Едва сдерживая рвоту, Эвинна потянулась к окровавленному кинжалу. Отрубленная рука не отпускала, Эвинна едва не упала в обморок от перспективы вырывать кинжал из окоченевших, покрытых запекшейся кровью пальцев. Но выбора не было. Чувствуя себя дорвавшейся до протухшей мертвечины шакалихой, она стала по одному отгибать мертвые пальцы. Больше всего она боялась, что за этим занятием ее застанут - неважно, кто.
Завладев оружием, Эвинна почувствовала себя чуть увереннее. Кашляя от едкого дыма, она бросилась в жаркую мутную мглу. В доме была вся семья - но старухе, молодой, лет двадцати, женщине, девочке лет трех и годовалому младенцу еще повезло. Они умерли быстро, от милосердного удара кинжалом в сердце, их никто не пытал и не насиловал. Наверняка хозяин дома избавил их от позора тем же кинжалом, который держала в руках Эвинна, а потом отправился в последний отчаянный бой. Рабыне никто бы такого одолжения не сделал...
Разгоралось быстро, пожар вышел нешуточный. Дышать уже можно было только у земляного пола, а к кладовке с припасами подбиралось пламя. Эвинна хватала пригоршни зерна, солонину, жесткие, как древесина, походные галеты - они могут храниться чуть ли не годами, а размочи в воде или хотя бы слюной - и можно подкрепиться. Вино Эвинна бросила. Зато еле стащила с женщины мягкие, но прочные сапожки. Не ахти для похода по высокогорьям, но ничего лучше не найти. Придется забыть и о теплом плаще. Жаль... Но подходящий плащ Эвинне попался очень скоро: видимо, кетадрин скинул его, чтобы удобнее было драться, да так и забыл в горячке схватки. Или решил сменять на трофейный, поновее? Эвинне размышлять было некогда. Подхватила увесистый, большой для нее балахон - и побежала к стене. Ворота или проломлены, или открыты, можно выбраться наружу. Лишь бы стражи не было...
Ей повезло. Стража была, но то ли им было плевать на выбирающихся из города, то ли никто не ждал возвращения войска. Скорее всего, город взяли, когда основная часть воинов куда-то ушла - наверное, тоже в набег. Об этом свидетельствовала как быстрота падения городка, так и отсутствие значительных боев внутри. Значит, грабители не ждут их быстрого возвращения, а если кто-то спасется и расскажет другим, так даже лучше: пусть боятся сильнее. А может, все куда проще: нашли в надвратной башне бочонок с крепкой горской брагой - и наслаждаются жизнью, наплевав на приказы командиров? Да и кто устоит, когда из домов слышатся вопли насилуемых и пьяный гогот?
На одном дыхании Эвинна проскочила через открытые ворота, ноги сами припустили по каменистой тропинке. Только тут надвратная башня ожила, по камням на обочинах цокнули стрелы. Но Эвинна уже скрылась за огромной замшелой скалой, у подножия которой рос чахлый кустарник. Осторожно выглянула - погони нет. Она переложила добытое поудобнее, перевела дух и осторожно, боясь споткнуться на крутой тропе, пошла вниз. Идти предстоит неимоверно далеко, и не у кого спросить дорогу. Стоит кому-то понять, что она беглянка-рабыня... Перед глазами снова встала насаженная на кол Хидда. Но если идти, держа восходящее солнце по левую руку, а заходящее по правую, рано или поздно она дойдет до Сколена. Конечно, на горных тропах придется петлять так и этак, но если выдерживать хотя бы общее направление...
Перекусив тем, что надо есть быстрее - подобранными в других развалинах лепешками - Эвинна зашагала на юг. Предстоял долгий путь... нет, не домой, какой дом после нападения Тьерри, а просто в Сколен. На родной земле она уж как-нибудь, да устроится. Только бы дойти...
Дойти! Зря, что ли, она убила Тьерри, а ее отец до конца дрался в Кровавых топях?
Те же, кто не выдадут пособников злодея, или сами пополнят их ряды, или же окажут вооруженное сопротивление сторонникам законного порядка, или же, сражаясь со слугами Императора, не сложат оружия в недельный срок ..., будут считаться изменниками и врагами Империи, и амнистии они не подлежат. С такими следует поступать по всей суровости законов Империи, то есть ловить, казнить и вешать.
Манифест Эвинны Верхнесколенской.
349 год от Воцарения Харвана
Моррест проснулся не от топота (за дверью постоянно кто-то ходил: кого вели на допрос, кого, воющего и стонущего, волокли обратно). Судя по всему, "форсированные допросы" тут были поставлены на конвейер. Ни капли дневного света не проникало в тюремные подземелья, а шаги у камеры не затихали ни днем, ни ночью. Хоть как-то можно было определить время суток по еде. Но ее приносили через равные промежутки времени, может быть, раз в день... или ночь?
В этот раз его разбудили голоса. Один - молодой, почти мальчишеский: парень до хрипоты что-то доказывал уже знакомому голосу стражника. Тот отвечал нагловато, даже с ленцой.
- Вы, ваше высочество, должны бы знать, что тут не какая-нибудь там долговая яма, а королевская тюрьма. Наш начальник напрямую подчиняется королю, и, если Амори будет угодно, мы его выпустим немедленно.
- У меня в руках королевский приказ! - возмутился молодой. Теперь Моррест узнал его. Альдин! - Видите, печать, подпись, дата.
- Да, действительно, печать подлинная, и подпись... "Податель сего, Альдин ван Амори, действует от нашего имени, в полном соответствии с нашими распоряжении. Всем нашим верным подданным и властям надлежит оказывать подателю сего немедленное и полное содействие и помощь, выполнять их распоряжения, так как исходят они от нас. Мы требуем немедленно по предъявлении сей грамоты освободить называемого Моррестом ван Вейфелем. Амори ван Валигар Харванид, король Алкский, и прочая, и прочая". Но ведь речь идет о важном государственном преступнике, я отвечаю за него головой... Нельзя ли согласовать с королем?
- В Час Шакала? - усмехнулся Альдин. - Боюсь, если вы его разбудите, вы сядете вместо Морреста.
- Может быть, следует подождать до утра?
- В грамоте написано: "Немедленно". Что неясно? Дело государственной важности, король мне башку оторвет, но я постараюсь, чтобы и тебе тоже.
- Ладно, проходи, - буркнул стражник. - Мне-то какое дело?
Лязг отпираемого засова, рывок... С пронзительным скрипом дверь открылась, вошли Альдин с грамотой, Моррест и два стражника, которые приносили еду. Один, с копьем, как всегда страховал напарника. Грамотно работают, приятно иметь с ними дело. Напарник копьеносца снял с пояса массивные ключи, провернул их в замке - и Моррест ощутил наслаждение, какого не испытывал даже с Олтаной: надоевшие кандалы с лязгом упали на пол. Моррест вскочил, потирая затекшие и исцарапанные запястья.
