Дядя был из этих. Кажется, что из этих. Но в пепел он не обратился, нет. Наверное, так же и лежит там, под серым крестом, рядом с бабой Нюрой, мамой и отцом. Не дядя, нет — чужак, принимавший облик дяди, марсианин какой-то, а настоящий дядя похоронен под казенной табличкой или вовсе без нее где-то в Хибинах. Ведь к нему ездила баба Нюра, к нему, когда мамка познакомилась с отцом? От него ждала писем, а телеграммы и деньги приходили от чужака. Почему?
А отец? Тоже чужой? Тоже такой? Он же ведь тоже в пепел обратился? И деревенские увальни, что пытались его обидеть или место пришлому указать, все плохо кончили — их же ведь всех не стало? С другой стороны, жизнь такая была в деревне — вино да водка, топор да монтировка, и кроме тех обалдуев многие спились, угорели, замерзли, отравились. Да и батя ведь не обратился в пепел вовсе! Не развеялся в дым! Обгорел только — так и захоронили. О том ведь сокрушалась баба Нюра, что обмыть нельзя было, да и мамка его не горсть же пепла к себе прижимала, когда выла за кладбищем? Вскрыть и посмотреть. Вскрыть могилу и посмотреть! И что ты там увидишь? Что разберешь? Уверишься, что сам такой же, как и они?
Нет, не такой же. На него не действует эта ерунда. Не сгорает он от газоанализатора. Так, может, поэтому за ним охота? Помесь потому что? Гибрид? Выродок? Вон как раны затягиваются: на ноге и в боку только белесые рубцы остались, а коросту, что на плече случилась от пули, уже через час стряхнул, словно пыль. Урод и есть — правильно, все взрывать: мастерскую, машину, квартиру, все, пока не взорвется он сам! Но резать зачем? Зачем резать? Людей зачем резать?!
— Всему приходит конец,— пробормотал знакомым, но мрачным голосом Дюков,— Ты же везунчик, Шермер. Но у обычных людей везение рассеяно по их жизни, а у тебя все скопом сразу. Плотненько так. Ты смотри — школа, армия, институт. Везде на первых ролях, нуты же сам рассказывал. Первый ученик, незаменимый, образцовый солдат, первый студент. Потом как из-под земли — дружки: тот же Жора, Костик, Людка. Менты с уважением, бандюги сквозь пальцы. Ни тебе наездов, ни тебе проблем. Ты по сторонам хоть смотрел? Нет, ну трудное детство что-то оправдывает, конечно. Сирота, жил с дядей, в деньгах не купался, но у других-то все в тысячу раз хуже было! И при живых родителях многие хуже живут, чем ты при мертвых! Ты по улицам ходил, Павлик? К соотечественникам приглядывался? В глаза им смотрел? Слушал, о чем они говорят? Девки, пацаны, еще паспортов не получали, а изо рта мат да перегар! Я уж не говорю про наркотики там...
— Заткнись, Дюков! — процедил сквозь зубы Павел.
— Это мерзкая страна! — задышал Димка,— Я вот в Штатах был — там, конечно, не все ладно, а уж если покопаться, дерьмо разыскать можно, оно иногда в общем-то само в лицо бросается, но здесь... Здесь люди ненавидят друг друга. А еще больше, чем друг друга, они ненавидят свою власть. И больше этой их ненависти только та ненависть, которая сверху на них обращена! Здесь все друг другу мешают! И калечат друг друга, и калечат! И врут, врут, врут, на каждом шагу врут!
— Однако жить ты сюда приехал,— посмотрел Павел на раскрасневшегося Дюкова,— Не ты ли говорил, что деньги здесь надо зарабатывать?
— Где теперь мои деньги? — растопырил ладони Дюков,— Где? — принялся выворачивать карманы,— Ничего не осталось. Совсем ничего! Там, где золотишко позвякивает, там, конечно, приятнее породу долбить, особенно если тебе самому по кум полу не долбят, так ведь долбят же!
— Нам просто не повезло,— отрезал Павел.
— Тебе не повезло, тебе! — ткнул пальцем в Павла Дюков,— Исчерпал ты свое везение. Я так и знал, что исчерпаешь! Все ждал, когда к тебе одновременно придут и налоговая, и санэпидемстанция, и пожарники, и менты, и бандюги, и черт знает кто! Должны были они прийти, потому что даже к тем приходят, у которых ничего нет, чтобы из их «ничего» нитку тянуть, а у тебя много чего было. Я только надеялся, что везения твоего и на меня хватит. Денежку в твое везение вложил. Квартиру купил. Машину! А ты сделал перебор.
— Какой перебор? — не понял Павел.
— Туза взял! — снова захихикал Дюков,— У тебя на руках, считай, почти очко было. Двадцать! Куда тебе еще карта? А ты потянулся еще за одной. И вытянул Томку. Туза! Перебор. Тут-то тебе кирдык и настал. Нельзя иметь столько везения. Нельзя! Слетел банк, Пашка, слетел, и ты слетел, и я вместе с тобой...
— Бред ты несешь,— стиснул зубы Павел,— Все не так...
— Конечно, не так,— оборвал хихиканье Дюков,— Все гораздо хуже. Теперь мы с тобой долговой ямой не отделаемся. Кончать нас будут, вот увидишь. Ты думаешь, что Василису и Машку просто так зарезали? Нет, дорогой. Это за мной приходили! Не видел, а чувствую. И за тобой приходили! И придут еще!
— Придут — тогда поговорим,— отрезал Павел.— Знать бы еще, кто приходил!
— А ты еще не понял? — вытаращил глаза Дюков и ткнул пальцем вверх.— Они и приходили!
— А может, они? — показал Павел пальцем вниз.— Методы-то уж больно адские.
— Они?! — в ужасе повернул Дюков палец вниз.
Одно время Димку несло по эзотерике. Павел не единожды находил в покрасочной камере под полиэтиленом слегка прихваченные грязными пальцами толстые книжки. Чего там только не было! Потом в руках у Дюкова обнаружился покетбук с интригующим названием «Даосские техники секса». Димка листал брошюрку, не отрываясь, а когда закрыл последнюю страницу, посмотрел на Павла обескураженно:
— Абзац!
— Не понял? — Павел спустил домкрат, и очередная машинка плавно встала на свежую резину.
— Именно,— прошептал Дюков, подскочил к домкрату и несколько раз нажал на кнопку,— Стравливать надо реже! Тут все написано. У каждого мужика запланировано на всю его жизнь определенное количество семени, и если стравливать часто...
— Дюков,— поморщился Павел.— Не трави меня!
— ...скоро оно кончится,— закончил фразу Дюков, подкачал домкрат, вновь приподнял машину, стравил воздух и изобразил щеками «упс».— И все. Вешайте свои контрацептивы на гвоздь.
— Как? — не понял Павел.
— Как чеки в сберкассе,— плюнул Дюков,— Все равно не пригодятся.
— И много там у тебя еще осталось? — усмехнулся Павел.— Есть еще стратегический запас семени?
— В этом-то и весь вопрос,— понизил голос Дюков,— Никто не знает точно.
На следующий день Димка пришел слегка озадаченный. Выудил из шкафчика книжку, торжественно ее разорвал и бросил в мусорный бак.
— Что такое? — не понял Павел.— Приоритеты поменялись?
— Нет,— задумался Дюков.— Понимаешь, я подумал так. А зачем мне стратегический запас семени, если закончится ресурс у спины, у ног, у рук, у сердца, черт меня возьми? Что я тогда, солить его буду, этот запас? Но даже и это не главное! Понимаешь, к женщине с калькулятором нельзя! От женщины с калькулятором — можно, а к ней — никак! И самое главное, представляешь, вот эта книжка... она для извращенцев.
