Плюс Ласи по-прежнему задешево сохраняла свою квартиру с прекрасным видом из окна. Санитарная инспекция продемонстрировала ее домовладельцам несколько жутких фотографий всей этой катавасии с крысами, и они продлили договоры аренды жильцов седьмого этажа на неопределенный срок. У этих не совсем обычных домовладельцев денег и без того хватало — они владели землей в Нью-Йорке уже почти четыреста лет.
Конечно, мы понимали — оставшись в городе, мы должны быть готовы к тяжелым испытаниям. В Нью-Йорке может стать очень, очень беспокойно. Нас ждут суровые дни, и не когда-нибудь, а буквально с минуты на минуту. К этому придется привыкать — продолжать ходить в бистро Боба, когда хочется съесть бифштекс, и с невинным видом болтать с Ребеккой, все время помня о том, что вот-вот наступит «Чернобыль», крушение цивилизации или апокалипсис зомби.
Или, как теперь выражаются в Новом Дозоре, — вспышка.
Когда с гамбургерами было покончено, я сказал:
— Пора заняться делом.
Ласи закатила глаза, не упустив случая продемонстрировать, как она относится к тому факту, что я занимаю в Новом Дозоре более высокое положение по сравнению с ней. Тем не менее она взяла бинокль и направила его на пылающую красным закатным огнем реку.
— И что мы теперь ищем?
— Признаки «червя», — ответил я.
— Тоже мне, новость! Хотя… никто никогда не говорил мне, что же это такое на самом деле — признаки «червя».
— Что такое «червивость»?
Она показала мне язык. Я улыбнулся и поднес к глазам бинокль.
— Когда ты их увидишь, то сразу поймешь. Так со всеми нами происходит.
— Не сомневаюсь. Но они хотя бы любят воду?
— Еще один хороший вопрос. Правда, туннель подземки проходит не через воду, а под ней.
Я повел биноклем по вытяжным башням; именно они, закачивая под землю свежий воздух, пробудили «червя». Над кирпичными, лишенными окон колоннами в неверном вечернем свете кружили чайки. Закат окрасил тускло-оранжевым их белые перья. Кстати, это было что-то новенькое — парящее над башнями облако летающих кругами птиц. Никто не понимал, что это означает. Новый переносчик болезни по воздуху? Простое совпадение? Любители падали, чувствующие приближение массовой бойни?
Я вздохнул.
— Иногда мне кажется, что на самом деле мы вообще ничего не знаем.
— Побереги нервы, Кэл. Все еще только начинается.
С улицы донесся вой сирены, и, отбежав на другую сторону крыши, мы остановились у края, вглядываясь во тьму. Пространство между нашим и противоположным домами затопили звуки потрескивания рации и вспышки мигалки полицейской машины. Надо полагать, арест.
— Значок с тобой? — спросил я.
— Как всегда. Лучшая часть работы. Иногда нам приходилось вмешиваться — если
полиция собиралась упрятать в тюрьму сбитого с толку, склонного к насилию новичка. Мы демонстрировали свои значки службы национальной безопасности и несли всякую чушь насчет биологического оружия. Удивительно, но практически всегда полицейские быстро давали задний ход. Десять часов спустя новоиспеченный инферн оказывался в Монтане, получал внутривенно чеснок и быстро входил в курс дела. Конечно, в наши дни убедить их не составляло особого труда — признаки того, что творилось, были повсюду.
Я сфокусировал бинокль на толпе, сгрудившейся вокруг полицейской машины. Копы надевали наручники на парня, и женщина пронзительно орала на него, потрясая сумочкой, которую держала за разрезанный ремешок. По тротуару рассыпалось содержимое сумочки. Еще одна полицейская машина неспешно двигалась к месту происшествия на расстоянии квартала.
Я вздохнул и опустил бинокль.
— Похоже, это просто карманник.
В пользу инфернов можно сказать по крайней мере одно — они никогда не воруют, разве что случайно подвернувшийся шмат мяса. Они неспособны продумывать свои действия достаточно далеко вперед, чтобы охотиться за деньгами. И это по-своему любопытно — что, несмотря на разрастающуюся вспышку, обычные преступления продолжали происходить. Может, их даже стало больше. Конец там мира или нет, в этом отношении люди менялись мало.
— Да, — Ласи тоже со вздохом опустила бинокль и пожевала нижнюю губу. — Не везет.
— Не расстраивайся. Ночью нам наверняка будет чем заняться — как всегда.
— Наверное. — Она покачала головой. Мне просто грустно.
— Почему?
Она испустила долгий вздох.
— Всякие побочные эффекты.
— Таблеток?
— Нет, болезни. — Ласи состроила гримасу. — Мне больше не нравится картофельный салат.
Я засмеялся.
— Не волнуйся. Просто карбонаты паразиту ни к чему.
— Конечно, но что, если это… ну, ты понимаешь, проклятие? Что, если я начинаю ненавидеть то, что раньше любила?
— Ты из-за этого расстраиваешься? Ну, может, стоит подвергнуть тебя небольшой проверке, просто на всякий случай.
Я притянул ее к себе, и мы поцеловались. Поднялся холодный ветер, Корни выписывал восьмерки вокруг наших ног, но поцелуй по-прежнему был нежен и нерасторжим. Так многое изменялось вокруг, и это было здорово — что чувства оставались теми же.
И по- прежнему от Ласи замечательно пахло.
— Пока не ненавидишь меня? — спросил я спустя какое-то время.
— Нет. Фактически… — Она замолчала.- Bay! Чувствуешь?
Я опустился на колени и приложил ладони к черному гудрону. Даже через четырнадцать этажей здания ощущался еле слышный рокот.
— Две большие твари, сейчас еле слышно.
— Я сообщу.
Ласи достала сотовый телефон и начала быстро набирать текст сообщения в офис слежения.
Я втянул воздух, принюхиваясь к оставленным монстрами следам. Поражало, что запах пробивался даже сюда, как будто земля с каждым днем становилась все более пористой. Однако мне хотелось одного — снова обнять Ласи.
— Забавно всегда получается, — сказал я. — Что мы целуемся или хотя бы думаем об этом, когда они поблизости.
Она отправила сообщение, подняла взгляд от маленького экрана и улыбнулась.
— Ты тоже это заметил? Я медленно кивнул.
— Помнишь, Моргана говорила, что чувствовала что-то подобное после того, как заразилась? Стоило спуститься в подвал, во тьму, и ее всегда охватывало возбуждение, которое просто сводило с ума.
— Так паразит контролирует разум, да? Приводит носителей в возбуждение, чтобы заболевание распространялось как можно быстрее?
Ласи улыбнулась, довольная своим анализом; она начинала кое-что смыслить в биологии.
— Конечно. — Я нахмурился. — Но мы с тобой уже инфицированы. Какое ему дело до того, чем мы занимаемся?
— Может, он просто любит нас, парень. Она снова притянула меня к себе, и наши губы слились. Сейчас запах «червей» перекрывал даже жасминовый аромат Ласи и запах соли с Гудзона. Мы еще долго оставались на крыше; сейчас наша страсть подчинялась исключительно собственным законам и желаниям наших тел. Монстры тут были ни при чем.
