— Вы опасаетесь за исход предстоящей битвы? — спросил Лютиен, пытаясь прощупать мысли своего старого друга, когда они вдвоем обходили территорию огромного лагеря.
Бринд Амор усмехнулся в ответ на эти слова.
— Если бы я боялся Пипери, я бы никогда не отправился на юг, зная, что впереди находятся Уорчестер и Карлайл! — ответил волшебник. Он остановился у маленького водоема и наклонился, чтобы освежить лицо водой. Он сделал паузу, прежде чем его рука коснулась воды, и замер, потому что на воде вдруг появилось любопытное видение, уже знакомая ему узкая и высокая каменная колонна с плоским верхом.
— Бринд Амор.
Зов принесло ветром. Бринд Амор оглянулся, пытаясь понять, что за скалы отразились в воде, но нигде поблизости не было видно такой башни.
— Что это? — встревожившись, спросил Лютиен. Он тоже огляделся, хотя не имел понятия, что он ищет.
Бринд Амор отмахнулся, и на этот раз Лютиен ничего больше от него не услышал. Волшебник обдумывал призыв, тонкий и сугубо личный, вспомнил о сове и о видении в водоеме и внезапно понял, что он знает ответ.
Он надеялся, что не ошибся, поскольку, если его догадка подтвердится, эти любопытные события вполне могут изменить ход предстоящей битвы.
— Хорошенько следите за периметром лагеря, — сказал старый волшебник и быстро зашагал прочь от Лютиена.
Лютиен окликнул его, но без толку, Бринд Амор даже не замедлил шага.
Вернувшись в палатку, волшебник поспешно достал хрустальный шар. Образ странной каменной башни отчетливо проступал в мыслях, и примерно через час утомительнейшего, сосредоточенного блуждания он смог восстановить его в хрустальном шаре. Затем Бринд Амор позволил сотворенному образу стать реальным местом действия и медленно изменил перспективу внутри хрустального шара, ища какие-нибудь приметы около башни, которые могли бы помочь ему определить ее местонахождение. Вскоре он был уверен, что башня находится в горах Айрон Кросса, не слишком далеко на северо-восток и наверняка ближе к побережью.
Волшебник убрал изображение из хрустального шара и расслабился. Он тщательно обдумал свои действия, понимая, что все происходящее может оказаться ловушкой. Да, возможно, это один из его друзей, равных ему, из давно прошедших веков, который вновь бодрствует и готов присоединиться к справедливому делу Эриадора. А возможно, это Гринспэрроу, который хочет заманить его в ловушку, и тогда Эриадор останется без короля и без волшебника, способного противостоять магии герцогов, герцогини и самого короля Эйвона.
— Сейчас не время проявлять чрезмерную осторожность, — вслух произнес Бринд Амор, собираясь с силами. — Не время праздновать труса!
Бринд Амор мысленно прикинул их шансы в предстоящей войне, вспомнил, как рисковали все храбрые люди Эриадора, поставив на карту свою истинную свободу.
Старый волшебник знал, что он должен сделать.
Той же ночью Бринд Амор тихо выскользнул из палатки. Луна уже зашла, и звезды чуть поблескивали там, где их можно было разглядеть сквозь разорванный полог густых черных туч. Волшебник, возбужденный мыслями о сложной задаче, стоявшей перед ним, энергично прошагал через весь лагерь, мимо спящих воинов, слыша богатырские раскаты храпа нескольких тысяч гномов, и вышел за внешнюю границу лагеря, по пути сотворив простое заклинание, чтобы даже особенно бдительные часовые-эльфы не смогли обнаружить его. Сейчас у Бринд Амора не было ни времени, ни желания отвечать на какие-либо вопросы.
Он прошел еще около полумили, направляясь к каменистому плоскогорью, к некоей поляне, окруженной кленами, вязами, березами и соснами. Внезапно маг заметил, что некоторые листья на деревьях уже слегка пожелтели, — осень быстро приближалась.
Глубоко вздохнув, Бринд Амор вызвал в памяти заклинание — на этот раз отнюдь не простое. Затем он закружился в медленном танце, тщательно выверяя каждое движение. Каждый его жест был символичен и характерен для того, во что он собирался превратиться. Вскоре его руки широко раскинулись, чародей начал вращаться быстрее, наклоняясь и распрямляясь при каждом повороте. Теперь его руки изгибались в плавных взмахах — возможно, слишком плавных для человека.
Тьма вокруг Бринд Амора постепенно рассеивалась, пейзаж стал четким и ирреальным. Обострилось не только зрение, но и слух: он услышал шуршание мыши в траве, наверное, футах в двадцати от него, а пение сверчков внезапно загремело так, словно этот звук усиливался огромными трубами органа в Соборе.
Обе его руки словно вдруг кто-то принялся колоть булавками, колдун взглянул на них и увидел, что его роскошное одеяние превращается в густые мягкие перья. Через секунду уколы перестали ощущаться, так как все тело волшебника стало изменяться и перья оказались естественной частью его новой анатомии.
Земля стремительно ушла вниз, и огромная сова помчалась прочь, беззвучно разрезая воздух мощными, но мягкими крыльями.
Теперь Бринд Амор ощущал свободу, истинную свободу. Как он любил подобные трансформации! Особенно ночью, когда весь мир людей спит, когда все это кажется просто чудесным сном.
Двигаясь совершенно естественно, волшебник повернулся на бок, так что концы крыльев стали перпендикулярно к земле, и пролетел между двумя близко растущими деревьями. Вылетев с другой стороны, он взмыл вверх, сильно работая крыльями, перья на животе встопорщились от мягкого порыва ветра: приближались горы. Широко раскинув крылья, волшебник медленно поднимался в ночном воздухе, поеживаясь от смены воздушных потоков и их температур. Он парил в ночи, стараясь поймать теплые струи воздуха. Бринд Амор направлялся к северо-западу, где горы были наиболее суровыми и непроходимыми, — только волшебная сова могла добраться туда.
Еще час промелькнул почти незаметно, волшебная птица не ощущала ни малейшей усталости. Затем маг оказался среди отвесных склонов и изломанных, иссеченных всеми ветрами каменных колонн. Чародей узнал эту местность, именно ее он ясно видел в своем хрустальном шаре.
Теперь волшебник замедлил полет и постарался держаться ближе к скалам. Именно такой пейзаж проступил сквозь сверкающие грани магического шара, поэтому маг ничуть не удивился, когда, завернув за скалу и поднявшись над зубчатым утесом, он увидел одинокую каменную колонну, похожую на башню с плоской крышей. Она напоминала голый ствол старого узловатого дерева, если не считать того, что углы, изгибы и повороты на протяжении всех пятисот футов ее высоты выглядели более четкими и острыми. Да и вся конструкция в целом производила впечатление неестественности, как будто какая-то огромная неведомая сила выдернула ее из недр земли и поставила в центре скалистой площадки.
