Ознакомительная версия.
Да, Анастас Эвентри был уже куда больше мужчина, чем мальчик, но в нём всё же оставалось слишком много от мальчика, и все его чувства на несколько секунд отобразились на его лице. И за эти несколько секунд, увидев всё горе, всё отчаяние этого человека, до последнего тешившего себя надеждами на то, что помощь поспеет вовремя, и теперь оставшегося один на один со своей бедой, Том почувствовал глубокое сочувствие и симпатию к этому человеку. И они лишь укрепились, когда все эти чувства разом слетели с его лица, будто их стёрли начисто, и Анастас Эвентри спросил:
— Сколько их?
— Не менее шести сотен, милорд, как и говорили. Половина встала лагерем у замка, остальные двинутся по всем четырём дорогам. Они будут здесь самое большее через три дня.
Анастас шагнул вперёд. Положил руку — правую, больную, едва слушавшуюся — гонцу на плечо. Сказал:
— Поешь, вымойся и отдохни. Подробности расскажешь завтра.
И пошёл к двери.
— Милорд? Милорд, куда вы? — озадаченно позвал его Линлойс. И впрямь — будь его воля, запер бы своенравного мальчишку в подвале…
И был бы прав, мелькнуло у Тома, потому что он всё понял — настолько, насколько мог понимать этого человека, поговорив с ним четверть часа и посмотрев ему в глаза.
— Милорд! Проклятье… Стойте!
На лестнице снова гремели шаги — Анастас Эвентри бегом слетел по ступенькам, будто не слыша криков Линлойса, выскочившего вслед за ним. Том выбежал следом.
— Куда он?
— Да бес его знает! Щенок безумный, проклятье на мою голову! — вскричал Линлойс и кинулся вниз по лестнице следом за своим лордом.
Ноги сами понесли Тома за ними.
Они промчались через нижний зал и оказались на улице, тёмной и пустой. Молодые ноги лорда Анастаса давали ему фору, но лихорадка её отбирала, и Линлойс нагнал его прежде, чем парень успел завернуть за угол. В спешке Линлойс схватил своего лорда за больное плечо — и когда тот вскрикнул от боли, вздрогнул, так сильно, будто почувствовал эту боль сам. Руку, однако, не разжал, и по всему было похоже, что идея насчёт подвала в его мозгу крепнет час от часу.
— Я пойду туда, — сказал Анастас, глядя своему соратнику в лицо ярко и мучительно блестевшими глазами. — Сейчас.
— Вы совсем с ума сошли! Это самоубийство, вы ранены, у нас нет людей!
— Мне не нужны люди. Я всё сделаю сам.
— Что сделаете?!
— Всё. Всё, что смогу. Том, — он заметил наконец своего нового соратника и, лёгким движением положив ладонь на плечо Линлойсу, посмотрел на Тома со смесью нетерпения и мольбы. — Как хорошо, что ты здесь. Задержи его… пожалуйста.
Линлойс не ждал подвоха, поэтому когда здоровая рука Анастаса с силой толкнула его, покачнулся и отступил на шаг.
— Задержи его! — крикнул Анастас и, развернувшись, бросился во тьму. Рука Линлойса рванулась за ним и остановила бы, если бы между нею и плечом юного лорда Эвентри не взвилось со свистом лезвие меча.
Линлойс замер, потрясённо уставившись на человека, которого так упрямо хотел убить. Человек стоял между ним и его лордом, дразня его кончиком клинка. Все подозрения, терзавшие верного вояку, обрушились на него с новой силой, и он с отчаянным рёвом рванул из ножен собственное оружие.
— Предатель! — забывшись, на всю улицу заорал Линлойс. Звонко столкнулись мечи, и Том выпалил, тяжело дыша:
— Ты сам предатель! Прекрати! Отпусти его! Он знает, что делает.
Они стояли друг против друга ещё несколько мгновений, скрестив клинки и взгляды.
— Он знает, что делает, — повторил Том, едва слыша собственный голос, срывающийся и хриплый. — Верь ему. Просто верь ему.
Энгус Линлойс опустил меч.
Оба они развернулись и посмотрели туда, где исчез их лорд. Там было темно и тихо, только кряхтел где-то пьяница, вывалившийся из дверей трактира.
«Почему я сделал это?» — подумал человек, много лет называвший себя Томом, и растерянно покачал головой.
Просто верь ему, просто верь.
Впервые с тех пор, как он принял это имя, Том почувствовал себя способным просто верить тому, кто об этом просил.
Потом пришло утро, сырое и зябкое, и принесло оно с собой столько суеты и суматохи, сколько никогда ещё не видал городок Лакмор. Спозаранку к эрлу примчался гонец от лорда Индабирана, оповестивший о скором прибытии и расквартировании в городе отряда, которому настоятельно советовалось оказать всяческое радушие. Это известие немедленно проникло в город благодаря кухарке эрла, муж которой приходился братом трактирщику, и подняло страшный переполох. Кто-то в панике носился по улицам, кто-то шумно сетовал, кто-то настырно выпихивал из дверей своего дома малознакомых людей странного вида, а некоторые даже решили удрать из городка поскорее и, наскоро собрав пожитки, ринулись к околице…
Они-то и стали первыми, кто увидел бело-красное знамя Эвентри, реющее на вершине холма. И тот, кто дерзнул бы подняться на этот холм и встать под этим знаменем, увидел бы земли клана Эвентри — все земли, которые были у них отняты, но от того не перестали им принадлежать.
Дружный вопль раздался от подножия Лакморского холма и понёсся к городку. А там был подхвачен, сперва неуверенно, потом свирепо, и полился над равниной. И до тех пор, пока человек Индабирана не увидал из окон замка это знамя, не побелел и не затрясся, визгливо требуя у эрла немедленно убрать эту мерзость, каждый человек в округе стоял и смотрел на стяг Эвентри и думал о том, кто воздвиг его, призывая их под свою руку.
Анастас Эвентри был окончательно загнан в угол, потому он не собирался больше прятаться.
«Гилас, — думал Том, глядя на бело-красное знамя, трепетавшее на ветру, и думая о Том, Кто в Ответе за всё, — почему ты возложила это бремя не на него?»
И в тот же самый миг он услышал то, что могло бы быть ответом — если бы он не знал, что та, кто ему ответила, имела с Гилас общего не больше, чем он сам.
«Я знала, что сделаю это, Том».
Он содрогнулся от её голоса, который, как всегда, услышал не во сне и не наяву. Было утро, первое утро нового дня клана Эвентри, и в это утро Том стоял среди взволнованной толпы, согнувшись пополам и обхватив голову руками, и слушал мягкий, насмешливый и бесконечно нежный голос Алекзайн.
«Не бойся, мой дорогой. Ты знал, что делаешь, но я знаю тоже. Всё будет хорошо. Теперь всё будет так, как должно быть».
Том разжал руки и понял, что стоит на коленях в грязи. Никто на него не смотрел. У них было на что поглазеть и без него.
Том стоял на коленях и чувствовал, что задыхается — от боли, от ужаса, от облегчения, от разочарования, от всего сразу.
Ознакомительная версия.
