Открыв глаза, Лёша подумал, что он всё еще спит, что не может так быстро, так мгновенно произойти смена одной обстановки на другую, но уже в следующий миг вспомнил всё, что с ним случилось и, словно желая отделаться от страшной своей, безжалостной памяти, Алексей застонал. Услышав, что раненый проснулся, Вышата сделал знак всем остановиться, и ратники, тяжело дыша, опустили Виктора и Лёшу на землю, а сами, согнувшись, уперев руки в колени, шумно дышали, откашливались.
Вышата подошел к Виктору, подмигнул ему, как старому знакомому, тот улыбнулся в ответ. Бывший вояка за всё время быстрого марша едва сомкнул веки и, тем не менее, чувствовал себя не так уж плохо, а в сравнении с тем, что было с ним после падения самолета, так и вовсе прекрасно. Лес менялся у Виктора на глазах: из обычного и сравнительно невысокого в этих широтах он превратился в поистине сказочный, дремучий — с высоченными соснами и елями, с могучими, неохватными кедрами, с пролесками, где поднималась от земли молодая поросль, с непролазными чащобами, даже при свете дня казавшимися не больно-то безопасными. А вот дышать в лесу стало гораздо легче: воздух был напоен ароматами коры, лиственной горечи, которая словно дезинфицировала всё вокруг, ветер проникал сверху, разбавляя лесную атмосферу, не давая воздуху застаиваться. Лишь над болотами, которые несколько раз попадались на пути отряда и которые тропа старательно огибала, постоянно вился туман, доносился запах прели.
— Ну как, солдат? Потерпишь еще немного? — заботливо спросил Виктора Вышата и, не дожидаясь ответа, поманил Живосила.
— Дай ему хлебнуть.
Виктор отхлебнул из фляги и немедленно ощутил сильнейшее чувство голода. Есть захотелось так, что даже в глазах потемнело. Он обратился к Вышате:
— Нет ли у вас куска хлеба для меня? Что-то после этой воды страшно есть захотелось, прямо мутит.
— Это мне нравится, — улыбнулся Вышата. — Эй, ребятушки, накормите-ка его. Да в меру, не переусердствуйте, а то Лечуньи заругают. Им вечно кажется, что я всё делаю неправильно и не умею обращаться с больными. То, что у тебя хороший аппетит, говорит о скором выздоровлении, — успокоительно обратился он к Виктору. А как там наш молодой человек с переломанной спиной? — Вышата подошел к Алексею, склонился над ним, внимательно посмотрел ему в глаза.
— С добрым утром, Родимир, — тихо сказал Вышата. — Сердечно рад вновь увидеть тебя. Скажи, снилась ли тебе вода?
— Еще как снилась! — слабо улыбнулся Лёша, на которого вдруг отчетливо накатила дурнота, и на бледном лице не осталось ни кровинки, — я был птицей, потом тонул, но каким-то чудом спасся, причалил к берегу на самодельном плотике. Думаете, это что-то значит для меня?
— Весьма многое. И, что самое важное, ничего плохого это точно не означает. В снах с нами говорят боги. Им в полной мере дано не только знать будущее, ведь они-то его и творят, но и дарить человеку надежду на это самое будущее. Раз ты увидел себя спасенным из воды, раз ты спасся сам, это может означать лишь одно — твой организм борется с недугом, и борется успешно, не позволяя силам жизни покинуть тебя. У нас впереди еще два дня пути. Ты выдержишь, Родимир?
— Это имя… Я всё никак не привыкну к нему, да и времени привыкать у меня не было. Но оно мне нравится, как нравится и ваша вера в мое выздоровление. Я тоже немножечко доктор, понимаю, что со мной случилось. Меня бы в Москву, в клинику нейрохирургии, и чем скорей, тем лучше. А то придется мне всю оставшуюся жизнь валяться пластом. Вы можете отнести меня, доставить куда-нибудь, где есть, ну скажем, вертолет? Больница, антибиотики, отделение неотложной помощи — вот что мне нужно сейчас. И мне и Виктору…
— То, что тебе нужно сейчас больше всего — так это успокоиться. И не принуждай мне давать тебе кощные средства, что превращают волю в жалкую тряпку, — сурово ответил Вышата. — Ты сильный человек, Родимир, и понимаешь, что никакой Москвы не будет. Там тебе сейчас уже никто не поможет, даже если представить себе невозможное, и ты вдруг окажешься в самой лучшей больнице. Больницы твоего города завалены трупами. В Москве мор, эпидемия. И эпидемия эта сейчас стремительно распространяется по всему миру. Ты даже представить себе не можешь, как тебе повезло, ведь если выбирать между гниением заживо в больничном коридоре и твоим нынешним состоянием, то любой на твоем месте предпочел бы сломать не только спину, но и все кости разом, лишь бы только жить. Сломанный хребет — это, конечно, серьезно, но не настолько, как ты себе представляешь. Гораздо серьезней — твоя задача: не дать отчаянью одолеть себя. Живи надеждой, ты не маленький избалованный мальчик, которого надо уговаривать не капризничать. Поверь, что мы несем тебя в место ничуть не худшее, чем самый лучший госпиталь, набитый всеми этими вашими аппаратами и лекарствами, которые одно лечат, а другое калечат. У нас здесь свои методы, свои средства, дорогой Родимир.
— Что еще за эпидемия? — Алексей вложил всю накопленную энергию в этот вопрос. Его охватило лихорадочное волнение. Не похоже, ох не похоже, чтобы этот старик шутил. Невозможно и вообразить такое. Тогда всё это правда? В Лёшиной голове закрутились, сталкиваясь одна с другой, скородумные мысли-молнии: «В Москве эпидемия, а я здесь, там институтские ребята, генерал в госпитале, ожидающий моего возвращения, там моя мама!»
— Мама, — простонал Лёша, — Мамочка! Что вы такое говорите?! Да расскажите же мне наконец!
Вышата только молча покачал головой, мол, «не требуй невозможного», но Алексей продолжал настаивать.
— Всему свое время, — уклончиво произнес Вышата. — Скажи, зачем тебе знать подробности? Чем это поможет тебе в твоем положении? Лишние волнения, переживания только ухудшат твое здоровье. Знаешь, я тебе честно признаюсь, я не могу лгать, и мне действительно известны кое-какие подробности всего, что случилось. Известно даже, по чьей вине, пусть и косвенной, это произошло, но не проси меня ничего рассказывать. Я не стану этого делать ни в коем случае.
— Это жестоко, — простонал Лёша. — Скажите, по-крайней мере, что с моей матерью? Она жива или…
— А вот этого я действительно не знаю, — честно признался Вышата, — поверь мне. Но ты сможешь узнать о ее участи, когда мы доберемся до Белого Города, правда, это будет еще очень нескоро. Вытерпишь?
— Придется, — невесело произнес Лёша, — что еще остается делать овощу, вроде меня?
— Ну, будет тебе, будет, — успокоительно пробормотал Вышата и, порывшись в складках одежды, что-то вытащил. — Вот возьми-ка, подержи во рту, — он протянул Алексею нечто наподобие кусочка смолы. — Пожуй, не бойся. Это вроде мятной жевательной резинки, только моя успокаивает и укрепляет нервную систему.
— Это что? Древесная смола? — подозрительно косясь на вытянутую руку Вышаты, спросил Лёша.
— Вот еще! Стал бы я тебя смолой потчевать. Это, родной ты мой, луговой мед. Наш мед. Он особенный, не такой, как ваш.
— А что вы всё время говорите «наш», «ваш»? Вы не в России, что ли, живете? — не вытерпел Алексей.
— Нет, не в России, — улыбнулся Вышата. — Я на Руси живу, сколько себя помню. Русью эта земля зовется, а еще раньше звалась по-другому.
— Тогда понятно, — Лёша принялся жевать мед и воскликнул: — Ну и вкуснотища! Никогда ничего подобного не ел прежде!
— Пчелки наши только в Беловодье и остались, — пояснил Вышата. — Они совсем такие же, как тысячу лет назад. Никаких мутаций, никакого вырождения. Чистая порода. Ну что, полегчало на душе?
Лёша с удивлением заметил, что все его тревоги вдруг исчезли, словно кто-то защитил его от всех волнений непроницаемой преградой. В голове прояснилось, мозг заработал, как прежде: четко и остро, настроение стало просто замечательным, и в душу проник солнечный луч, отогрел ее, растопив ледяной панцирь, намерзший за время пребывания неподалеку от Навьего мира. Лёша вздрогнул, вспомнив, как там холодно, но в следующий момент уже позабыл обо всем этом. Он весело поглядывал на небо, на зеленые, стрельчатые своды леса. И как же ему захотелось хотя бы немного приподняться, посмотреть по сторонам! Вышата, внимательно за ним наблюдавший, всё понял без слов, успокоил:
— Мы теперь далеко от разных ужасов, так что появилось немного времени, и я сказал ребятам, чтобы соорудили вам наклонные носилки. И им нести удобней, на плечах, чтобы руки не оттягивало, и вам интересно: по сторонам можно смотреть. Места впереди дивные, — он прикрыл глаза от удовольствия. — Что ни вид, то картина Шишкина, али еще какого живописца маститого.
— Откуда здесь такой высокий лес? Да и солнце… Оно как будто даже припекает? — удивленно спросил Лёша. — Здесь же Якутия, а значит, вечная мерзлота. Разве мыслимо, чтобы на мерзлоте росли деревья такой высоты? Прямо какая-то Земля Санникова получается, — пошутил он.
