Она вскрикнула от желания, от голода и поцеловала его. И укусила его рот, как будто поглощая его. Он немного отодвинулся, и она захныкала, потом он снова вошел в нее так далеко, насколько мог.
И она закричала. Кричала и царапала его, впивалась ногтями в его плечи, в спину. Просила его о большем, большем, сильнее, сильнее. Убедившись, что жива, что он жив, что он тут с ней.
По крайней мере, сейчас.
Увидела дикого хищника, которого выпустила на свободу. И пировала на нем.
— Ты — моя, Райли. Моя, mi amara анэша, мой любимый эмпат. Я сейчас возьму тебя, оттрахаю, отпечатаюсь в твоей душе, — прорычал он, стискивая челюсти из последних остатков самоконтроля, которые у него остались. Она чувствовала, как горячий ритм овладевает ею, что потрясло его тело и душу.
Она выгнула шею, по ней прокатились жар и желание, и она затаила дыхание. Потом медленно улыбнулась ему, в глазах ее горело тепло какого-то знания.
— Нет, Конлан. Ты будешь заниматься со мной любовью. Потому что ты меня любишь.
Она коснулась его лица.
— И я тоже люблю тебя.
Он застыл, его руки дрожали на ее коже.
— Повтори, — хрипло потребовал он. — Повтори то, что сказала мне.
— Я люблю тебя, Конлан. И ты принадлежишь мне.
Он закрыл глаза, но она почувствовала взрыв его эмоций, который затронул и ее. Экстаз, ярко горевшая радость. Удивление. Восторг.
Потом он снова открыл глаза и поцеловал ее. И очень долго занимался с ней любовью.
Варрава изучал завернутый в ткань Трезубец, не желая трогать его голыми руками. Ведь, разумеется, существует наказание за то, что он осмелился украсть у Бога, и оно будет невероятно жестоким.
Он получил его так просто. Увидев, что люди и Атлантийцы умирают на полу, он просунул ветку дерева в дом и перетащил Трезубец через порог. Он не мог войти, так как не был в первой волне, которую глупый человечишка невольно пригласил войти.
Ведь главнокомандующие никогда не шли на передовой.
Трезубец. Инструмент истинной силы Посейдона, если верить свиткам. Предназначался Высокому Принцу Атлантиды, чтобы использовать его в священных ритуалах. Как, например, ритуал восхождения для принца-наследника.
Значит, тем хуже.
Кажется, мальчишка не станет королем.
Дракос материализовался в комнате с бетонными стенами в дюжине шагов от него, его лицо выражало чистое любопытство.
— Вы уже пробовали его использовать? — спросил он.
Варрава презрительно улыбнулся.
— А ты бы стал нахально играть с игрушкой Бога Морей? Вот поэтому я — мастер вампиров, а ты — лишь мой слуга.
Дракос даже не попытался казаться испуганным.
— Значит, генерал — лишь слуга? И как же Анубиза? Вы рассказали ей про свою новую игрушку?
— Нет! И ты также не скажешь. Я еще не готов передать свое приобретение, а она, разумеется, сразу его отберет.
Варрава пролетел над столом, чтобы противостоять своему генералу, напрягая свой разум. Дракос не съежился на полу, но напряжение на его лице показало, чего ему стоило остаться стоять.
— Ах, мелкая дерзость, генерал? Зачем же это? Ты хотел бы подняться в моих глазах теперь, когда Терминуса не стало?
Дракос кивнул.
— Если вы того пожелаете, милорд. У меня есть несколько стратегий, как справиться с этими атлантийцами. Стратегии, которые помогут вам собрать силы, пока вы не станете непобедимы.
Варрава не мог не выразить хоть какой-то интерес. Он видел результаты прекрасного планирования битв Дракоса.
Вероятно, он сейчас не убьет своего дерзкого генерала.
Он снова посмотрел на Трезубец.
— Нам необходимо снова посмотреть свитки. Может, мы найдем там намек на то, как контролировать ту силу, которая содержится в этом оружии.
Дракос поклонился.
— Мудрый план, милорд.
Варрава протянул руку, почти коснувшись предмета, потом отдернул ее.
— Приведи мне нескольких вампиров из моей кровавой стаи. Я полагаю, что мы испробуем несколько вариантов, чтобы посмотреть, какую месть заготовил Посейдон для вампира, который попытается поиграть с его игрушкой.
— Напоминаю, что у нас несколько атлантийцев в плену. Они, разумеется, знают что-то про его силу, — заметил Дракос. — Есть несколько простых способов развязать людям язык. Эти не могут быть иными.
Варрава улыбнулся.
— Мы это узнаем, не так ли?
Райли поплелась в душ усталая, но счастливая. Когда горячая струя попала на нее, она замурлыкала от облегчения. Она приняла душ ночью по-быстрому, но на сей раз она собиралась насладиться и расслабить свои мышцы.
Бороться с вампирами — утомительное занятие.
Эта мысль отрезвила ее. Она, Денал и Бреннан почти погибли. Денал, вообще-то, умер. А Конлан все еще не сказал ей, что случилось с Райзеном и Трезубцем.
В процессе мытья спины, ее пальцы нащупали странный поднявшийся рубец на плече. Она вдруг вспомнила обжигающую боль, которую почувствовала, когда Посейдон принял ее предложение.
Ну, он же, в самом деле, не разрезал ее?
Но ведь, она понятия не имела, как Боги себя ведут?
Она открыла дверцу душа и поспешила к зеркалу, схватив полотенце, чтобы стереть пар с его поверхности. Потом повернулась спиной к зеркалу и неловко повернула шею, чтобы увидеть плечо.
И на ней был шрам — нет, изображение.
— О, мой Бог! Он меня пометил!
Она не осознавала, что кричит, пока Конлан не ворвался в помещение, с кинжалами в руках.
— Что такое?
Она посмотрела на него, потом снова в зеркало на шестидюймовое изображение, выжженное на ее плече.
— Он меня пометил, Конлан. Это… это…
— Это Трезубец, — вздохнул он, завернул ее в полотенце и долго держал в объятиях.
— Нам нужно поговорить с Алариком и понять, что это значит.
Райли не была уверена в том, что хочет это узнать.
Они молча оделись и спустились на завтрак. Запах жареного бекона убедил ее покинуть спальню и поставить на карту все, несмотря на нежелание. Райли знала, что та комната была оазисом-миражом спокойствия.
— Она закончилась, да? Иллюзия безопасности, которую мы сотворили прошлой ночью. Возвращаемся в реальность, — заметила Райли, потянувшись к его руке.
— Я буду защищать тебя всем, что у меня есть, и всем, что я есть, анэша, — Конлан остановился на лестничной площадке, чтобы притянуть ее поближе для быстрого объятия. — Никогда в этом не сомневайся.
Она улыбнулась, но это было скорее ради него, чем выражение подлинного счастья. Должно пройти больше времени, прежде чем у нее найдется причина вновь улыбнуться.
Бастиен царил в красочной красно-белой кухне, перекидывая омлеты и поджаривая бекон со сноровкой, которую можно было достигнуть практикой.
