— Какой день? — не поняла Маша.
— Ладно. Не обращай внимания. Я оговорился.
Николай махнул рукой. Слишком много вопросов. Похоже, ответы на них придется искать самому. К черту! Не в первый и не в последний раз.
— Давай собираться, — сказал он. — Нам пора.
***— Ты слышишь? — спросила Маша. В глазах застыл страх.
Он коснулся указательным пальцем губ и прислушался. С верхнего пролёта доносился тихий гул, словно холодильник работал. Николай поежился. Неужели дошли? Надо быть начеку. Чутье подсказывало, что его неприятности еще не закончились.
— Будь за моей спиной всегда, — прошептал он. — И пока молчи. Если что случится, беги на десять пролётов вниз и жди меня там.
Маша часто закивала.
Облизав губы, Николай двинулся вперед — медленно-медленно, весь обратившись в слух. От толчков левая рука разболелась. Гул не стихал, наоборот — становился громче.
Надо переждать, пока звуки не стихнут!
Николай отмахнулся от этой мысли, как от назойливой мошки. Под ложечкой засосало, в спину словно вставили металлическую спицу.
Надо быть осторожным. И всего лишь.
Всего лишь…
Ступени вели переходу. Впереди ждало спасение. Николай остановился, прислушиваясь. Что-то было неправильно в этом переходе. Но что конкретно — он не мог понять. То ли его пугала тьма, затаившаяся в проходе, то ли — гул.
— Стой тут, — сказал он.
Николай закрыл глаза и сосредоточился на запахах. На лестнице воняло ацетоном. С трудом удалось заставить себя не сдвинуться с места. Нельзя убегать! Сейчас не помешало бы услышать Алёну. Может, она подсказала бы выход из той глубокой задницы, в которой он оказался.
Решив, что выход из Города лежит только через портал, Николай преодолел последнюю лестницу и вгляделся во тьму.
Колесо Сансары: второе интермеццо
Дневник Седьмого
8 сентября 23 года
Я надеюсь, что чертов артрит не прикончит меня до того, пока не допишу эти записи. Мне сорок один год, а выгляжу на все шестьдесят. Кожа стала дряблой, зубы выпали, руки перестали слушаться. Порой по утрам меня мучают головные боли. Настолько сильно гудит башка, что не могу делать ничего. Просто сижу и жду, когда невидимые гвозди вытащат из моего черепа.
Но головная боль ничто по сравнению с артритом. Думаю, мне не долго осталось мучиться. Может, год. Или чуть больше. Жаль только, что умру в одиночестве. И это и грустно, и забавно. Грустно потому, что никто не станет оплакивать меня, не станет вспоминать хорошим или плохим словом. Я исчезну и превращусь в Восьмого. Весело потому, что мой труп будет лежать на ссаном и облеванном ковре. Буду вонять дохлятиной и не достанусь проклятым тварям. Пусть отсосут у себя, если есть что отсасывать! Мои ловушки и механизмы защитят даже от Червивых Королей.
Однако я опять увлекся и трачу драгоценные листы. Как я уже говорил: мне случайно удалось прочитать записи Предыдущего. Господи! Да от найденных каракулей у меня чуть не лопнули мозги. Даже подумал сначала, что никаких записей нет, и все дело в чрезмерном пристрастии к виски. В общем, долго не мог поверить написанному в зеленой тетрадке с обгрызенными краями.
Представь, Следующий: я уже существовал! И не исчезну во тьме после смерти. По записям понял, что Предыдущий — это я и не-я одновременно! Голова кругом!! Оказывается, что зеленая тетрадь попадала мне в руки семь раз. И каждый раз я подробно описываю всё то, что со мной происходит. Для чего это делаю? Пока не знаю. Может быть, для того, чтобы наконец-то понять суть Всплесков и остановить появления уродов.
Самый главный вопрос, который меня мучает: умирая, я оказываюсь в новом мире? Или же после смерти время лишь отматывается назад? Идеи, изложенные Предыдущим, очень напоминают выдержки из буддистских книг. Я хорошо знаком с буддизмом и сикхизмом, поэтому попробую объяснить их суть.
Сансара — это круговорот смерти и жизни в мирах, ограниченных кармой. И я специально написал «в мирах». Буддисты верят, что существуют шесть космосов.
— Космос богов
— Космос демонов и полубогов
— Космос людей
— Космос животных
— Космос претов (духов)
— Космос существ из ада
Сансара состоит в том, чтобы душа должна пройти все шесть космосов. Необязательно один мир должен смениться другим. Например, после смерти человек может вновь родиться человеком, а не животным; полубог может превратиться в таракана. Следующая жизнь во многом зависит от кармы — насколько она чистая. Главная идея буддизма: впасть в нирвану, то есть вырваться из сансары и превратиться в небытие. Я понимаю, Следующий, что сложно понять всё это. Надеюсь, ты сможешь найти книгу по буддизму. У меня, к сожалению, нет возможности тратить драгоценные листы.
Надеюсь, я сделал правильные выводы из записей Предыдущего. Дай бог! Однако вопросов меньше не становится. Почему зеленая тетрадь каждый раз попадает мне в руки? Почему записи в следующих жизнях не исчезают? Кто придумал эту тетрадь? Есть ли смысл во всех этих Всплесках? Я многого не знаю. И шансы малы, что когда-нибудь тайны мне раскроются. Может, я встречу того, кто виноват в гибели цивилизаций.
Кстати, пока помню, хочу написать вот о чём: с каждым месяцем моя память ухудшается. Я забываю то, что в принципе не должен. Например, я совершенно не помню смыслы определений «радиация» или «мутация». Приходится лезть в словари. Но опять же: проходит день и нужные воспоминания забываются. И такая «забывчивость» характерна не только для меня. Месяц назад я был в Норовых местах. Я спрашивал у местных про радиацию, про альфа-излучение, про гамма-излучение. Никто не ответил мне. Вывод напрашиваются сами: с каждым новым Всплеском человек деградирует. Это может хоть как-то объяснить упрощение языка и веру в бога.
Листы подходят к концу. Я многое не успел рассказать тебе, Следующий. Все-таки десятки лет потратил на изучение Всплесков. Я вложил дополнительные листы в тетрадь. Надеюсь, что они дойдут до тебя.
Береги себя.
Не теряй веру в науку. Пытайся понять этот новый и незнакомый мир. Возможно, именно тебе удастся вырваться из колеса Сансары. И тогда мучения прекратятся.
Вершина пирамиды протыкала небо. В свете солнечных лучей плиты отливали сталью. Страшно представить, сколько весили они и сколько людей потребовалось, чтобы возвести это монументальное строение. Казалось, что даже пыль и песок боялись коснуться плит. В пирамиде было что-то иррациональное, заставлявшее сердце забиться в бешенном темпе. Хотелось спрятаться в глубокой норе и дрожать от страха, надеясь, что время сотрет из памяти образ пирамиды.
