Затем он повернулся к дисплеям. Уровень энергии был удручающе низок. Что, если ее не хватит для выхода на орбиту?
Он поглядел на хронометр. Оставалось меньше часа до Летнего Прилива. Это и был ответ на его вопрос. Делать – плохо, а не делать – еще хуже. Как только все втиснулись в корабль, он приготовился к взлету.
Последними были Дари Лэнг и Джени Кармел.
– Закройте люк, – сказал им Ребка и повернулся к пульту управления. Он не стал смотреть, как выполняется его распоряжение, не было времени и на долгие проверки, обычно предваряющие выход в космос. Сквозь лобовое стекло он видел, как неумолимо приближается к ним стена пламени. Через несколько секунд она поглотит корабль.
– Держитесь крепче. Я снимаюсь на трех «же».
«Если повезет, – подумал он. – А если не выйдет…»
Ханс Ребка включил двигатели на полную мощность. Звездолет задрожал, силясь оторваться от земли.
В течение какого-то показавшегося бесконечным времени ничего не происходило. И когда море огня уже настигало их, «Летний сон» застонал всем корпусом, подпрыгнул и взмыл в угольно-черное кипящее небо Тектона.
Через десять секунд после того, как ее нога погрузилась в кипящую черную грязь, нервная система Дари Лэнг отключилась. Она не ощущала ни боли, ни тревоги, ни печали.
Теоретически она знала, что Макс Перри получил более серьезные ожоги, но, тем не менее, он каким-то образом возглавлял их подъем по каменистому склону. Однако такое усилие и заинтересованность в происходящем были выше ее сил. Если она и сохраняла сознание, то только потому, что не знала, как его потерять. И добралась наверх к кораблю вместе со всеми лишь потому, что Ж'мерлия и Каллик не оставили ей выбора. Они подняли ее и понесли, заботясь о том, чтобы ее поврежденные ступня и щиколотка не касались земли.
Это состояние самоизоляции кончилось мучительным образом… когда они приблизились к входному люку. Как только Каллик осторожно и нежно положила ее на землю, боль током пронзила ее ногу.
– С извинениями и крайним сожалением, – тихо произнес Ж'мерлия, приблизив свои темные жвалы к ее уху, – но вход рассчитан только на одного. Необходимо входить по одному.
Они кладут ее на землю и говорят, чтобы она шла своими ногами, когда боль сделалась невыносимой! Неужели она должна будет встать на обожженную ногу. Она начала просительно объяснять чужакам, что не сможет этого вынести… Но было поздно. Она уже стояла, балансируя на одной ноге, перед входным люком.
– Торопитесь, – крикнул из корабля Макс Перри.
Дари бросила на него ненавидящий взгляд и увидела его руки в волдырях, лопнувших до кости от удара о камни при подъеме к кораблю. Он наверняка чувствует себя гораздо хуже, чем она. Дари стиснула зубы, приподняла левую ногу, схватилась за дверную раму и запрыгнула внутрь корабля. Там едва хватало места для уже вошедших. Как-то она ухитрилась пробраться к боковому иллюминатору и устроилась около него, по-прежнему стоя на одной ноге.
«Что же делать? Не могу же я бесконечно так стоять?» Мысль о том, что надо коснуться ногой чего бы то ни было, приводила ее в ужас.
Ответом стало объявление Ребки, что он стартует на трех «же». Слова эти привели ее в отчаяние. Она едва стояла при обычной тяжести. Значит, ей придется лечь, и тогда три «же» безжалостно вдавят ее больную ногу в пол.
Прежде чем она смогла что-то выговорить, к ней протиснулось короткое тельце Каллик. Хайменоптка приблизила свое мягкое брюшко к искалеченной ноге Дари и издала несколько тихих свистков.
– Нет! Не прикасайтесь! – в панике воскликнула Дари.
Она попыталась отодвинуть ногу в сторону, но из тельца Каллик высунулось блестящее желтое жало и вонзилось в нижнюю часть ее икры. Дари вскрикнула и упала навзничь, ударившись головой о ящик с запасным снаряжением за креслом пилота.
Она не успела шевельнуться, как начался подъем.
Дари обнаружила, что лежит плашмя, и нога ее прижата к металлическому полу. Ее больная нога! Она собралась закричать, открыла рот и внезапно поняла, что единственная часть ее тела, не испытывающая никакой боли – это ступня. И икра. Укол жала Каллик лишил это место всякой чувствительности.
Она откинулась назад и повернула голову, чтобы ее увеличивающийся вес пришелся на щеку и ухо. На полу лежала груда тел. Прямо перед собой она видела Каллик, ее мохнатое брюшко служило изголовьем Джени Кармел. Сразу за ними лежал Джулиус Грэйвз, но она смогла разглядеть лишь его лысую макушку рядом с блестящим черным черепом Ж'мерлии. Корабль пилотировал Ребка; в соседнем кресле находился Макс Перри, но его закрывал от нее ящик и спинка кресла.
Сделав огромное усилие. Дари повернула голову в другую сторону. В футе от нее был боковой иллюминатор, и она посмотрела в него. Невероятно! Они ведь уже несколько минут как стартовали, а их корабль все еще находился под облачным слоем Тектона. Вспышка молнии выхватила из темноты поверхность планеты, покрытую сетью разломов. Ее захлестывали волны оранжево-красный лавы, вздымавшейся, как океанские валы. Вся планета была в огне, словно грешник, обреченный на вечные муки. Затем корабль вошел в облака черной пыли, такие плотные, что она не могла разглядеть даже контрольные экраны, расположенные всего в футе от нее.
Корабль встряхнуло. Дари беспомощно привалилась к Каллик, и обе они заскользили по полу, пока не столкнулись с Джулиусом Грэйвзом. Еще мгновение, и все трое покатились обратно и притиснули Дари к стенке. Она все еще лежала в этом положении, прижатая к полу весом всех, кроме Ребки и Перри, когда «Летний сон» неожиданно вынырнул из облаков Тектона. В иллюминаторе блеснуло невыносимое золотое сияние, но его тут же смягчили светозащитные экраны.
Дари повезло. Когда взрыв ослепительного света ударил по кораблю, ее голова находилась под брюшком Каллик. Все остальные на несколько секунд просто ослепли.
У сидевших впереди Ребки и Перри были защитные экраны, но они сидели лицом к свету, стараясь вывести корабль на орбиту в условиях, на которые он не был рассчитан. Поэтому только одна Дари, повернувшаяся к иллюминатору, чтобы бросить последний взгляд на оставшуюся за кормой корабля планету, увидела все, что произошло потом.
«Летний сон» поднимался над противоположным Опалу полушарием Тектона. Слева, у самого горизонта, маячили диски Мэндела и Амаранта. Светозащитные экраны смягчили их яркость, и они выглядели как светящиеся круги с темными разводами: сверкающие диски звезд-двойников были испещрены пятнами. Приливные силы заставляли их рвать друг друга точно так же, как они рвали Опал и Тектон. Прямо над головой, как бледный призрак, сиял Гаргантюа, этот гигант, чей отраженный свет защитные экраны делали слабым и нематериальным, почти потусторонним.