Люди, наблюдавшие за присягой, были особенно мрачны. Да и с чего им веселиться? Их товарищи погибли, князь умирал, а наследником избрал чудовищного демона. А что они скажут, когда моя сущность явится во всей красе? Что может быть хуже дракона? Вот Верховный знает, но молчит.
Я покосился на Сьента. Его невозмутимость не просто бесила, она была доказательством, что Гончар подготовил ловушку для нас. Ну, не глупо ли — ждать, когда примчатся жрецы и докрошат остатки отряда?
Еще часа два ушли на поспешные похороны. Ольхан успел отправить полдесятка гонцов в ближайшую деревушку с храмом Единого — многие погибшие были приверженцами этой непонятной религии — и они привезли перепуганное существо в черной сутане. Служитель Единого отпевал всех павших скопом, если можно назвать его каркающий, спотыкающийся через слово голос пением. Зато он привез кучу амулетов и раздавал выжившим: о защите от демонов, оказывается, позаботился тот же Ольхан.
Перед похоронами у меня произошла первая стычка с ним. Заметив, что убитых освобождаот от лат и оружия, я спросил у пробегавшего мимо седобородого рыцаря:
— Зачем с них снимают доспехи?
— Так всегда снимают. Мертвым они ни к чему, а нам пригодятся. Зачем добру в земле гнить?
— Даже у собаки после смерти остаются ее клыки. Пусть павших похоронят, как воинов, в латах и с мечами.
Ольхан повернулся к князю — тот прикрыл веки в знак согласия — и рыцарь, не скрывая раздражения, зашагал прочь, на ходу отдавая распоряжения.
— Как только вернутся Ринхорт и Луана, ни у кого из наших людей не будет нужды в латах и оружии, — пробормотал я себе под нос.
За это время вернулась группа Ксантиса, несколько смущенного: чужой дарэйли не пожелал вступить в переговоры, был весьма агрессивен и совершенно случайно убит. Я заподозрил, что люди Доранта пожелали отомстить за князя, и дарэйли с удовольствием удовлетворил просьбу, но этот изворотливый земляной червь так и не признался.
Князь Дорант то ли забылся, то ли потерял сознание, и Верховный, снова коснувшись его груди кончиками пальцев, озабоченно свел брови:
— Если через час не прибудет помощь, его не спасти. Тогда пересмотрим нашу договоренность, принц Райтегор.
— Тогда никаких договоренностей быть не может.
— А наши пленники? Ринхорт и остальные?
Я пожал плечами — не буду же я с ним обсуждать план их освобождения — разыскал Ольхана и поручил ему подобрать людей для сопровождения деда (живого или мертвого) в родовой замок.
— Кто поведет отряд? — спросил рыцарь.
— Ты.
Это было не очень разумно — отпускать его и позволить мутить воду за спиной. Я запомнил, что старый друг князя Доранта, избравший себе роль моей правой руки и телохранителя, странно замешкался, когда на меня напал убийца. Но остальным в отряде я мог доверять еще меньше, несмотря на присягу. Она у людей другая. Они не дают слово всей сущностью.
— Сколько людей ты мне дашь в сопровождение, ваша светлость?
— Всех.
— А ты?
— Если нас не прикончат жрецы здесь, то я с дарэйли пойду в Озерную обитель.
Карие глаза человека удивленно округлились.
— Ты собрался мстить Гончарам?
Я не стал в подробностях посвящать "правую руку" в то, что будет делать моя темная левая: не стоит Ольхану знать, что восточных Гончаров попытались подставить западные, и мстить, собственно, надо бы Западному Сферикалу, находившемуся в океане, в королевстве Тысячи Островов. Зачем ему знать такие тонкости?
— Сегодня нам удалось убить двух жрецов, освободить пятерых рабов и взять в заложники самого Верховного, — напомнил я. — Мои вассалы в плену, я обязан их спасти.
Седобородый вздохнул.
— Я поклялся Доранту присмотреть за тобой и помочь. Если тебя интересует мое мнение, это безумная затея.
— Какая? Присмотреть и помочь? Действительно, зачем? Пока я справляюсь без телохранителей и советников даже с убийцами.
Старый рыцарь вздрогнул и опустил голову:
— Прости старика, ваша светлость.
— Значит, мне нужен другой советник, раз ты — уже старик, и не можешь справиться с взятыми обязательствами, — без малейшей жалости продолжил я расставлять точки над рунами. — Ты сам избрал себе место по правую руку, и теперь выяснилось, что у руки не сгибаются пальцы!
На скулах рыцаря заиграли желваки. Не перегнул ли я палку?
— Я знаю, что тебя смущает, рыцарь Ольхан, — сощурился я, надеюсь, проницательно. — Ты во мне сомневаешься. В моем праве крови на титул князя. Ты думаешь, разум твоего старого друга Доранта помрачился. Так?
Рыцарь поднял на меня усталые глаза.
— Так, — тяжело, словно бросил камень, сказал он. — И не только я так думаю. Почитай, все наши люди.
— Ваше сомнение легко разрешить.
Я выхватил Иллинир из ножен и, перехватив меч за острое лезвие, сунул рукоять седобородому. Вытянул левую руку (если что, не так будет жалко, как правую) и громко приказал:
— Руби!
Только бы он не вспомнил об обычае рубить голову претендентам на наследство Энеарелли! Рыцарь был так ошеломлен, что не вспомнил.
Вокруг нас стали собираться привлеченные шумом люди и дарэйли. Со Сьента слетела маска равнодушия, и он подобрался поближе, чтобы ничего не упустить.
— Руби же! — повысил я голос. — Если ты боишься причинить мне вред, отдай меч кому-нибудь посмелее.
На лбу Ольхана выступил пот. Он замахнулся и резко, как палач топор, опустил меч. Я едва удержался, чтобы не зажмуриться, когда что-то хрустнуло. Это оказались ножны, зажатые в левом кулаке. Иллинир отлетел, не коснувшись кожи, словно наткнулся на невидимую стальную оболочку. Рыцарь едва удержал его в руке.
Уфф… Прокатило!
— Ты все еще сомневаешься во мне, Ольхан?
— Нет, ваша светлость, — улыбнувшись, склонил голову рыцарь. — Теперь — нет.
"Знал бы ты, как прав в своих сомнениях", — думал я, глядя в его удаляющуюся спину.
Только когда все разошлись, оставив меня одного у ложа деда, я разжал кулак правой руки. На ладони уже затянулись тонкие порезы и подсохли размазанные капли крови. Надеюсь, никто не заметил небольшие пятна на лезвии Иллинира.
Три горьких вывода следовали из этого.
Первый: Дорант хотел меня убить, когда предлагал испытание. Теперь я уверен, что клинку сначала давали попробовать каплю крови младенца Энеарелли, чтобы потом "хранитель династии" опознал ее на расстоянии. Потому я и порезал ладонь острием — на всякий случай, лишним не будет.
Второй: дед и потом, уже умирая, не верил, что меч признает меня, и специально смешал нашу кровь, чтобы Иллинир почуял его след в моей. Тоже на всякий случай. А значит, Дорант действительно боялся оставить древние земли и замок совсем без наследника. Лучше уж чужак-нелюдь, чем родной сын-безумец. Лучше ли?
