от вчерашнего вечернего эксперимента, который был словно в прошлой жизни, все еще были разбросаны по всей площади. Календарь из камня и металла стрекотал и щебетал в углу, заливая комнату каскадом непрерывно меняющегося света. Пятнышки синего, зеленого и янтарного света кружили по комнате словно светлячки, мелькали и танцевали между книжных полок и гобеленов.
Джодах нашел записывающего скарабея и три листа бумаги на том же месте, где их оставил. Все три листа были заполнены четкими, угловатыми буквами. То, что произносил он было записано серными чернилами, слова Майрсила – красными. Джодах не мог припомнить, чтобы он столько говорил во время эксперимента, хотя в мерцающем свете календаря без помощи лампы он не мог ничего прочесть.
В коридоре послышались звуки. Джодах сунул скарабея в карман, а листы сложил и убрал в жилет. Он помчался к двери и вышел в коридор, а дверь за собой закрыл как можно тише.
Он повернулся спиной к приближающимся голосам и постучался в дверь кабинета Майрсила, который только что покинул.
– Друг Джодах! – сказал Лорд Верховный Маг, – ты сегодня рано встал.
Джодах обернулся и увидел Майрсила и Барла. Лорд Верховный Маг улыбался, а Барл смотрел с подозрением.
Джодах пожал плечами и постарался выглядеть сбитым с толку. – Я не мог заснуть после того, что случилось, – сказал он. – Я подумал, что следует придти сюда и убрать мусор.
Майрсил одарил его широкой улыбкой, и Джодах впервые подумал о том, насколько же она делала Лорда Верховного Мага похожим на волка.
– Такая преданность, – сказал он, хлопая Барла по спине. – Вот то, что нам больше всего нужно в Конклаве. Преданность! Инициатива! Верность!
– Замечательные качества, – сказал Барл, сурово глядя на Джодаха.
– Конечно, – сказал Майрсил, – но не беспокойся об уборке. Я прикажу слугам об этом позаботиться, в конце концов, именно для этого слуги и нужны. Ты уже проанализировал полученные результаты?
Джодах подумал о своем открытии клюквенного болота, но вместо этого покачал головой. – Я задаю себе вопрос о том, что же я сделал, о координации или каком-то внешнем воздействии…
Майрсил поднял руку. – Нет! Тебе нужен отдых, мой юный друг. Мозг лучше работает после отдыха. – Его улыбка превратилась в тонкую линию. – Хотя я ценю твое беспокойство. Более слабые маги могут просто уйти, не размышляя над произошедшим. Эксперимент заканчивается провалом, только если никто ничему на нем не учится.
– Да, сэр, – сказал Джодах, затем быстро добавил, – да, друг Майрсил. – Он посмотрел на Барла, брови умельца сошлись вместе, и невысокий мужчина выглядел хмурым.
– Хорошо, – сказал Майрсил, хлопая Джодаха по спине. – Подумай о том, что здесь произошло, и приходи ко мне. Мы попробуем еще раз, как только ты будешь уверен, что добился того, что все работает правильно.
Джодах слегка поклонился и пошел прочь, но Майрсил его окликнул.
– Да, еще вот что, – сказал он. – Мне нужно, чтобы ты выполнил еще одно задание.
Джодах повернулся и сказал: – Для чего я бы ни потребовался, друг Майрсил, я сделаю все возможное.
Улыбка вернулась, но Джодаху она казалась очень похожей на волчью.
– За несколько ближайших дней тебе надо будет выучить несколько заклинаний, – сказал Майрсил. – Мне нужно, чтобы ты для меня сразился на дуэли.
Глава 17
Игра синего и красного
Понятие дуэли почти столь же старо, как и сама магия. Некоторые говорят об Урзе и Мишре как о первых магических дуэлянтах, и хотя это соблазнительно признать, следует заметить, что они сражались с помощью армий и артефактов, а не заклинаний в том виде, в котором они известны нам. Кроме того, они редко видели друг друга, кроме как в самом начале и самом конце. Концепция дуэлей, столь прочно укоренившаяся во время Ледникового Периода как средство для разрешения споров, берет свое начало во времена Тьмы.
Аркол, ученый из Аргива
Сима сжала кулак и топнула, ее изящный башмачок стучал по каменному полу. Три дня они держали ее взаперти в собственной комнате. Три дня!
Комната, фыркнула она, чуть больше тюремной камеры. Она была больше ее комнаты в Городе Теней, а рабы (она отказывалась думать о ком-либо, носящем металлический ошейник, как о «слуге») были вежливы и исполнительны, приносили отлично приготовленную еду, но не оставалось сомнений о том, что ее комната использовалась в качестве камеры.
Дверь была заперта магическим способом, чтобы не дать ей возможности уйти, в свинцовых переплетах окон было водное серебро, тот же материал, который церковь использует для того, чтобы держать магов в плену. Отдушины в стенах были отделаны этим же материалом, а вокруг рамы были нарисованы магические печати. На стенах за гобеленами были нарисованы руны, некоторые из них Сима узнала, а другие остались для нее полной тайной.
Кто-то построил эту комнату специально для того, чтобы держать здесь мага. Этим кем-то, скорее всего, был невысокий, резкий умелец Барл.
Она с первого взгляда невзлюбила коротышку. Он был одним из тех назойливых типов, которые организуют все и не переносят ничего из того, что лежит вне сферы их компетенции. Таких хватало и в Городе, и найти такого здесь, в Конклаве, служило слабым утешением.
Хуже всего было, что люди, подобные Барлу, почти ничего не пропускали. Именно поэтому ее посадили в непроницаемую для магии комнату до того времени, когда они придумают, что с ней делать.
– Каково твое полное имя? – спросил Барл, когда в первый раз сидел напротив нее.
– Мирейль, – ответила она.
– Мирейль из ..? – настаивал Барл.
– Просто Мирейль, – сказала она.
– Все всегда откуда-нибудь, – заметил Барл, нахмурив брови.
– В последнее время я была в Геде, – сказала Сима. – В этом городе была чума, и они выгнали большинство чужестранцев.
– Значит, будешь Мирейль из Геда, – сказал Барл. – Ты там родилась?
– Нет, – ответила Сима, – я просто оттуда.
Все собеседование прошло в таком духе. Сима давала неполные ответы, обычно прося уточнить или прояснить природу вопроса. Обратившись к прошлому, подумала Сима, следует признать, что идея выдать себя за будущего ученика возможно была плохой, но манеры Барла очень сильно ее беспокоили.
Она ни разу не упомянула Джодаха. Не упоминала о том, что прибыла с островов. Взамен она стала
