«А вы?! – беззвучно вскричала Галинтиада, под ногами которой зашатался мир. – А вы, вы сами?!»
«Мы не боги; мы – пастыри Золотого века, – прозвучал ответ. – Оттого и восстали в свое время. Ответь сама себе, дочь Пройта: если ты, занося нож, взывала к Гекате – почему отозвались мы? Как сумела ты докричаться до преисподней?!»
И ощутила себя Галинтиада не вместилищем божественного духа, а грязной плошкой, одной из многих, из которой жадно лакает подкравшаяся собака.
Много раз обращалась к Павшим жрица Гекаты; спорила, сомневалась, доказывала, не верила…
Велика была гордыня дочери Пройта.
А поверив – не простила.
Ничего не боялась теперь Одержимая Тартаром, выжженная изнутри страшной ненавистью, кроме одного – не успеть уйти в последнем обряде, чтобы, минуя Аид, влиться в жаждущий свободы Тартар.
Потому и опасалась Фивы покидать, как зверь нору.
Пришлось.
Раньше обычного обратились Павшие к дочери Пройта, и странным было их веление: идти на Киферон, где и принести жертву Алкиду, сыну Зевса и Алкмены, да так, чтобы сам Алкид обряда не видел, будучи видимым для Галинтиады.
Хотел Тартар человеческим взглядом увидеть героя-безумца.
Оттого и брели по склонам Киферона двое угрюмых мужчин с вечно сонным мальчишкой-рабом на руках, оттого и семенила за ними старушонка-карлица, остро поглядывая по сторонам.
Справа от извилистой тропы, по которой двигалась сейчас Галинтиада со спутниками, возвышался сумрачный девственный лес, слева же, под глинистым обрывчиком локтей шести в высоту, весело шумела вертлявая горная речка.
В общем, ничем не примечательный пейзаж, за исключением одного: сухая сосна с прогнившей насквозь сердцевиной именно сейчас собралась падать поперек тропы, и упала, надо сказать, на редкость благополучно, шагов за десять до идущего первым мужчины с ребенком на руках.
Мужчина замер, как вкопанный, его не столь сообразительный напарник ткнулся в широкую спину, выругался вполголоса – и потом выругался еще раз, уже громче, потому что ребенок на руках первого вяло качнулся и, не удержав равновесия, полетел вниз, в реку.
Погрузившись, мальчишка почти сразу всплыл и, бессмысленно шевеля руками, стал таращится в небо, словно оно должно было объяснить ему смысл происходящего. Течение быстро сносило ребенка туда, где вокруг торчащих из воды острых камней с грохотом вспенивались грозные буруны.
– Вниз! – завизжала мгновенно оценившая ситуацию Галинтиада, скаля мелкие крысиные зубки. – Быстро вниз! Вытащите его, идиоты!
Двое спутников дочери Пройта одновременно спрыгнули с обрыва и бросились в воду. При этом один из них – тот, что раньше нес мальчика – заметно прихрамывал, видимо, ушибив ногу при неудачном приземлении.
Как ни странно, хромой успел раньше. С шумом расплескав сверкающую водную поверхность, он мигом оказался на середине потока и почти достал мальчишку загнутым концом своей дорожной клюки, которую так и не выпустил. Ему удалось зацепить наполовину размотавшиеся тряпки, составлявшие одежду маленького раба; казалось, дело сделано – но в следующий момент на клюке остался лишь ворох тряпья, а голое тельце скользнуло дальше по течению.
Второй слуга косолапо бежал вдоль берега, оступаясь на мокрой гальке, но Галинтиада уже видела – не успеет.
Он действительно не успел, поскользнувшись и упав ничком, когда чье-то стремительное тело буквально разорвало хитросплетение кустов на другом берегу, почти без всплеска войдя в поток неподалеку от бурлящей пены порогов.
«Лев! – вспыхнуло в мозгу у оторопевшей Галинтиады. – Киферонский Людоед!»
И спустя мгновение, когда совсем рядом из воды поднялся загорелый, дышащий спокойной силой юноша, держа на сгибе левой, чуть напрягшейся руки спасенного ребенка (мальчишка по-прежнему выглядел сонным и равнодушным ко всему, включая собственную жизнь), Галинтиада поняла, что недаром приняла случайного спасителя за льва – за гибкого, грациозного хищника, при встрече с которым не поздоровилось бы и настоящему горному льву.
Юноша правым локтем прижал к боку связку коротких дротиков и успокаивающе улыбнулся старухе, видя, как та вскрикивает, невольно зажав рот рукой – но он неправильно определил причину беспокойства дочери Пройта. Пять лет прошло с тех пор, как Галинтиада в последний раз видела это лицо, но ошибиться она не могла: перед ней стоял сосланный на Киферон Алкид, сын Зевса и Алкмены, живая цель дочери Пройта.
Стрелы, посланной Тартаром.
– Радуйся и веселись, о герой богоравный, – заголосила старуха, мгновенно подбирая нужные слова, – я же хвалу вознесу и тебе, и богам, что тебя направляли, когда ты из чащи явился – Алкид, гордость Фив и…
– Ошиблась ты, бабушка! – рассмеялся юноша, вручая ребенка подоспевшему слуге, припадавшему на левую ногу. – Ификл я, брат Алкида. Ты уж извини, если что…
– Ой, Ификл! – умильно всплеснула руками старуха, мигом забыв о возвышенном слоге. – Ой, деточка! Да разве вас различишь, с братцем-то?! Оба герои, оба молодцы, мамино сокровище, папина гордость! Ты вот и не помнишь меня, наверное, а я – бабушка Галинтиада, я Илифий от маминого ложа гоняла, травками вас поила, чтоб животики не болели, мамочка ваша еще говорила: «Я, Галинтиадочка, добро всю жизнь помню…»
Ификл не особенно вслушивался в нескончаемый поток старушечьей болтовни. Лицо Галинтиады казалось смутно знакомым, мать действительно что-то такое рассказывала… еще почему-то вспомнилась озверелая толпа перед домом, пришедшая убивать его, Ификла.
К чему бы это?
Ификл тряхнул мокрой головой, отгоняя неприятное видение, и неожиданно придумал способ избавиться от надоедливой старухи.
– Бабушка Галинтиадочка! – заорал он дурным голосом, вихрем взлетая на обрыв и подбрасывая в воздух сухонькое тельце заверещавшей дочери Пройта. – Радость, радость-то какая! А Алкид, Алкид-то обрадуется – слов нет! Он здесь, рядышком, шкуру Киферонского льва несет после подвига – это тебе, бабуся, надо вверх по тропиночке и налево за старым вязом, молнией расколотым… Ты только покричи: «Алки-ид!» – он сразу и объявится! А уж обрадуется!.. просто счастью своему не поверит…
Злорадно хихикнув напоследок, Ификл припустил вдоль обрыва и поэтому не обратил внимания на выражение острой мордочки старухи, словно окаменевшей на месте и даже забывшей отругать нерадивых слуг.
Галинтиада, дочь Пройта, давно перестала доверять подобным совпадениям.
Но… надо было спешить.
4
Алкид почесал укушенную комаром щеку.
Потом повернул голову и бросил всего один косой взгляд на шестерых путников в запыленных одеждах, объявившихся на краю поляны.
