Не в силах больше с нею справиться, Великий притащил кастрюльку, сгрузил в неё ужасающие последствия своего эксперимента, залил утилизирующей жидкостью и, так как спиртовка не могла обеспечить длительного прогрева для разложения органики, Виртуоз отнёс своё «творенье» на кухню, снял с огня кипящий бульон и поставил в срочном порядке свою бурду.
Благоверная оной подмены не заметила и спокойно сгрузила в кастрюльку ударную дозу специй, нарезанные овощи и мясо, к величайшей радости светящейся зелёной жидкости. Что-то неладное чудо-женщина заподозрила лишь тогда, когда из-под крышки на неё уставилась чёрная, как уголь, клыкастая голова. Но позвать мужа женская гордость опять же не позволила. Кто ж признается, что не умеет готовить?
Лишь окончательно умаявшись бить половником вылезающую гадину (возможно, именно этот эпизод лежит в основе злопамятности Тьмы), Прекраснейшая решила запереть «неудавшийся супчик» в противоположном конце замка в странной комнатке с толстой свинцовой дверью. Супруг всегда старался обходить стороной это помещение, наведываясь внутрь лишь в крайних случаях, а посему можно было не опасаться, что «бульон» заметят до того, как Леди придумает способ его кустарно «утилизовать». Собственно, почему у покоя были такие толстые свинцовые двери, и размещался он в дальней части здания, красавица не задумалась. Не обеспокоил её и факт странного отношения мужа к данному помещению.
Так она и поступила. Лишь наутро Госпожа застала озабоченно Мастера, лихорадочно обшаривающего кухню.
– Милая, – решил, наконец, тот обратиться к подруге. – Ты не видела здесь дурно пахнущей кастрюли?
– Какой? – испуганно всполошилась та, надеясь всё-таки прикрыть неудавшийся шедевр.
– Той, которую я поставил вместо этого бульона! – извлёк Мастер из-под стола недоваренный суп.
– Ой! – обрадовано хлопнула в ладоши Красавица. – Так это была твоя кастрюлька?! Как хорошо, что я не вылила её?
– Куда? – испуганно охнул Искусник.
– Не волнуйся, – весело пожала плечами Спутница. – Я заперла твою зверюшку в маленькой странной комнатке, со стенами и дверью из свинца!
– Кого ты поместила в ядерный реактор? – вкрадчиво уточнил Маэстро, пытаясь прилизать вставшие дыбом волосы.
– Твою зверюшку, – беззаботно ответила Прелестница. – Чёрная такая, чешуйчатая, с пастью, полной зубов. Надо сказать, довольно мерзкое создание. Однако череп у неё крепкий! Не взял ни половник, ни чугунная сковородка!
Но договорить ей не дал грохот в дальнем конце зала. Подхватив полы халата, Виртуоз кинулся в сторону домашнего реактора, а уже через пять минут Творец матерился на всех языках мира.
– Дура! – орал Он. – Ты только посмотри, что наделала! Эта зверюга теперь растёт не по дням, а по часам!!!
– У меня есть новости похуже, – скорбно вздохнула Красавица, глядя Мастеру за спину, – твоя зараза ещё и летает! И, кажется, плюётся огнём…
Так появился первый Дракон… Очень злобный из-за негуманного обращения с животными.
(Гринпису просьба не показывать!)
Сегодня ты сама себе напоминала средневековую барышню: до того сильно смахивала эта повозка на карету. Столько трястись поездом и ещё теперь вот в этом передвижном средстве, вглубь, вглубь России, вглубь леса, туда, где не ступала нога человека. Тебе тревожно и одиноко убегать с насиженных мест, из родного дома в безопасность, туда, где война не достанет. А так ли не дойдёт? В душе холодно и зябко, как на улице. Где-то внутри растёт и множится тревога за близких людей, они тоже пробираются к тебе. В Сибирь. Почему сюда? Сама не знаешь.
За окном мелькают белые берёзы, а ты всё едешь и едешь вглубь. Почему будешь тосковать по ним? Почему только сейчас заметила, насколько необычны чёрно-белые деревья, насколько милы твоему сердцу? Всё как во сне, что так много раз снился по ночам. Были там вот такие же берёзы и терзающая душу тоска, и тревога за любимых. И озеро. Его истинных размеров не знаешь, но тогда оно показалось большим.
Над тёмной гладью клубится белый туман. Вода холодная, просто ледяная. Начало весны. Ты кого-то ждёшь… Ах, да! Мужа. В той прошлой жизни ты дворянка, благородная дама. Вас сослали в Сибирь. Озеро – перевалочный пункт.
«Ставрог, – раздаётся в голове чей-то голос. – Озеро Ставрог». Как называли его местные жители, ты не слышала, но твёрдо знаешь, что это имя лесного зеркала истинное. Его глубину не знает никто, а ты идёшь по воде, приподняв подол дорогого платья, без чулок, босиком… одна, а оно всё по колено. Уже почти середина, а оно всё мелкое. Должно быть холодно, а ты не чувствуешь стужи.
– Госпожа, – кричат с берега холопы, – вернитесь, барыня, негоже вам, касатка, морозиться!
А ты уже ничего не чувствуешь, ничего. Эх, голубушка, оказались твои хрупкие плечи посильней чем у надёжи-мужа. Погиб в дороге от лихорадки. Это крестьяне принесли тебе только что скорбную весть вместе с велением государя «возвращаться назад». На вдову немилость больше не распространяется. Но зачем тебе она, если нет милого?
А ведь ты ждала, ждала своего ненаглядного все восемь месяцев, в этой избушке на берегу. Каждый день выбегала навстречу и смотрела на дорогу. Теперь уже незачем ждать. Он не придёт. И тебе теперь уже ни холодно, ни жарко. Эх, Ставрог, Ставрог, что же ты так со мной?
Потому-то ты и не любишь Сибирь.
По щеке скатывается слеза. Ты приходишь в себя и выглядываешь в окно. Берёз уже меньше, но они всё ещё есть. Опять перед глазами проплывает линия событий…
Ты уже не дворянка, комсомолка, товарищ. Едешь в Сибирь. Точнее спасаешься. Почему так далеко? Снова не знаешь. Эта война пришла внезапно… а новая начнётся пятнадцатого ноября две тысячи одиннадцатого года. В голове ещё кружится странная дата: девятнадцатого мая две тысячи девятый. Что она означает? Не знаешь.
– Приехали! – доносится крик кучера.
Выползаешь на свет, разминаешь ноги, оборачиваешься, и кровь стынет в жилах. Ставрог! Ты уже была здесь. В прошлой жизни, дворянка. Ждала, как и теперь, но тогда он не пришёл и теперь не явится. Твоего мужа немцы убили на глазах, застрелили в спину, прямо на берегу озера, так похожего на это. Только там были ещё берёзы. Белые такие, грустные. Мёртв, а сентиментальная женская душа всё равно замирает в надежде, что он придёт. Сердце сжимается от грусти и тоски, чуть ли не в кулак. Ты очень хочешь, чтобы он вернулся. И прекрасно знаешь, что напрасно, но почему-то не хочешь верить…
Эх, Ставрог, Ставрог. Опять ты. Зачем ты пьёшь мои слёзы, сердце, душу? Почему так или иначе попадаю к тебе?
