— Поздравляю, — выдохнула она и села, держась за уцелевшее ограждение. Её ног коснулся уличный ветер.
Скрипач обернулся. В тени капюшона неподвижность его лица казалась почти нормальной. Кривая щель рта разъехалась в улыбке.
— А ты станешь моей хозяйкой?
Надя не сразу поверила в услышанное и, пока провод не сжал её сильнее, не могла сбросить оцепенение.
— Почему я?
— Девочка, которая бродила по ночному городу вместе со своими призрачными друзьями. Ты доигралась. Видишь, что ты натворила. Это всё — твоя вина. Если бы ты не противилась так сильно, я бы просто убил прежнего хозяина и выгнал отсюда всех остальных. Но из-за тебя мне приходилось убивать.
Она вздрогнула, но Скрипач не выпустил. Наоборот, прижал ещё сильнее. Она уткнулась лицом в рабочую куртку, пропахшую рельсовой смазкой и сыростью.
— Оставайся. Теперь оставайся со мной. Если хочешь, оставь себе ту собаку. Ты можешь убежать — я не буду гнаться. А потом что? Жить среди людей? Ты правда думаешь, что сможешь?
— А если я останусь… жить в пустом городе? — Она смотрела на застывшие волны асфальта. Уже не вообразить, что по нему шагали люди, и каждое утро на проспекте собиралась пробка. Она сама каждый день видела проспект из окна рабочего кабинета. Жёлтые жемчужины фонарей по вечерам.
— Тогда по утрам я буду приносить тебе букеты сухих листьев. А вечером мы пойдём гулять по нашим улицам. Люди ушли, и город постепенно населят другие существа. Мы разожжём огонь на площади. Мы будем слушать, как воет ветер. Мы построим себе дом в тоннелях метро. Мы заведём собственных чёрных птиц, и они будут повиноваться только тебе. Возведём разрушенные здания. Любое из них — твоё. Аудитории университета, сцены театров, все лестницы, все мосты, все парки. И я отпущу всех твоих друзей. Выпущу их на свободу. Хочешь?
Надиной руки коснулся провод. Она обернулась: Скрипач протягивал ей распустившийся металлический цветок. Изогнутые чуть тронутые ржавчиной лепестки тускло поблескивали на солнце.
— Ты не обманешь меня? Нет, не-мёрвые не умеют врать. В этом городе не осталось ни одной высокой крыши, — пробормотала Надя. — И ты ведь знаешь, что люди собираются уничтожить наш город?
Скрипач усмехнулся, и уголки рта страшно расползлись вширь.
— Ты не хуже меня знаешь, что у них ничего не получится. Не-мёртвых нельзя убить.
Она отвернулась, постепенно привыкая к новому виду города. Неожиданно наступила осень. «Уже осень», — повторила себе Надя и испугалась. Только день назад она просыпалась в лете и думала, что ещё остался шанс всё исправить.
— Со мной всё ясно, я больше никуда не денусь. Но тебе зачем всё это? Зачем тебе я?
— Затем, что только так я обрету бессмертие. Бессмертен тот, кого ждут. Ну что, ты всё-таки согласна?
Он поднялся. Хрустнул гравий. Плети проводов зашевелились все разом, и вместе с ними дрогнули подступающие сумерки. Его плеча не стало рядом, и Надя вдруг продрогла — исчезла гора, прикрывающая её от ветра. Она съежилась под рваной курткой.
— Оставь меня одну. Дай мне подумать до завтра.
— До сегодняшней полуночи, — с неохотой согласился Скрипач.
Надя сидела на обломках университетской лестницы и держала на коленях подол недошитого платья. В её руке была серебряная иголка, но аккуратный шов то и дело двоился перед глазами. Наде приходилось прерываться, чтобы вытереть лицо рукавом куртки.
Она ощутила его присутствие, даже не оборачиваясь. Антонио прошёл вдоль цепочки оранжевых фонарей и сел рядом. Тёмное небо отразилось в циферблате его часов.
— Разве ты не ушёл? Ты ведь знаешь, что город будет уничтожен, и туман уже подступает к железной дороге. — Надя заговорила первая, бросила ему, как вызов, чтобы самой защититься от обидных обвинений. — Сабрина ушла с ополченцами. Кажется, южная трасса ещё не перегорожена.
Он сделал вид, что ничего не случилось. Что в её руках нет недошитого свадебного платья из листьев и фонарного света. Антонио вытряхнул из кармана сигарету и покатал её между пальцами. Ветер подметал пустой проспект.
— Куда я уйду из этого города? Ты ведь тоже не ушла.
— Куда я уйду? — в тон ему ответила Надя. — А как ты меня нашёл?
Фонарный свет рвался и волнами стекал по коленям, иголка норовила выскользнуть из пальцев. Она никогда не шила свадебных платьев, но Скрипач зажёг для неё все фонари на разрушенном проспекте и тактично ушёл, давая время на шитьё и размышления.
Занавесившись от Антонио волосами, Надя снова вытерла щёку о плечо.
— Увидел, что загорелись разбитые фонари, и обо всём догадался. Так когда свадьба?
— Следующей ночью.
Он бросил сигарету на пыльные камни и придвинулся к Наде чуть ближе. Осторожно убрал волосы с её лица.
— Только я не думал, что невесты рыдают перед свадьбой.
— Много ты знаешь! — не выдержала Надя и оттолкнула его руку.
Может быть, он и не собрался называть её предательницей, и пришёл не затем, чтобы постоять молчаливым укором. Может быть, это Надя сама всё выдумала. Но она не могла выдумать яркие рыжие головы фонарей, все провода у которых были давно оборваны, а фонари всё равно горели, затмевая собой россыпи крупных звёзд.
Прозрачно-янтарный подол свадебного платья невесомо лежал на ступеньках. Надя опустила замёрзшие руки, иголка всё-таки выпала и лунным лучом покатилась по камням.
— У меня ведь нет другого выхода, — сказала Надя, глядя, как прорастают сквозь ночь ломкие лучи фонарного света. — Я не могу его убить. Я не могу сбежать. Я даже себя убить не могу.
Антонио достал ещё одну сигарету и всё-таки закурил. Новая порция горького дыма растворилась в ночном городе. Было тихо, так тихо, что она слышала, как завитки сигаретного дыма уплывают в небо.
— В городе ещё осталась одна высокая крыша, — произнёс Антонио негромко. — И ты прекрасно знаешь, где она.
Надя замерла, боясь даже шевельнуть пальцами, чтобы не упустить самое важное. Не-мёртвое сердце вздрогнуло и почти застучало. Она так долго оглядывала город в поисках высоких крыш, бродила по улицам, шарила наугад, что потеряла всякую надежду.
— А у меня есть одна мысль, — продолжил Антонио, поводив в воздухе тлеющим сигаретным кончиком, будто пытался рисовать. — Соглашайся на все условия Скрипача и приходи сегодня утром к моему дому. Я оставлю форточку открытой.
Надя сделала вид, что не расслышала, и заново уткнулась в шитьё. Лунным лучом она с непривычки исколола себе все пальцы, но кровь не выступала — на ступеньки университета капала речная вода.
Она боялась, что Скрипач подслушает их разговор, что в развалинах университета обнаружатся тонкие провода-шпионы, подёргивающиеся, как нервные пальцы. Украдкой Надя оглядывалась, но везде было тихо. Так тихо, что она снова позволила себе поверить в удачу.
