Гарриет слушает молча, не меняясь в лице. Чего как раз наоборот — судя по печальному голосу и элегантно прикладываемому к уголкам глаз платочку — Миранда хотела бы добиться.
…Много лет назад — даты рождения и смерти стерлись из памяти призрака, но судя по кардинально изменившимся нарядам и манере поведения (аристократка, похоже, не могла оставить без внимания сей вопиющий факт), было это очень давно — жило в особняке славное семейство Льюис. Имена их достопочтенных предков до седьмого колена, перечисленных с небывалой гордостью, Гарриет запоминать не стала. Как и хитросплетение родственных связей.
Самое главное, произошло за год до смерти Миранды — это она запомнила хорошо.
Их владения посетила цирковая труппа. Заехала та проездом, решив передохнуть на природе какое-то время, а после — направиться в ближайший город. Разбила лагерь рядом с подчиненной Льюисам деревней, поближе к особняку, и целую неделю по вечерам показывала представления. Деревенские с жадным восторгом ловили каждое движение артистов, неся в качестве платы продукты собственного изготовления. Благородные Льюисы щедро платили звонкой монетой, в благодарность за развлечение и источник новостей. К особняку, к тому же начали стекаться соседи, что подарило семье небольшую, но такую важную для провинциальных аристократов славу.
И все шло замечательно. Но в один день произошла… неприятность, которая грозила Льюисам разрастись в настоящий скандал.
— Мой сын… — трагично, на выдохе произносит Миранда, прижав к груди платок. — Вы не подумайте, он рос чудесным мальчиком. Получил полагающееся образование у приглашенных учителей… м-мы уже подыскивали ему подходящую партию. Но дернула нечистая сила его влюбиться в ту прохиндейку!
С цирковой труппой путешествовала гадалка. Как оказалось позже — настоящая, не шарлатанка, каких на свете пруд пруди. И была у той гадалки дочь, молодая, красивая — глаз не отвести. Дочь с задором зазывала посетителей в шатер для гаданий, перед ее улыбкой и лукавым прищуром никто не мог устоять.
Сын Миранды не устоял тоже.
— На Николя словно наваждение нашло! — сокрушается женщина. — Ни о ком, кроме этой девчонки говорить не мог. На лицо-то она, может, и пригожа, да без роду и племени, ходит в цветных лоскутах и медяки считает. Но Николя… Ах! В сердце моего мальчика разгорелся пожар страсти и ни одна сила мира не могла его потушить…
— Ближе к делу, — вновь просит Гарриет, предчувствуя виток размышлений-жалоб о горячих юношах, что не слушают доводы разума и своих матерей.
Миранда вздыхает, качая головой.
— Николя, он же настоящий джентльмен, не то, что эти деревенщины в рубахах, начал за ней ухаживать. Осыпал ее подарками, дарил цветы, каждый вечер наведывался в этот проклятый лагерь, чтобы провести с ней лишнюю минутку… Но эта нахалка — эта плебейка! — посмела ему отказать.
Веер раскрывается, блеснув позолотой.
— Ума не приложу, кем нужно быть, чтобы отвергнуть столь доброго, щедрого и благородного господина, как мой мальчик. Поэтому я могу понять, почему Николя… кхм… сорвался, — Миранда сжимает веер до хруста и следующие слова цедит сквозь зубы: — А эта мерзкая гадалка подняла такой крик! Ха! Ее дочурка наверняка считала звезды на сеновале не с одним юношей — чего еще ожидать от народа, которому корни пустить негде — но камни все посыпались именно на моего Николя! Она явилась к порогу нашего дома. Оклеветала моего сына, всю нашу семью, закатила истерику прямо перед соседями. Ох! Целых полгода после этого на мои пригласительные письма не отвечала ни одна благородная дама…
Миранда взмахивает рукой, призывая ужаснуться вместе с ней. Гарриет остается безучастной.
— А потом появилось то ожерелье, — бормочет женщина недовольно. — Я должна была сразу догадаться, что дело нечисто. Оно пришло из того самого города, куда уехал цирк. Наверняка эта гадалка, эта ведьма прислала его Вивиан!
— Постойте, — Гарриет потирает переносицу. — Если обесчестил девушку ваш сын… зачем гадалке присылать что-то… Вивиан?
— В этом-то все и дело! — разъяряется женщина. — Неужели вы не понимаете?!
Гарриет действительно не понимает, при чем здесь некая Вивиан — ее имя даже не фигурировало в истории.
— Вивиан — моя дочь, — будто специально для скорбных умом поясняет Миранда. — Ах! Девочка родилась такой болезненной, даже занятия танцами давались ей с трудом. Она почти не выходила в свет, только читала в библиотеке, да гуляла по саду. Она была таким светлым ребенком… во времена всеобщего молчания и презрительных шепотков, она единственная пыталась развеселить нас. Мой лучик света!
Миранда судорожно всхлипывает, прижимая платок к лицу.
— Когда из города пришла та злосчастная шкатулка с письмом, она была так счастлива! Да и мы тоже. Словно благословение снизошло на нашу семью с небес после долгой череды неудач… Как же мы ошибались!
Женщина прерывается на то, чтобы обмахнуться веером.
— Некий молодой господин прослышал о нашей Вивиан и выразил желание познакомиться поближе, — оживившись, Миранда принимается расхаживать по комнате. — В своем письме он рассказал, что увидел Вивиан на одном из званых вечеров два года назад и с тех пор ее образ не покидал его мыслей! Он долго готовился и теперь решился посетить наш дом, чтобы обговорить с семьей условия помолвки. А в дар и как символ надежности своих намерений прислал чудесное ожерелье — оно так подходило к глазам Вивиан. Все были в восторге! — лицо Миранды, воодушевленное, вдруг искажается в злой гримасе: — Проклятая драгоценность! Нужно было выбросить его, как только шкатулка пересекла порог.
— Откуда взялось ожерелье? — со вздохом уточняет Гарриет.
Любопытно, не то ли это ожерелье с черными камнями…
— Как «откуда»? Из шкатулки, разумеется! Честное слово, вы похожи на деревенского юродивого, совсем не понимаете элементарных вещей…
Гарриет… снова вздыхает.
— И с чего же вы взяли, что ожерелье проклято?
— Но это очевидно! — Миранда останавливается и вновь часто-часто обмахивается веером. — С его появлением все это и началось! Вивиан оно так понравилось, что она стала носить его почти каждый день, без повода. А потом… потом ее стали замечать в странном состоянии… и самых неожиданных местах! Однажды ее обнаружили на кухне, со смехом режущей себе руки. Такое несчастье!
Миранда всхлипывает. Раз, другой… Гарриет уже готовится успокаивать призрачную истерику, но женщина внезапно продолжает абсолютно спокойно:
— Мы приставили к ней гувернантку. Заплатили, чтобы не болтала и всегда была при ней. Вивиан не выпускали из дома — даже в сад — после того, как та порезала племянника садовника ножницами… Мы пригласили врачей, но они ничем не могли помочь, кроме успокаивающей настойки! И конечно же, мы собирались написать тому господину о нашей беде, но поняли, что совершенно не знаем адреса. В письме его не указали. Только имя. Мы послали слугу в город найти его, но тот вернулся ни с чем. Такого человека там просто не было. Теперь вы понимаете? В наших несчастьях точно повинна та гадалка, это их черное племя связано с бесами, наверняка она прокляла ожерелье — и то свело мою девочку с ума!
