Эх, Ставрог, Ставрог. Опять ты. Зачем ты пьёшь мои слёзы, сердце, душу? Почему так или иначе попадаю к тебе?
– Приехали! – стучит кучер по дверце. – Вылезай, подруга! Ты что там? Уснула?
Ты спохватываешься и вздыхаешь с облегчением. Великая Отечественная давно прошла. Но… но зато теперь пятнадцатое декабря две тысячи одиннадцатого… Перевалочный пункт. Островок спасения. Ты выходишь наружу и сердце охватывает паника. Точнее – истерика.
Ставрог, Ставрог! «Старый враг». Чистый прозрачный, почти звонкий воздух. Безмятежность. Серая, стальная гладь. Ты кажешься круглым, Ставрог, как блюдце, но это не так. Берёшь вещи и направляешься к старой хижине на берегу. Она уже изрядно покосилась, но её кто-то давно чинил. Перезимуем. Сердце снова сжимает тоска и тревога за родных. Весной поедешь дальше. И больше здесь никого не ждёшь. Нет у тебя мужа… Не успела встретить… И любимого тоже… Но почему тогда сердце охватывает жгучая боль? Почему всё равно кого-то ждёшь? Ведь никто за тобой не явится. Ты одна. Одна в лесу на берегу озера в незнакомой, но столь не любимой Сибири. Только ты и озеро. Тогда почему всё так же выбегаешь каждое утро из избы и вглядываешься в дорогу? Зачем?
Зачем ты пьёшь мои слёзы, Ставрог? Зачем питаешься горечью? Всегда со мной. Почему?
Треснул порог, поехала крыша. Пытаясь поправить обиталище, под косяком нашла старое почерневшее серебряное колечко. Долго мыла в ледяной воде, пока не оттёрла. Закоченели пальцы. Весна. Ранняя. Счёт времени уже потерян. Но скоро в путь. На тыльной стороне колечка почти затёртые буквы «спаси и сохрани». Ты помнишь его? Венчались в костёле… Ты была дворянкой. Этот маленький кружок серебра надели тебе когда-то на палец…
Внезапно кусты затрещали и на полянку вышло пятеро солдат. Чужих. Добрались-таки! Не скрыться. Один из них нацелил пистолет тебе в грудь. Всё конец. Смотришь в глаза пришельцу и видишь ЕГО. Милый-милый, ты не доехал ко мне мужем, но пришёл врагом. Ну, давай же, стреляй, милый, разорви эту связь с озером, в котором я ни утонуть, ни забыться не могу. Я хочу, чтобы оно перестало мне сниться, устала вечно хоронить любимых. Убей, разорви эту нить, эту бесконечную связь. Прошу.
Кто-то из спутников что-то сказал моему. Их язык непонятен, но смысл откуда-то известен.
– Подожди, – говорит один, – не стреляй в неё пока. Она хорошенькая. Скрасим досуг.
Остальные горячо поддерживают. Он опускает пистолет и подходит к тебе ближе.
– Нет! – оборачивается мужчина к остальным. – Извините, друзья, но ваш досуг отменяется, я со своим зрением совсем дошёл: жену не признал…
Ты просыпаешься в холодном поту и первое время не можешь определить, где находишься. Фу, всё нормально: дома. А число? Январь две тысячи восьмого. Подрываешься к атласу. Нет. Нет такого озера, как Ставрог. Но в душе живёт чёткое ощущение реальности места и водоёма. Так звали его изначала времён славяне. И вот это синее пятнышко на карте так похоже на него!
Пошла на кухню, выпила стакан воды. Открыла кран, долго смотрела на струю прежде, чем решилась умыться. Холодная вода бодрила и прогоняла прочь сон и тревогу, так явно ощущавшуюся в сердце. Ставрог, если ты существуешь, сделай так, чтобы мы ни при каких обстоятельствах не встречались. Пожалуйста! Хочется в жизни тепла и мира.
Детство:
Помню, вылупился я в какой-то пародии на гнездо: одни палки торчат, щели как я сам, продувает со всех сторон. Интересно, это так и задумано или мне такие родители неудачные попались? Холодно. Жрать хочется. Вокруг толкутся одни уроды. Сказали, что я и сам такой же. Очаровательно.
Единственным светлым воспоминанием в моём черном детстве были разные блестящие фиговинки, которые мамаша-клептоманка таскала в гнездо с избытком. К сожалению, они хоть и отвлекали, но, увы, не грели…
Отрочество:
– Мама! Что значит лети?! Я не умею! Отец?! Едрит твою за ногу! Куда ты меня толкаешь?! Здесь же высоко! Что значит большой уже, засиделся в гнезде?! В вашем скоплении веток и при всём желании не засидишься! Держится на соплях, построено хрен знает как! Мороз до костей пробирает. В таком и мазохист не задержится! Вот у ласточек гнездо, так гнездо! Тёплое, ладное. Что значит, к ним и лети? Я не знаю как, иначе давно бы смылся-я-я-я!
А!!!! Помогите! Падаю! Вытолкнули-таки, сволочи, из гнезда! Никак братья помогли! Тоже сволочи!
– Что значит: хлопай крыльями и взлетай?! Дебил?! Сами такие! Какие потоки ловить? Тёплые? Я сейчас землю поймаю! Ой! Ветка!
Хм, как ни странно инструкция «хлопай крыльями и взлетай» работает. И именно так как сказали. Ладно, я ещё басом каркать научился.
– Пап, а почему вы меня из клюва не кормите? Как большой? Вон у воробьёв птенец больше мамы с папой, а всё равно из родительского рта просит! Что? Сейчас по мозгам клюнешь? Ладно, проехали.
Юность:
– Пап, а почему все птицы улетают на юга, а мы нет? Что? Патриоты? Страну ни в горе, ни в радости не бросим? Пап, эт конечно хорошо, но, к сожалению, греет только душу, а не тело. Пап, а, может, у нас просто средств на это нет? Что? Сейчас по мозгам получу? Понял. Замолкаю…
Жрать опять хочется. Холод собачий. И чего мы на юг не улетели, как все умные птицы?! И почему я не родился ласточкой? Вот не повезло, так не повезло!
– Нет, пап, тебе показалось. Это не мысли в слух. Что? Еда и тут есть? Ты это про вон ту зелёную жижу на мусорке? Её имеешь в виду? Не, пап, я передумал, не хочу кушать. Что, мам, сейчас будем грабить кормушку для синиц? Там САЛО?! Всё понял, стою на стрёме!
Молодость:
Весна подкралась внезапно. Она прилетела грачами, с которыми мы подрались на той же многострадальной мусорке, прокричала мартовскими котами, на которых я, молодой и сильный птиц, опробовал свой клюв и когти. Резко и сильно стукнула по голове и мозгам в частности. Не понимаю, что со мной, но вокруг оказывается целый мир! И он полон любви!
Сновали вокруг красавицы-ласточки, что-то активно делили в луже воробьишки, те самые, что недавно клянчили у родителей еду, ворковали голуби, распушая хвосты перед скромными серыми девочками. И я не знаю, зачем и для чего искал в этой толпе ЕЁ.
Меланхолия напала также внезапно, как и весна. Вокруг серенькие, коричневенькие, сизые, беленькие девочки и только девушки моего вида всё чёрные и на одно лиц! Вот не прёт, так не прёт! Что ж я голубем не родился? Вон какая белоснежная голубка сидит. М-м-м, закачаешься!
Ладно, вернёмся к своим баранам, э-э, точнее к овцам, тьфу то есть воронам. Как говорила Коко Шанель: «У каждой женщины должно быть маленькое вечернее чёрное платьице». Будем считать, что у них это самое вечернее платье на всё тело. Так у этой ноги слишком короткие. У этой хвост отсутствует, явно не за просто так оторвали, за всё хорошее, полагаю. Та дальняя ничего, но уж больно дзюба у неё большая. Помню, у маман был такой же клюв. Как даст по мозгам – звёзды не сосчитаешь. М-м-м, это не достаток. Если что не понравится, расплачиваться придётся моей черепушке. С другой стороны если к моей женщине полезет какой-нибудь охальник, то огребёт он этим же клювом. Решено! Берём!
