Все маячки уже погасили, и под хмурым небом они остались вдвоём. Зажглись фары машин за кленовой рощей. Маша молчала. Оказалось, что она провела в больнице восемь часов кряду, одногруппники успели забеспокоиться, потом — запаниковать, а потом призвать на помощь Центр.
— Ну что ты молчишь? — произнёс Миф уже спокойнее и отпустил Машино плечо. — Планируешь, как полезешь снова?
Ноги дрожали и подгибались от усталости.
— Я дошла до десятого этажа, — сказала она и слабо улыбнулась.
Может, Мифу её усмешка из-под прищуренных глаз показалась издевательством. Даже в подступающих дождливых сумерках стало видно, как он побелел почти до синевы. Миф схватил Машу за локоть и с силой тряхнул, как будто хотел оторвать руку. Но ударить по-настоящему не решился, может, духу не хватило, может, боялся, что увидят. Впрочем, она и так едва не полетела на землю. Горло сжало от страха.
— Я за твою глупую жизнь отвечаю, между прочим! Свалилась же ты на мою голову. Немедленно в машину. Я ещё подумаю, что с тобой делать.
Маша не стала говорить ему ничего: ни о кирпичной крошке на ступенях, ни о защитном круге. Даже о меловых надписях на стенах лестничных клеток не стала. «Дальше, дальше». Они как будто заманивали в ловушку. Да, Миф бы так и сказал, и ещё бы прочитал лекцию на тему того, как аномалии обходятся с такими безответственными людьми.
Всю дорогу она молчала и ловила взгляды Мифа, который сидел рядом с водителем, то и дело косился на Машу, как будто она могла открыть дверцу и выпрыгнуть на полном ходу. Мимо проносились улицы города, залитые дождливым туманом. Маша рисовала на запотевшем стекле следы неведомых зверей.
— Я смогла дойти до десятого этажа, — презрительно выпалила Маша, когда Миф обернулся в очередной раз.
Он промолчал.
Оказывается, у Мифа был свой кабинет в Центре — комната на первом этаже и под лестницей, но просторная, с двумя большими окнами. Письменный стол и два стеллажа, снизу доверху заваленные бумагами. Пошатываясь от усталости, Маша еле добралась до стула.
— Говори, — приказал Миф, запирая дверь.
Окна в одежде из белых жалюзи смотрелись продолжениями стен, и Маша ощутила себя, как в западне. Ещё бы чуть-чуть и начала задыхаться. Миф ходил вдоль окон, сцепив пальцы под подбородком.
— Сабрина пошла вверх, я точно знаю.
— Отлично. Она что, стрелочки рисовала на стенах?
Маша молчала, тяжело дыша себе в ладони. Ей было плохо — то ли жарко, то ли холодно, и хотелось в темноту и тишину. Но даже в таком состоянии она понимала, что ничего не скажет Мифу о своих подозрениях. Она же не сумасшедшая. Ей, в общем-то, и пары сильных ударов хватит, чтобы больше не подняться.
— Отвечай, — потребовал Миф.
— Я видела смесь из кирпичной крошки и соли. Сабрина брала с собой такое.
— Ох, святая простота, — взвыл Миф у окна, хватаясь растопыренными пальцами за шуршащие полоски жалюзи. — Хорошо, давай я объясню с самого начала. То, что у тебя неплохая чувствительность к аномалиям, и так ясно. Этого не отнимешь. Но у тебя же нет элементарных знаний! Понимаешь, эта практика у вас — она так, для общего развития. Чтобы вы поняли, что не в магазин игрушек попали, а в серьёзное заведение. Конечно, никто не собирался вам давать на самом деле опасный объект. Как, скажем, студента-биолога никто не отправит в клетку с голодным тигром. Пойми ты уже. Всё, что произошло — трагическая случайность. Больница давно была выброшена из списка опасных территорий, как выяснилось, зря.
— Что вы врёте! — не выдержала Маша, хотя до сих пор отчаянно сжимала зубы, чтобы не заговорить.
Миф удивлённо замолчал, по-прежнему цепляясь за пластиковые полоски.
— Нет, я не вру. Если бы я хотел вас убить, я бы за шиворот не вытаскивал кое-кого из больницы.
Тут замолчала Маша и, судорожно собирая остатки мыслей, решила: а ведь он прав. Стоило ему только чуть-чуть сыграть на публику, и Маша бы по собственной глупости свалилась бы с пятнадцатого этажа, и Миф оказался бы чист и невинен. «Я сделал всё, что смог. Откуда же я мог знать, что она снова туда полезет? Это новая, ещё не исследованная способность аномалии, она притягивает своих жертв, как бы далеко они не находились».
— Красные кирпичи, — с нервным смешком произнёс Миф. — Ерунда какая-то, сумерки сознания.
Он прошёлся по комнате, включил компьютер — тот отозвался приветливым гудением. Маша сидела, поджав ноги под стул, и думала, почему слёзы, выступившие на глазах, ледяные.
— У, — заключил Миф, наверняка, страшно радостный от того, что пришлось закончить разговор, — да ты горишь.
Маша невольно мотнула головой, уходя от его прикосновения. Сквозь шум в голове она слушала, как Миф по телефону вызывает врача, долго и путано говорит о каком-то отражённом эффекте.
Судя по голосу, врач была та, которая вчера не пожалела для Маши успокоительного. Вслед за этим потянулась какая-то муторная канитель. Маша ещё раз услышала про отражённый эффект, потом про след аномалии, потом про то, что её обязательно вылечат. А в голове всё ещё билась мысль — нужно добраться до крыши.
Пахло печёными пирожками. Маша отчего-то решила, что Миф обязательно упрячет её в камеру. Такие были при Центре — не тюрьма, а скорее крошечный гостиничный номер, но выйти из него не дадут. Когда подействовали лекарства, она сообразила, что находится в больнице.
Сама виновата. Нужно было идти дальше, а не откладывать на потом, проклиная весь мир. Она тогда очень устала, желудок уже давно подвело, а в голове осталась только одна мысль — прилечь. Восемь часов бродить по этажам больницы!
Она открыла глаза в отдельной палате, чистой и светлой от неоновой лампы. Потрогала себе лоб — вроде бы температура спала. Да это же простое переутомление, а никакой не зеркальный эффект, когда аномалия запускает в тебя щупальца, чтобы выбраться наружу. Миф преувеличил, конечно. Ему это выгодно.
Её одежды в палате не нашлось, а сама она была одета в казённую пижаму. Даже телефон — и тот отобрали. Маша подумала, что выбираться будет затруднительно.
Она снова легла на кровать и зажмурилась, что было сил. В темноте горело ярко-оранжевое пятно — лампа. Потом вернулись здравые мысли.
Там, в больнице, до десятого этажа её довели призрачные следы кирпичной крошки. И если в больничных стенах нет ни одного кирпича, то значит, крошку рассыпала Сабрина. Зачем? В мешочке оказалась дыра, или она специально помечала дорогу, чтобы вернуться? Чтобы её смогли найти? Но зачем тогда идти вверх? Неужели аномалия смогла так её запутать?
Она полежала ещё немного, ожидая, когда пройдёт слабость, потом поднялась и подёргала дверь. Отлично — её ещё и заперли. Интересно, здесь так со всеми пациентами поступают, или Миф всё-таки наплёл, будто она буйная и настроенная на побег?
