Амариллис, смутившись, кивнула. Комната Риго оказалась под стать своему обитателю: удобная, просторная, умело освещенная. Предложив Амариллис свое кресло, Риго уселся на кровать.
— Тебе нужно отдохнуть, Амариллис. Слишком много на тебя свалилось. Вот что: мы можем завтра же уехать в Серебряные Ключи, это поместье далеко к северу от Эригона, возможно, там тихий ветер не так силен. Нынешний город мало подходит для медового месяца, тебе надо покинуть его, отдохнуть. Ты не против?
— Нет, почему же… так даже лучше. — Амариллис и впрямь была рада возможности удрать из Эригона.
— Отлично. Значит, завтра утром в дорогу. Поэтому сейчас же ложись спать, разбужу засветло. — с этими словами Риго встал и направился к выходу. Уже в дверях он обернулся, поймал взглядом изумление Амариллис и усмехнулся:
— Что, отец так торопил тебя? Ничего, подождет еще немного. Или я изверг какой — ребенка насиловать?..
— Я не ребенок. — Амариллис была почти обижена.
— Вот иссякнет ветер и я приду в себя, тогда и посмотрим. — с этими словами новоиспеченный супруг вышел из комнаты, оставив свою жену в одиночестве.
Утром Амариллис проснулась от того, что кто-то ласково, но настойчиво тряс ее за плечо. Она подняла голову от подушки, села в кровати и попыталась понять, что же говорит ей Риго. Наконец, до ее сонного слуха дошло:
— Вставай, да посмотри же в окно!
Девушка, накинув на себя одеяло, как королевскую мантию, и волоча его по полу, подошла к окну, распахнула ставни, выглянула во двор и ахнула: все вокруг, деревья, трава, садовые скамьи — все было густо-фиолетового цвета. Словно раскинули прямо на земле фиолетовый бархатный ковер, деревья окутали тончайшим шифоном в тон, и даже небо затянули траурной кисеей.
— Что это значит? — растерянно спросила она.
— Это значит, что тихий ветер выдохся. И золотой ветряк остановился. Теперь нужен хороший, сильный ветер с моря, выдуть эту гадость, проветрить город — и все наладится. Но мы все-таки поедем: сейчас начнется такая неразбериха, сутолока… люди начнут приходить в себя, узнавать о своих настоящих, а не выморочных потерях… Тебе не нужно этого видеть. Одевайся, мы выезжаем через полчаса.
Отведенного времени Амариллис хватило на то, чтобы одеться да черкнуть несколько строк Лорке; письмо она оставила на столе Риго.
Уже после отъезда молодоженов Сириан Мираваль принимал в своем кабинете мэтра Аурело; предваряя этот визит, ратман достал из тайника большую шкатулку, еще раз не без удовольствия просмотрел ее содержимое, достал небольшой замшевый мешочек, а остальное спрятал обратно. Доктор вошел, плотно закрыл за собой дверь и сел в одно из прикаминных кресел.
— Они уехали?
— Да. Я передал Риго ваши снадобья. Мэтр Аурело, у меня к вам еще одна просьба; еще более сложновыполнимая и щекотливая, чем все прежние.
— Особых сложностей возникнуть не должно. Она молода, здорова, физически развита… не думаю, что ей понадобится особая помощь.
— Выслушайте меня, мэтр. Вы, должно быть, догадываетесь, что первая жена Риго жива. Она перенесла преждевременные роды, сейчас у нее горячка. Когда она выздоровеет — а она должна обязательно выздороветь — ей будет необходим продолжительный отдых, месяцев девять, а то и год. И ей совершенно незачем будет знать, что происходило в доме в ее отсутствие.
— А вот это действительно сложно. Очищение памяти, да еще двукратное… долгие периоды сна… внушение… — и мэтр покачал головой.
— Я полагаю, вам будет лестно решить такую задачу. Как это… провести небывалый ранее эксперимент.
— Где?
— Морелла сейчас в Вересковом Логе, но это поместье слишком близко к городу. Ее перевезут подальше, в небольшой арзахельский городок. Ежели он вам наскучит, всегда можно будет посетить столицу, тем более, что тамошний университет который год пытается вас заполучить.
— Сколько?
— Это за согласие. — и ратман протянул Аурело тот самый мешочек. Врач развязал его, высыпал содержимое себе на ладонь, внимательно рассмотрел и снова спрятал.
— Хорошо. Мне нужны кое-какие снадобья, из тех, что привозят из Арр-Мурра, но напоказ не выставляют. Слишком опасно.
— У вас будет доступ ко всем арестованным товарам.
— Отлично. Сделаю все, что смогу. Вашей невестке действительно необходим отдых и я позабочусь о нем.
— Превосходно. Вас проводят на склад, а потом, если не возражаете, вы отправитесь к пациентке.
— Не возражаю. Тихий ветер иссяк, ничего интересного в Эригоне для меня нет. С этими словами собеседники встали, ратман проводил доктора до дверей кабинета, они обменялись поклонами и расстались.
Прошло несколько дней. Ожили все городские ветряки, постепенно свежий, пахнущий морем воздух вытеснял отравленное фиолетовое марево и город мало-помалу оживал.
Сперва Лорка надеялся, что Венона при первой же возможности вернется домой и они начнут выхаживать друзей. Но она не появилась ни через день после того, как замерло дыхание Арр-Мурра, ни через два, ни через три. На четвертый день терпение Лорки иссякло, и он самолично отправился напомнить Веноне о больном муже. Однако в госпитале ему сказали, что Веноны нет в городе вот уже неделю, а то и больше — никто точно не помнил. На все расспросы служители отвечали, что однажды на ночь глядя явился в госпиталь один такой… весь взъерошенный, остроухий, с разодранной в лохмотья щекой. Поговорил немного с госпожой и вскоре они оба исчезли в ночи. Вот и все. Ни ответа, ни привета. В остроухом Лорка без труда узнал Арколя и сделал для себя один-единственный вывод: выхаживать собратьев ему придется одному.
… и неслыханное везение чернокнижника-недоучки
Вот уже четвертую неделю Фолькет сидел в гостинице. «Гря-а-азная, гну-у-у-усная, ме-е-е-рзкая дыра!…» — с этой хвалебной песни он начинал каждое утро. Затем он съедал принесенный служанкой молочный суп — тепловатый, с синюшными пенками — и вновь с упорством, достойным лучшего применения, принимался за свои штудии. Фолькет пытался раскрыть алмаз темной крови. Он уже испробовал на нем все знания, полученные от отца, пустил в ход кое-какие свои изобретения… все напрасно. Камень словно издевался над ним; бессильной оказалась даже магия крови — Фолькет, вспомнив прежние навыки, сцапал ночью маленькую нищенку. Но и ее невинная кровь не помогла.
Ньерд, самое отдаленное предместье Эригона, тихий ветер захватил самую малость, ощутимо пострадали только самые впечатлительные. В основном же жизнь контадо мало изменилась; по-прежнему стучали молотки на верфях, кипела в котлах смола и как праздник ожидалось прибытие очередного «запаса». «Запасом» в Ньерде называли чудо-суда, приходившие по Кадже и сработанные одайнскими умельцами: были они целиком составлены из отборного леса, ни одним гвоздем не оскверненного, шли по реке, управляемые опытнейшими лоцманами, благоухая свежим деревом и возвышаясь вровень с прибрежным лесом, а по прибытии тут же разбирались по бревнышку, по досточке. Публика в Ньерде была самая разношерстная: мастера-корабелы, сезонные работники, торговцы и капитаны, следящие за ремонтом своих судов, матросы, ремесленники…
