— Ну же, — подбадривает он.
Рейнольд судорожно сглатывает и кивает на шкафчик мореного дуба.
Вазочка все же падает, к счастью — на ковер. Рейнольд подскакивает, солдат вежливо, но твердо возвращает его на место.
— А ключи? — говорит посол с нежностью.
На мальчика приятно посмотреть. Надул губы, опустил глаза, никак не может попасть в собственный карман. Вот так-то.
Рейнольд протягивает ключ и вдруг успокаивается. Что может искать посол? Свои расписки? Ну и пусть ищет! Видимо, Мэй поспешила. Хотя, когда тебе навязывают в мужья нечто вроде того, что он видел на балу, поневоле заспешишь. Какой он умница, что даже не заикнулся на Совете о бумагах! А вдруг бы дали?!
Обидно только, что родня не будет связываться с этим наглым тардом. Точно не будет. Скажет: «Сам виноват». Ладно, дайте мне только жениться на королеве…
Посол раскладывает документы на две пачки, ту, что поменьше, кладет к себе в карман и идет к выходу. На пороге он вдруг оборачивается и говорит очень серьезно:
— Я вам советую сидеть дома и заниматься своими коллекциями. А к трону не лезьте. Шею свернете.
Солдаты покидают дом. Кайрел возникает в кабинете и вопросительно смотрит на хозяина. Тот задумчиво чешет подбородок и говорит:
— Приготовь мой лучший костюм. Дом прибрать. До моего возвращения в кабинет не входить. Впрочем, я его закрою.
«Если тебе что-то приказывают не делать — срочно сделай. Получишь огромное удовольствие, а в качестве бесплатного приложения доведешь своего врага до колик, — думал Рейнольд, подходя к королевскому дворцу. — День сегодня был длинный, нехороший, но закончится он не наглыми усмешками господина посла. Закончится он поцелуем. Вот только как бы войти, не наделав шума? Аристократ, конечно, имеет полное право на парадную дверь, но стоит подумать, сколько там толчется лишнего народу — и сразу мурашки по коже. Нет, где тут у нас кухня?»
Рейнольд обошел здание, нашел нужную дверь, надвинул шляпу на нос и отважно вошел. Пусто, тихо, никого. И правильно — обед давно кончился, а ужинает королева дома. «Может, домой к ней надо было идти? Ладно, сейчас разберемся. Не мешает взглянуть хозяйским глазом на будущие владения».
Огромные комнаты с закопченными стенами плавают в серых сумерках. На плитах тускло поблескивают котлы. Пыль, паутина. На полу, на растрескавшихся плитках играют в догонялки мыши. Рейнольд стал подниматься по лестнице, тихо ругаясь под нос: ступеньки щербаты, перила не упускают случая оставить на память занозу, штукатурка давно обвалилась, а следом за ней и кирпичи норовят выпасть.
«Интересно, а в гостиницах лестницы такие же? И где, простите, освещение? У меня в темноте глаза болят. Женюсь, сразу разберусь, куда деваются свечи. Ну вот, похоже, первая живая душа».
— Молодой человек, вы не подскажете, как найти королеву?
Мальчишка лет четырнадцати даже не удивился. Посмотрел на него отсутствующим взглядом, махнул рукой в неизвестном направлении и как сквозь землю провалился.
«Паж, что ли? Или призрак? Нужно будет достать схему дворца, выяснить, где здесь потайные ходы».
Рейнольд по наитию толкнул одну из дверей и оказался в приемной. Секретарь что-то старательно рисовал левой рукой и даже головы не повернул. Что ж, этот здесь долго не задержится.
— Добрый вечер, могу я видеть Ее Величество?
— Она вас пригласила?
Дорисовал завитушку и посмотрел наконец на Рейнольда. На свою беду.
— А… Простите. Я сейчас спрошу.
— Не нужно, — остановил его Рейнольд, — я сам.
— Но я обязан доложить…
Поздно. Рейнольд уже вошел в королевский кабинет. Мэй подняла голову от бумаг и устало спросила:
— Ну, что у нас еще случилось?
Ростовщик ответил очень мягко:
— Добрый вечер, Ваше Величество. Я хотел вас увидеть, — потом, повернувшись к секретарю: — Я сам о себе доложу, идите.
— Постойте-ка, здесь приказываю я. Пока.
— Тогда скажите ему вы, чтоб он ушел, — смеется Рейнольд, — а то я его и так уже расстроил.
— Ваше Величество, — перебивает секретарь, — я не знаю…
— Это не делает вам чести, — и к Рейнольду: — Так как же вы сюда попали?
— Через кухню. Я подумал, что не встречу там ни одного тарда. И не ошибся.
— Вам все ясно? — спрашивает Мэй секретаря. — Проследите, чтобы он был первым и единственным. Идите. Ну, а вы чем порадуете?
— А чем это вы занимаетесь, если не секрет? — спрашивает Рейнольд.
Такой кавардак на столе он видит во второй раз в жизни. И оба раза за сегодняшний день. Стол завален бумагами, счетными книгами, вместо закладок тут и там торчат обгрызенные перья. Вот пусти женщину заниматься делами!
— Да вот. — Мэй встает и мягко потягивается. — Отчеты окаянные.
— А взглянуть можно?
— Пожалуйста, если вам хочется.
— Еще бы!
Мэй во все глаза смотрит на человека, который с неподдельным интересом вчитывается в чьи-то каракули. Она хорошо помнит, что эта работа и короля Эрвинда доводила до головной боли. А у этого восхищение на лице.
— Нет, ведь надо же так, — бормочет Рейнольд, — вот жулье! Кто это у нас? А, слышал.
«Не буду его убивать, — думает Мэй, — лучше арестую. Или нет, нельзя. Ну тогда просто украду. Спрячу в каком-нибудь каземате (каземат, конечно, придется обставить в соответствии с его привычками) и буду приносить бумаги на проверку. И ему удовольствие, и Лайе польза».
Мэй осторожно заглянула ему через плечо. Рейнольд почувствовал ее дыхание на затылке и вспомнил, зачем сюда пришел.
Он вынул коробочку, сообщил:
— Это вам, — и снова уткнулся в бумаги.
Мэй невольно затаила дыхание. Такую вещицу и в руках-то держать страшно, не то что открыть. Сплетенная из тончайших золотых и серебряных нитей, на крышке герб Дома Ойсина. Мэй бережно открыла и… чуть не выронила. На черном бархате сверкают две бриллиантовые капли. Серьги. Аристократ делает ей предложение. С ума можно сойти — два предложения в один день, да еще и замужней женщине. Эрвинд ей никогда такого не подарит. Очень хочется хотя бы примерить. Но Мэй закрывает коробочку. Так. Теперь ее нужно вернуть. Если королевская память не изменяет, такого еще никогда не было. Аристократам не отказывают. Но придется. И почему нельзя оставить серьги, а ему сказать «нет»?
Из размышлений ее вывел радостный возглас Рейнольда:
— Ага, понял! Вот откуда у него деньги!
Очень аккуратно Мэй начала подпихивать подношение ему под руку. Рейнольд не сразу понял, почему ему что-то стало мешать. Потом заметил странный маневр, поднял голову и спросил:
— Вы отказываетесь?
Несмотря на то, что смеяться сейчас было никак нельзя, Мэй чуть не расхохоталась. Вот это и называется — глаза на лбу.
