— вот только в роли врага выступала река, подательница жизни! Воды неотвратимо поднимались, люди спасались бегством. Все дороги, ведущие из столицы прочь от реки, были забиты беженцами. Речной простор пестрел от бесчисленного множества лодок. Уплывали и уезжали кто на чем. Самые предусмотрительные уехали уже давно и увезли все добро. Те же, кто до последнего надеялся на Исварху, Зарни или на авось, шлепали по колено в мутной воде, тащили на себе мешки с самым ценным, проклиная судьбу — и, разумеется, арьев.
Теперь уже никто не сомневался, что именно змеелюды накликали потоп на столицу.
— Слыхали? Святой Зарни пытался спасти город волшебной песней! — слышались повсюду разговоры на городских улицах. — А государь Аюр застрелил его!
— И где теперь наш спаситель?! Спаси нас, Исварха! Избавь от бед, Небесный Лучник!
— Убили праведника, змеелюды проклятые! Теперь точно нам всем конец!
— Говорят, ранили… Святого так просто не застрелишь…
— Слуги унесли его в лодке, я сам видел! В лес понесли, в дубраву заповедную…
— Куда ты тащишься с козой, тетка? Тут людям не пройти!
— Собаку забыли! Чья собака воет?
— Ничего, пойдет в жертву реке!
Верхний город молчал. Ворота были затворены, решетки опущены, на стенах стояли лучники. Попытка взломать ворота и ворваться внутрь, предпринятая самыми ярыми сторонниками Зарни, окончилась плачевно. А без колдовской поддержки никто не рвался обрести верную гибель в тоннеле смерти. Арьям не о чем было беспокоиться — Верхний город стоял на высокой скале, неприступной ни для людей, ни для вод.
— Это неправильно, — пробормотал Аюр, глядя с балкона на усеянный лодками простор разлившейся Ратхи. — Я должен быть там, с ними!
«И тебя немедленно убьют», — отвечал внутренний голос.
— Мой долг правителя — открыть ворота, убрать стрелков из тоннеля смерти и впустить людей в Верхний город!
«И начнется резня, как в Белазоре… И у тебя больше нет храма, который улетит в небеса, раскинув лебединые крылья…»
Обгорелые, черные остатки купола храма Исвархи торчали над лазурными крышами дворцовых построек, как напоминание о тщетной надежде на золотые корабли. Только кучка рассохшихся лодок в подвале, исполинское зеркало, которое больше никогда не увидит солнечный свет, и пепел Тулума — единственного человека, который хотя бы приблизительно представлял, что делать…
«Что я сделал не так? — билось в сознании Аюра. — Что я вообще сделал?!»
Он не вполне осознал, что произошло накануне на площади у ворот. Он угодил в хитроумную ловушку Зарни — но в чем она заключалась? Аюр смутно понимал: произошло нечто страшное, и, кажется, — по его вине…
«Но я разорвал струны, чтобы остановить проклятие! Как вышло, что после этого где-то рухнули горы и водопад устремился… куда?!»
Аюр мрачно смотрел на воды Ратхи. Прежде ее можно было разглядеть только издалека, в ясный день. Теперь великая река стала полновластной хозяйкой повсюду.
«Зачем я родился? Люди страдают, Аратта гибнет — а я тут сижу, как в осаде! Пусть они ненавидят меня, пусть хотят убить — но это все равно мой народ! Клянусь Солнцем, я согласился бы умереть ради них, лишь бы в этом был хоть какой-то смысл!»
Государь развернулся и ушел с балкона в малый тронный зал, где обычно проводились встречи с чиновниками. Сейчас там никого не было. Сандар стоял на стене, возглавляя своих жезлоносцев, Рашна укрылся в своем дворце. Аюр уселся на край помоста, на котором стоял малый престол, искоса посмотрел на лежащий возле него большой золотой лук.
Лук этот возник из видения, насланного гусляром. И почему-то не исчез, когда развеялся морок. Глядя на него, Аюр, как и прежде, ощутил приступ страха. Он не помнил, как лук лег в его руку, — только девичий голос, кричавший «стреляй!» и росчерк крылатого силуэта в тучах. Аюр до сих пор не был уверен, что великолепный лук не развеется от прикосновения… Одно точно — именно из него Аюр подстрелил Зарни.
«И чем я стрелял? Где колчан? Откуда стрела?» — подумалось Аюру.
Дверь приоткрылась, внутрь с глубоким поклоном вошел слуга из приемной.
— Солнцеликий, прибыл саар… маханвир Ширам.
— Хвала Исвархе! — подскочил Аюр. — Пусть скорее идет сюда!
Вскоре в малый тронный зал вошел бывший саарсан накхов. Аюр, не дожидаясь церемониального поклона, быстрым шагом подошел к зятю и крепко обнял его.
— Как ты проехал через город? — спросил он, оглядев родича. — Тебя не пытались задержать? Убить?
Ширам пожал плечами:
— На нас не обращали внимания. Кому нужен вооруженный отряд, когда вокруг полно добычи попроще?
— Все так плохо? — нахмурился Аюр.
— В столице сейчас пиршество дивов в огненном аду. Одни бегут, другие грабят, там и сям уже что-то горит. Думаю, к ночи заполыхает повсюду. Приречные кварталы в воде, на улицах давка. Мой отряд проехал Нижний город насквозь, но не заметил и признака городской стражи. Сложнее всего оказалось попасть в Верхний город…
— Там на воротах Сандар с лучниками, — объяснил Аюр.
— Это я заметил, — холодно усмехнулся Ширам.
Он был в полном боевом облачении. Даже мечи не оставил за дверью. Прежде входить к государю с оружием не дозволялось никому, но для Ширама давно сделали исключение — Аюр желал подчеркнуть, что полностью доверяет ему. Черненая саконская кольчуга, облегавшая тело накха, была Аюру давно знакома. Раньше Ширам надевал ее на битву, теперь же, кажется, не снимал вообще никогда. Сроднился с железной чешуей, как со второй кожей.
В последние месяцы Аюр не перестал доверять родичу и любил его как прежде — однако сам себе не хотел признаться, что маханвир начал внушать ему страх. Известие о жуткой смерти переселенцев в Десятиградии, принесенных в жертву ложному солнцу, сильно изменило Ширама. Им овладело устрашающее спокойствие. Казалось, с тем же ясным взглядом и прохладной улыбкой он приветствует государя, а в следующий миг, не меняясь в лице, прикажет сжечь город. В сущности, это Ширам и делал в степях Солнечного Раската. Слишком многие, в том числе и ни в чем не повинные, поплатились там жизнями за восход Гневного Солнца.
На голенище правого сапога Ширама были закреплены необычные ножны. Маханвир велел переделать подаренный Харзой саконский клинок, приклепать его к кожаному наручу и снабдить ременными креплениями. Одного движения хватало, чтобы сунуть обрубок руки в ножны. Особая пружина стягивала ремни — и Ширам снова становился в бою обоеруким.
Аюр смотрел на родича, сам не зная, что чувствует. Он испытывал огромное облегчение оттого, что Ширам наконец рядом. И был искренне рад, что к его зятю вернулось здоровье и воинская сноровка. Но лицо накха, ставшее бронзовой маской, вызывало у юноши
