Я продолжаю рисовать, лихорадочно, одержимо. Уголь выводит символы на бумаге, словно что-то большее, чем я, водит сейчас моей рукой. Она едва поспевает за темпом, который задает сознание.
Кто-то хватает меня за плечо, и я вздрагиваю. Уголь на бумаге размазывается.
— Спокойнее, — говорит Киаран. — Ты дрожишь.
— Я в порядке, — лгу ему я.
Лучи наступающего заката проникают в окно гостиной и косо падают на бумагу, на которой я делаю наброски. Мои пальцы почернели от угля, кисть свело, но я не могу остановиться. Уголек кажется таким грубым по сравнению с воспоминаниями о тонких линиях гравировки в металле, а я не слишком хороша в рисовании чего-то настолько сложного.
— А не может она активировать это проклятое устройство до середины зимы? — спрашивает Гэвин. — Полностью избежать битвы?
Гэвин пришел сюда под предлогом ленча и пьет чай, словно виски, — с тех самых пор, как я объяснила ему, что случится в середине зимы. Конечно, он и до того, благодаря своим видениям, имел об этом смутное представление, но до сих пор не сказал мне, насколько ясными стали являющиеся образы.
Он ерзает в кресле и выпрямляет скрещенные ноги, колено у него дергается. А чертова чашка снова пуста! Я пытаюсь игнорировать его и сосредоточиться на рисовании.
— Нет, — говорит Киаран. — Мы не можем.
— А ты не мог бы попытаться быть менее уклончивым?
— Если бы мы могли избежать битвы, Видящий, нас бы здесь сейчас не было, — поясняет Киаран. — И ты, полагаю, прятался бы где-нибудь в шалаше с остатками своих соплеменников.
— Если бы твои соплеменники не были такими…
— Джентльмены! — Похоже, моя голова сейчас взорвется. — Я не могу сосредоточиться из-за ваших пререканий. Хотя бы Деррик ведет себя как подобает. — Я оглядываюсь на пикси, который устроился на подоконнике. — И постарайся продолжать в том же духе.
— Я ничего не сказал!
— Но собирался. Не думай, что я не заметила, как ты все это время смотришь на Киарана.
Деррик бормочет что-то себе под нос и наконец говорит:
— Полагаю, я понял, почему он здесь. — Он кивком указывает на Киарана. — Но объясни мне, зачем в наше маленькое собрание по поводу конца света включен этот Видящий?
Я начинаю очередной завиток, часть нового символа, который тянется к южной части печати. И облегченно вздыхаю. Почти закончила.
— Гэвин здесь, — говорю я, — потому что он тоже в это втянут. Я могла бы погибнуть вчера, если бы он не помог.
На лице Деррика мелькает виноватое выражение.
— Ах! Айе.
— Благодарю, что отстаиваешь мою честь, — говорит Гэвин и ставит опустевшую чашку на стол. — Где твой дворецкий? У меня закончился чай.
— Бога ради, — говорю я, — ты не мог бы пить помедленнее, чтобы мне не приходилось доливать тебе его каждые пять минут?
— Мы на пороге апокалипсиса, — отвечает Гэвин. — И в мире не хватит чая, чтобы меня успокоить.
Я рисую последний символ, и электричество, покалывающее мои пальцы, исчезает. Тело перестает дрожать, и я делаю долгий выдох, роняя уголек, чтобы вытереть усталую руку платком.
— Закончено.
Киаран наклоняется, чтобы оценить мою работу. Его теплое плечо так близко, что стоит мне подвинуться всего на волосок, и мы соприкоснемся. Я вдыхаю его запах и просто не могу не податься ближе, преодолевая расстояние между нами и прикасаясь к нему боком. Он поворачивается, чтобы взглянуть на меня, и наши лица оказываются почти рядом. Все вокруг блекнет и размывается, когда я смотрю на его губы.
— Получилось неплохо? — шепчу я.
Голос Гэвина доносится словно издалека:
— А ну назад, фейри. Быстро!
«Черт побери!»
Я отстраняюсь от Киарана, внезапно осознав, что едва не сделала. Мои щеки заливает румянец, сердце ускоряется от смущения. Клянусь, я готова была поцеловать Киарана — перед Дерриком и Гэвином, не меньше. Да что со мной не так?
— В этот раз соглашусь с Видящим, — говорит Деррик. — Держи дистанцию, или я тебя укушу.
Киаран поднимает мой рисунок.
— Попробуй, и я оторву тебе крылья, а потом заставлю их сожрать.
Деррик шипит. Гэвин выглядит заинтересованным, словно задумался, возможно ли последнее в реальности.
— Ну что ж, — радостно говорю я, — мы прекрасно общаемся, правда? Рада видеть, что все вы сдерживаете взаимные порывы к насилию.
— Только не я, — говорит Гэвин. — Я пришел сюда ради чая.
— Не ради компании? — Я прижимаю руку к сердцу. — Я чувствую себя уязвленной. Мне казалось, что я тебе нравлюсь.
— Чаще да, чем нет.
Киаран кладет бумагу на стол между нами.
— Мы будем обсуждать это или вы предпочтете светскую болтовню?
Я смущенно моргаю.
— Прошу, продолжай.
— Часы и компас были добавлены к механизму iuchair. — Он указывает на символы в каждой из частей. — Эти должны отвечать на лунные события, в данном случае на затмение. Эти кардинальные точки удерживают силу нетронутой, куда бы ни поместили устройство. Пока работают часы, работает и механизм.
— Почему затмение? — спрашиваю я, подаваясь вперед.
— Sìthichean сильнее всего во время лунных событий, особенно затмений, — объясняет Киаран. — Символы на механизме служат каналами для их же силы, запирая их внутри. Но ни одна система не идеальна. С каждым затмением те, кто заперт, пытаются вырваться, и со временем печать истончается. — Он смотрит на меня. — Она не предполагалась как постоянная. Ее поставили лишь на время, пока мы не найдем более подходящего решения.
— И потому нужно повторить это «временное» решение снова, а у нас лишь одна Охотница, способная его активировать, — сухо говорит Гэвин. — Просто верх гениальности, чтоб вас!
Киаран смотрит на него.
— В этот раз все будет иначе.
— Как? — спрашиваю я. И поднимаю руку прежде, чем Гэвин успевает добавить что-то еще. — У нас не так уж много вариантов на выбор.
Киаран снова замыкается в себе, а это значит, что он что-то скрывает.
— Ты сама сказала, у нас нет иного выбора.
Деррик приземляется на бумагу, его крошечные ступни аккуратно ступают между символами. Слишком длинные штанины тянутся за ним, размазывая уголь рисунка то там, то тут. Он наклоняется, чтобы проследить линию.
— Для чего-то непостоянного это просто прекрасно. Один sìthiche вообще не смог бы сбежать из такой тюрьмы. Кто бы ни помогал Охотницам, этот кто-то знал, что делает.
— Айе, она знала, — бормочет Киаран.
Я удивленно хмурюсь.
