их маскировка. И что они собираются делать с такого расстояния? Эй, они же не будут… в городе остались люди.
— Люди или не люди, — негромко отозвался бородатый. — Теперь уже и не разберёшься. Зачем им такие мелочи?
Притихшая застава зашевелилась. Ополченцы собирали самое необходимое, бросая тяжёлое оружие, бросая догорающие костры. Ветер хлопал боками оставленных палаток.
— Мы уходим к южной трассе. Не знаю, может, они и успели окружить город целиком, но высиживать здесь больше нечего. Пойдёте с нами?
Сабрина кивнула, не сводя глаз с цепочки алых огней.
Дорога тянулась слева — а они шли через разрушенные здания, опасно трещали рухнувшие перекрытия. Сохранившиеся коробки домов были продырявлены насквозь. С одной стороны можно было различить, на что выходили окна другой.
— Снимите амулет, пожалуйста, — не выдержала Надя. Парень в форме охранника шагал так близко, что у неё перехватывало дыхание. От алых ламп, костров и всего остального её бил озноб. Сабрина посмотрела и тут же отвернулась.
Тот сделал большие глаза.
— Просто снимите, — повторила она. Вытерла со лба капли холодно пота. — Не думаю, что мелкие сущности полезут драться. А от Скрипача это всё равно не спасёт.
Дорога осталась далеко в стороне. В надсадной городской тишине ей почудилось завывание машин, скрежет, лязг металла об металл. Надя обернулась в ту сторону.
— Оживают, — сказал кто-то сзади. — Последние дни всё тихо было, и вот опять — оживают.
Она надеялась услышать, что именно происходит на разбитой трассе, но никто не собирался подхватывать разговор. Все угрюмо молчали, а Надя боялась привлекать к себе лишнее внимание.
Футбольное поле они обошли стороной — в высохшей траве торчала арматура. Она лезла прямо из-под земли, скрюченная, как весенние ростки, и уже подросшая — высотой с человека. С одной свисал проткнутый собачий труп.
— Не наступи, — сказал Наде бородатый и указал на границу поля, где пролегала узкая тропинка. Надя отшатнулась, едва не угодив ногой на шевелящийся тонкий отросток.
Они прошли мимо заваленного входа в метро. На перекрёстке лежал подломленный светофорный столб. С основанием его соединял единственный провод, но жёлтый глаз безостановочно мигал.
— Похоже, чисто, — сказали впереди.
Дальше потянулся частный сектор — переплетение старых улиц и заросли яблонь. Наступление Скрипача сюда не добралось, разве что блестели на солнце выбитые стёкла.
