— Пусти его.
Увидев, что кровь уже не течет, Гончар удивленно вскинул бровь, коснулся кончиками пальцев запекшихся кровяных бугорков вокруг клинка.
— Я не должен был допустить этого, ваша светлость.
Князь промолчал, с трудом дыша.
"Либо у Гончаров совсем нет совести, вот ни на волос, либо он — лицедей, каких поискать", — подумал я. Был еще третий вариант: поверить, что Верховный действительно не виновен. Тогда кто?
Сьент пытливо посмотрел на меня, словно полоснул по глазам:
— Если меч не трогать, князь продержится до прихода Мариэт. Но так остановить кровь мог только дарэйли. Либо это сказался остаток дарованных князю сил, либо это сделал ты… Ты не дракон, Райтегор. Сегодня я узнал твою сущность. Твои мечи, твое крыло силы говорят об этом однозначно. А это, — он показал на рану деда, — стало последним доказательством.
— Ну и подавись, — тихо выдохнул я. Не выспрашивать же его сейчас, умоляя открыть и мне, злосчастному, эту тайну, хотя первый порыв был именно таким. Обидно, когда кто-то знает обо мне больше, нежели я сам. — Но я не убивал тех, чьи смерти ты мне приписываешь. Ни Потерянных, ни простых людей. Только жрецов.
— Кто их убил, если не ты?
Я промолчал. Ну не знаю я. Не знаю! Но узнаю когда-нибудь. Вот в этом я был уверен.
— Мне интересно: ты ведаешь, что творишь? — Сьент, помедлил, словно ждал откровений, но не получил и отошел в том же грозном сопровождении.
Ресницы Доранта дрогнули, он открыл мутные от боли глаза:
— Оль-хан…
— Тут я, тут, — встрепенулся седобородый, разрывавшийся между долгом быть с князем и следить за врагом.
— Собери живых. Не будем ждать Гончаров.
Он прикрыл глаза. Я подумал, что он умер, но веки старика снова поднялись, и князь почти без хрипа, на одном выдохе произнес:
— Жаль, поздно свиделись, внук. Ты мне понравился. Крылатый… вот ведь как бывает…
— Однокрылый, — горько признался я.
— Отрастишь еще… — успокоил он, вышибив всего двумя словами слезы из моих глаз. Он, умирая, утешал! Человек — меня, демона по сути!
"Так чей же дух сильнее?" — вдруг оглушила мысль.
Пока рыцарь Ольхан собирал отряд, я поговорил с двумя новыми дарэйли, оставшимися с нами. По их словам, подменить меч мог один из рабов Сьента: Парк, дарэйли круга форм. Но оба единодушно утверждали, что Сьент на такую подлость не пошел бы. Более того, именно Верховный приказывал не причинять вреда князю Доранту. И никто из них не заметил в княжеском отряде ни еще одного Гончара, ни неизвестного дарэйли. Оставалось поискать самому, если предатель не сбежал под шумок.
Дарэйли отошли к самой первой расщелине, созданной Ксантисом и поглотившей их товарищей, и бросали угрюмые взгляды на "земляного". Ксантис, пробормотав, что вот знал бы, как обернется, не стал бы врагов так глубоко закапывать, побрел к ним. Его самого шатало от перенапряжения и я, вспомнив слова Ринхорта, что исчерпавший силу дарэйли умирает, поспешил за ним:
— Подожди, Ксантис! А как возможно передать силу от одного дарэйли другому?
— Только через жреца. Он проводник.
— Но вы же кладете друг другу ладони на плечи, объединяя силы! И близнецы гасят силу друг друга. И две стороны одной силы тоже гасят, если становятся дарэйлинами. Значит, передаете.
Он задумался.
— Действительно. Но я никогда сознательно не забирал силу другого. Только разрушал, бывало, но за счет своей силы и разрушал.
Граднир, которому явно понравилась идея, пресек сомнения:
— Так. Ксантис, дай мне передние лапы. Райтэ, отойди, тобой рисковать не будем.
Оба моих друга сели наземь, их ладони легли на плечи друг друга, и я заметил удивительную вещь: через несколько минут сосредоточенного молчания оба словно посвежели, а у Граднира морда начала лосниться, как после удачной охоты. Он едва не мурлыкал, а хвост аж завибрировал от избытка сил, и я испугался, что он выкачал Ксантиса полностью. Но земляной встряхнулся и легко вскочил на ноги, не менее довольный.
Посмотреть, как они будут вытаскивать бывших врагов, наверняка провалившихся в преисподнюю, мне помешал Ольхан, отрапортовавший, что люди собраны и готовы к церемонии.
Из двух сотен отряда в живых осталось едва ли две трети.
— Может, все обойдется, Дорант? — уловил я дрогнувший голос Ольхана, говорившего с князем. — Он же…
— Пусть… Так надо… — свистящим шепотом ответил раненый. — Так будет лучше.
При полной тишине князь Дорант Энеарелли отрекся от княжеской короны и передал ее мне вместе со всеми владениями и имуществом. Условно. Сама корона осталась в замковой сокровищнице. Обошлись передачей фамильного перстня с гербом. Ольхан осторожно снял его с руки князя и вложил ему в ладонь. Старик переложил драгоценность в мою.
— Владей, внук, — слабо улыбнулся он. — Не посрами…
— Не посрамлю.
Я надел окровавленный перстень. Было в этом что-то жутковатое. Но не из-за испачканного княжеской кровью золота стало чертовски горько на душе. Разве так я мечтал получить признание деда? Разве такой ценой?
О чем я поклялся в тот момент, никто не услышал. Даже Единый, если он есть.
Князь настоял на немедленной присяге, и с ним никто не стал спорить. Я распустил крыло туманным плащом: пусть привыкают, все равно его уже все видели. Да и с выпущенным крылом силы мне легче обнаружить убийцу.
В первую очередь я искал молодого рыцаря со смазливым оруженосцем. Если меч подменил тайный Гончар, без дарэйли не обошлось, а все они (кроме меня) отличались красотой. Такие нашлись, даже пять пар. Их я оставил на конец церемонии принятия вассальных клятв, не желая омрачать ее кровью в самом начале.
Ольхан исполнил обещание, данное умирающему другу: первым принес вассальную клятву, показав пример остальным, взиравшим на меня с неприкрытым недоверием и даже неприязнью. Ведь право моей крови не было подтверждено "Хранителем династии".
— Займи то место, какое сочтешь подобающим для себя, — сказал я Ольхану, вручив ему клинок.
Помедлив мгновенье, рыцарь встал по правую руку.
— Я знал, что могу доверить тебе спину, — сказал я вполоборота. Что ж, один бой я почти выиграл.
— Я оправдаю доверие, князь Райтегор, — сухо ответил он, склонив голову.
Один за другим передо мной вставали на колено воины — и седобородые, и совсем юные — вручали мне свое оружие и произносили слова присяги, а я дважды касался их плеч двумя мечами: их собственным и своим, искривленным. И это было вопиющим нарушением ритуала. Достаточно было одного меча, который я возвращал бы владельцу. Но я настоял. Пусть еще скажут спасибо, что в левой руке у меня был не огненный клинок.
