— Вы бы с боярином халаты накинули и чалму. А то как бы беспокойства не вызвать.
По лагерю пошло тихое шевеление. Те, у кого сохранились фески и кушаки — маскировались под османов, прочие или раздевались совсем, или прятались за повозки. Освобожденных в Судаке невольников собрали в плотную толпу и велели держать руки за спиной.
Обоз приближался. Пятеро всадников медленным шагом сопровождали три большие кареты, запряженные четверками чалых лошадей. Кареты, как ни странно, вид имели совершенно европейский — словно катились не по крымским просторам, а по тракту между Лейпцигом и Кельном. Всадники щеголяли суконными кафтанами, на шее были кокетливо повязаны платки, головы от солнца скрывали черные треуголки.
— Шуба! — рявкнул Рваное Ухо.
Десятки вроде бы занятых своими делами бойцов метнулись к путникам. По трое, по четверо на каждого, они хватали лошадей под уздцы, вцеплялись в кафтаны, сдергивали всадников на землю. Еще несколько ватажников рванули дверцы карет, запрыгнули внутрь. Секунда — и двое пожилых пассажиров вылетели в придорожную пыль. Казаки уже шуровали в вещах: в сундуках, баулах, объемистых тюках.
— Кто вы такие?! — поднялись на ноги жертвы. — Вы не имеете права! Мы послы! Послы от короля польского и литовского Сигизмунда к наместнику Сулеймана Великолепного в Крымском Стамбуле мудрому Ахмед Энверпаше! Я посол, а это мой помощник. Отпустите нас немедленно, или вас всех посадят на кол! Всех! Гастон, да покажите же им, наконец, посольскую грамоту! Не видите, они не понимают ни слова.
— Смотри, что тут есть, княже! — выбрался из кареты казак со шкатулкой красного дерева в руках.
— Вы русские? — осекся посол.
— Князь Андрей Сакульский к вашим услугам, — сбросив халат, выпрямился Зверев. — Изволю вести рейд по османским тылам. А вы тут какими судьбами?
— А-а-а! — Посол кинулся к шкатулке, попытался ее вырвать — и тут же получил от непривычных к таким выходкам казаков саблей вдоль позвоночника. Возле его сапог моментально натекла лужа крови, кафтан на спине медленно расползся, обнажая белую спину с глубоким рубцом.
— У-у-у! — Гастон, сорвавшись с места, кинулся к камышам, но почти сразу получил подножку и растянулся в траве. Холопы навалились, связали ему руки за спиной.
— Сгораю от желания заглянуть в этот сундучок… — Андрей сам подошел к казаку, поднял крышку и достал толстый свиток из нескольких грамот с сургучной печатью, свисающей на шелковом шнуре. Развернул, просматривая строки. — Договор… Даже не проект, уже договор. Обязанности султана, обязанности крымского хана. Похоже, хан тоже должен где-то подписаться или что-то…
— Обычно срезается печать государя, который послал, а вместо нее вешается печать того, который утвердил, — пояснил Адашев. — Можно посмотреть?
— Даже очень, — передал ему документ Андрей. — Похоже, друг мой Даниил Федорович, нам с тобой срочно пора в Москву.[32]
Торопясь по торной дороге на север, ватажники встретили на своем пути еще два обоза, на этот раз торговых, и еще нескольких прохожих. От желания казаков ничего не зависело — оставлять свидетелей они не могли. Зато их поезд вырос в размерах почти до полутора сотен возков, три десятка воинов смогли перейти на более привычный способ путешествия — верхом.
К концу третьего дня православные воины наконец-то выбрались из горной теснины в волнистую, как штормовое море, степь и тут же свернули с тракта в высокий упругий ковыль, колеблющийся от легкого дуновения ветерка. Со взгорков глаз охватывал огромные пространства, верст на десять во все стороны. В низинах обоз исчезал настолько безнадежно, что не заметить и со ста шагов. Теперь казаки могли вздохнуть спокойно — выследить разбойников здесь было не по силам даже злым магометанским ифритам.
Самой большой бедой для почти тысячного отряда стала вода. В обширной крымской степи ручьи, родники, колодцы можно было пересчитать по пальцам, а рек не текло вовсе. Поэтому верховые дозоры, уходящие на десятки верст вперед и в стороны, искали не врага. Они искали воду. Источники, к которым и поворачивал потом огромный обоз.
Возле водопоев почти всегда обнаруживалось стойбище. Татары, веками не знавшие нападений на надежно защищенном полуострове, вели себя безмятежно, как дачники на пикнике: дозоров не выставляли, оружие наготове не держали, пастухи ходили за табунами всего по два-три человека, без луков, щитов и копий. Многие — даже без сабель. Раз за разом опасность все они ощущали лишь в последний момент, уже падая на землю под ударами острых казацких клинков.
На здешних благословенных равнинах жили только самые приближенные и знатные из ханов. Их юрты были полны богатой посуды, ковров и украшений, их взор и похоть услаждали самые прекрасные невольницы, их табуны состояли лишь из отборных породистых скакунов, а отарам и стадам не велось счета. И все это награбленное поколениями татар добро в одночасье переходило в руки новых хозяев, утяжеляя и увеличивая и без того неповоротливое войско.
Но не бросать же дорогую добычу, не дарить же скот басурманам!
Казаки оставляли в степи только медлительные отары, не способные угнаться даже за телегами. Устраивали в очередном кочевье богатый пир, резали баранов, варили хаш и жарили мясо над огнем. Наевшись — двигались дальше, выискивая очередной родник или вызнавая о нем у выживших при налете татар.
Однако с каждым днем, с каждым новым переходом путники подбирались все ближе к узкому горнилу Крыма. Моря с запада и востока все сильнее поджимали степь, лишая путников простора, а вместе с ним — и безопасности.
Князь Сакульский приказал выстроить повозки обоза в две линии, справа и слева прикрывая многотысячные захваченные стада. Заряженные пищали лежали под облучками, фитильницы висели наготове, холопы цепко поглядывали по сторонам, готовые в любой миг взяться за оружие.
На шестой день пути ватажники опять выбрались на тракт. Просто потому, что тракт был широкий, а перешеек сузился до пары десятков километров. Встав на стремена, можно было увидеть барашки волн сразу в Черном и Азовском морях. А еще — зубцы огромной крепости, перегораживающей дорогу далеко впереди.
Вечером седьмого дня телеги медленно сомкнулись вокруг самого богатого дувана, когда-либо собранного славными донскими казаками. Во всяком случае, до появления здесь князя Сакульского и боярина Адашева. От ворот могучей крепости Ор-Капа их отделяла последняя верста. А также добрых полсотни пушек, повернутых на юг, и многие сотни янычар, готовые оборонять твердыню до последней капли крови.
