Из города почти никто не выезжал – ну какой дурак поедет из города накануне великого веселья, дармовых выпивки и жратвы? Но, когда Шаус подходил к караульной будке, мимо процокал небольшой караван из нескольких верховых. Видимо, кто-то собрался то ли на охоту, то ли в ближайшие села. Может быть, дворяне разъезжались по своим сельским поместьям, чтобы вернуться непосредственно к празднику.
Шаус не обратил на них никакого внимания, заняв свои мысли теми, кто стоял возле караулки, – группой стражников в блестящих кольчугах с нашивками императорской службы. В центре группы из семи солдат стоял седой мужчина с некогда рассеченной и не очень хорошо сросшейся губой. И не только губой – его лицо представляло собой что-то вроде крестьянского поля, изборожденного плугом, – время и соперники не оставили на нем ни одного гладкого местечка.
Кое-где красовались порезы после бритья – да и немудрено; с таким-то лицом да не порезаться? Особенно если делаешь это с похмелья! А Егрус любил выпить, это Шаус помнил с тех времен, когда они, молодые стражники, шатались по улицам города, пытаясь найти дорогу в казарму, где жили новобранцы, не имеющие своего жилья.
Егрус громко кричал и на возчика, и на подчиненных. Шаус увидел у него знак уснара – похоже, друг юности был тут старшим.
У Шауса потеплело на душе – Егрус был в общем-то славным парнем, вряд ли его испортила служба в страже. Хотя… бывало и так, что попавший в ее ряды человек в считаные месяцы превращался в законченного циника, а иногда и негодяя – служба накладывает свой отпечаток на любого, особенно такая. Как говорится, с кем общаешься, от того и наберешься.
Негодяев в страже было предостаточно – как, впрочем, на любой другой государственной службе. Жрать-то всем хочется, а на службе императору гарантировано жалованье, обмундирование, крыша над головой, так что лезут туда все, у кого есть хоть немного соображалки и нет возможности жить на доходы от крестьян, работающих в полях хозяина.
В основном стражники были из деревень, из провинций, такая служба хорошо подходила людям недалеким, хитрым и толстокожим. Нервные, вечно бунтующие горожане в стражу шли неохотно – в столице можно жить и другим промыслом, не таким презираемым и опасным. Служба в городской страже никогда не была мирной, случись бунт – кого первого бьют?
Шаус раздвинул стражников, внимающих командиру, изрыгающему первоклассную ругань, достойную записи в специальную книгу (так красочны были некоторые обороты), подошел к нему чуть сбоку и сзади, не говоря ни слова, и стоял, пока Егрус не заинтересовался, почему это смотрят ему за плечо, и не повернулся, мгновенно хватаясь за рукоять кинжала. Реакция у него отменная – это Шаус помнил, а еще помнил, что Егрус терпеть не мог, когда кто-то подкрадывался к нему сзади.
– Тихо, тихо, старина, – добродушно прогудел Шаус, возвышаясь над приятелем, как осадная башня, – свои!
Егрус прищурил глаза, потом хлопнул себя по бокам и с радостным воплем бросился на Шауса, врезав ему по плечу ладонью так, что Шаус едва не покачнулся. При всем своем невысоком росте Егрус был очень силен, и если кто-то думал, что его раздутое бочкообразное тело наполняет жир, он ошибался. Мышцы – железные, как наковальня кузнеца. Некогда, на самой заре их дружбы, Шаус и Егрус повздорили и попытались крепко вздуть друг друга – они долго катались по казарме, ломая топчаны, под радостные крики сослуживцев, а потом разбили друг другу морды, так и не выяснив, кто же из них сильнее. Ни один сдаваться не хотел, будучи упрямым как осел. С тех пор они и подружились.
– Дружище! Ты жив! Столько лет! Смотрите, олухи! Вот настоящий стражник! Вам до него еще расти и расти! Это уснар Шаус Истарский, настоящий вояка, мой друг! Мужчина! Воин! Не то что вы – полубабы-полуослы! И кончите вы плохо, безмозглые ослоптицы! Идем, дружище, посидим в караулке, пока эти ослы вытрясают из придурка положенную плату и мзду за беспокойство! Вытащить целого уснара из караулки, оторвать его от холодного пива – может ли быть преступление более отвратительное?! Только если снять его с молоденькой девки – но за это уже положена смерть, а не мзда!
– Дядюшка Егрус, да все мы поняли! – попытался протестовать один из стражников, молодой парнишка, чем-то напоминающий Егруса, и тут же получил оглушительный подзатыльник, с напутствием и руганью, из которых Шаус понял, что сестра Егруса зря родила такого придурка, а надо было его сразу утопить, как несчастного урода, недостойного дышать воздухом этого мира. И что из человека, который не слушает своего дядюшку и делает все наоборот, не выйдет ничего хорошего, кроме поживы воронью на городской стене, после закономерной казни – как и положено всем пропащим гадам.
Уцепив Шауса за руку будто клещами, Егрус уволок друга в тень караульного помещения, где и вправду был приготовлен стол, довольно богато уставленный. Кувшин пива, холодное отварное мясо, нарезанное красивыми ломтиками, куриные яйца, зелень, лепешки, соусы, фрукты – все это, Шаус был уверен, уснар получил в виде взятки за быстрейший проезд через ворота. Шаус знал Систему.
– Давай-ка за встречу! Ешь, пей, не стесняйся – еды полным-полно, праздник есть праздник! Сидеть на берегу реки и не напиться? Глупо было бы, да? Фарийское пиво, попробуй – ох я его люблю! Темное, пахнет – чуешь как? Настоящее! Вот! Ну, рассказывай – откуда ты, где ты, какими судьбами в столицу?! Когда мы с тобой виделись в последний раз? Ох и давно! Ты с молодой женой уезжал! И где она теперь?
– В повозке, позади очереди, – Шаус постарался поскорее вставить слово, так как знал, что такой возможности может и не представиться. По молодости у Егруса было прозвище Сто Слов – он ужасно любил поболтать. Похоже, с тех пор ничего не изменилось.
– В повозке?! Сейчас проедет! И пошлину не будем брать! Хватит императору, он и так бездну денег хапает, а нам платит медяки! Ты представляешь – с таким жалованьем, как сейчас…
И Еграс затянул вечную песню, главными куплетами которой были причитания о плохом жалованье, переработке по службе, глупых командирах и несчастной жизни солдата, вынужденного прозябать в нечеловеческих условиях.
Шаус усмехнулся – ничего не меняется. И двадцать лет назад он слышал это нытье, и тридцать… если и есть что-то вечное, то это солдатское нытье в свободное от службы время. И не в свободное тоже.
Пока слушал песню «Плач солдата», нервно пристукивал ногой – Лора осталась в фургоне одна, мало ли что… Конечно, на глазах у десятка стражников вряд ли кто рискнет учинить пакость, но все бывает. А Егрус все не унимался, Егрус все болтал – похоже, что с годами он стал еще болтливее, чем был. И самое интересное, что отвечать ему не требовалось, главное – молча сидеть и кивать в такт словам, льющимся, как струйка помоев в канализационную решетку.
