Когда лезвие сделало свое дело, он бросил нож на пол.
— Прости меня.
— Не… за что… прощать, — выдавил Тысяча Лиц. — Мне хорошо. Я… избавился от ненужной кожи. Возьми нож с собой. Он… он тебе пригодится.
— Для чего?
Но мужчина не ответил.
Седьмой держал в руках лицо. Плоть была скользкой и противной наощупь. Работа получилась неаккуратной: щеки представляли собой лохмотья из кожи, вместо носа зияла дыра, не было век.
Тяжело вздохнув, Седьмой бросил взгляд на мужчину. Голова упала на грудь, вместо лица — месиво из мышцы, костей и крови. Тело больше не дрожало, грудь мерно вздымалась, пульсировала тускло-синяя сеть вен на шее.
Седьмой поднял нож и срезал сухожилия, соединявшие страдальца со стенами. Тело с глухим стуком ударилось о пол. Шансы, что Тысяча Лиц выживет, минимальны. Однако был ли в пирамиде хоть один живой человек? Вряд ли. Попасть сюда можно через огонь арки. Хотя Кивир способен на многое.
Седьмой в последний раз взглянул на Тысячу Лиц и двинулся дальше. Вскоре коридор вывел его к лестнице, ступеньки которой были сделаны из человеческих черепов. В свете факелов кости пугающе блестели. Поднимать не хотелось, но выбора не было. Седьмой поставил ногу на первую ступеньку, переместил вес на неё. Видимо, черепа чем-то обработали, потому что легко переносили тяжесть.
Первая ступенька.
Вторая ступенька. Третья…
Лестница вела к большой комнате. Факелы освещали каждый уголок, но в отличии от коридора здесь они были сделаны из женщин. Пахло паленым. К горлу подкатывал комок.
В центре комнаты на полу сидел толстяк. Седьмой узнал его. Это тот жирдяй, чьи скульптуры были у входа в арку. Чудовищно огромный и противный. Липкий пот струился по лицу, вдоль висячих сисек, затем стекал по животу к неестественно длинному члену. Пальцы были толстыми и заканчивались закрученными когтями.
Седьмой дотронулся до груди, чтобы убедиться, что еще состоит из твердой плоти. За последние несколько дней все происходящее напоминало сон сумасшедшего. Кресты, дети с глазами на ладонях, пирамида, коридоры, сделанные из человеческой кожи, Тысяча Лиц… И вот теперь этот толстяк с эрегированным.
— Ты проводник? — спросил Седьмой. Голос был холоден и тверд. То что нужно.
Толстяк посмотрел на Седьмого. У него оказался осмысленный взгляд — умный, растерянный и… невинный.
— Я проводник, — сказал толстяк высоким и приятным голосом. — Ты принес лицо?
— Да.
— Дай мне его.
Седьмой бросил вырезанную плоть под ноги жирдяю. Тот молча поднял кожу и стал тщательно рассматривать её.
— Это плохое лицо, — сказал проводник. — Взгляни сам! Носа нет. Где он?
— Какая разница? — спросил Седьмой. Весь этот хреновый театр порядком надоел ему.
— Идиот! — воскликнул толстяк. — От этого лица зависит дойдешь ли ты до Кивира или нет. В поле Желаний тебя могут раскусить. Неужели Тысяча Лиц не объяснил ничего? Как же можно так относится к коже, глупый?! Мое сердце разрывается от боли при виде того, что ты сделал. Я не хочу больше быть проводником. Не хочу!
Седьмой нахмурился. Голова идет кругом от новых слов. Этот жирдяй так говорит об оторванном коже, словно ему каждый день кто-нибудь приносить её.
— Подожди, — прервал Седьмой словесный поток проводника. — Я ничего не понимаю. Я не сдвинусь с места, пока ты не ответишь на вопросы. А их у меня скопилось предостаточно.
Толстяк утопил лицо в ладонях. Пот крупными каплями скатывался по лысой, как колено, голове.
— Я постараюсь ответить на те вопросы, на которые знаю ответы, — промямлил проводник. — Но учти: мы тратим твое время.
Седьмой не поверил своим ушам. Наконец-то хоть кто-то объяснит происходящее. Он подошел ближе к толстяку, присел, чтобы лица оказались на одинаковом уровне. В ноздри ударил запах скисшего молока. Несмотря на обстановку, проводник показался добрым.
— Где я нахожусь? — спросил Седьмой.
— В моей пирамиде, — голос лился какой-то вязкой, обволакивающей волной.
— Ты её построил?
— Разумеется, нет, — возмутился толстяк. — Её построили мои рабы.
— То есть ты здесь самый главный?
— Нет.
— Кивир главный?
— Нет.
Седьмой опешил. Как-то все странно и непонятно. Надо задать такой вопрос, который бы смог поставить толстяка в тупик.
— Ты человек? — спросил Седьмой. — В пирамиде вообще есть люди? Ты можешь сказать больше двух слов?
Толстяк убрал ладони с лица. Его нижняя губа дергалась, глаза бегали по факелам, словно прося помощи. Не походил он на хозяина пирамиды: такой жалкий, такой беспомощный из-за своей полноты.
Седьмой крепче сжал рукоятку ножа. Можно будет попробовать силой выбить ответы, если проводник заупрямится…
— В пирамиде нет живых людей, — прошептал жирдяй, слегка покачиваясь в такт словам. — Она построена для поисков ответов. Любая душа вольна получить здесь свободу. Грубо говоря, неупокоенные мертвецы собираются в пирамиде и становятся независимыми от этого мира. Взамен они отдают свои воспоминания, знания и чувства. Кивир — собиратель ответов. Он тот, кто первым порожден Всплеском.
— Все равно непонятно, — сказал Седьмой. — Что значит «становятся независимыми от мира»? Перерождаются? Как ты объяснишь существование круга Сансары? По моим исследованиям получается, что любая жизнь перерождается. Семь раз уже всё начиналось сначала. Я седьмое воплощение себя.
Жирдяй растянул губы в улыбке. Он с минуту смотрел в глаза Седьмому, а потом засмеялся.
— Глупец, нет никакого круга Сансары! Нет никаких перерождений. Все намного проще.
— Так объясни же! — крикнул Седьмой. — Хватит водить меня за нос. Я уже ничего не понимаю. Дневник не может врать. Я все проверил, расчеты совпали. Мне практически удалось разгадать тайну Всплеска.
Толстяк коснулся плеча Седьмого. Его рука была холодной и липкой от пота.
— В этом и суть. Ты можешь найти тысячу, миллион объяснений Всплеску, но ни один из них не будет правильным. Всплеск нельзя объяснить человеческой логикой. Отбрось все свои мысли. Просто смотри.
— Это глупо, — сказал Седьмой. Разговор его порядком утомил. Он хотел спрятаться в каком-нибудь тихом местечке и обдумать все.
— Вовсе нет, — смеясь, сказал толстяк. — Ты должен добраться до Кивира. В сердце пирамиды откроется тайны.
— Но ты же сам говоришь, что Кивир собирает ответы, — не унимался Седьмой. — И при это сказал, что Всплеск не объяснить. Что мне нужно всего лишь смотреть.
— Я простой проводник, мертвый человек. Может, в моих словах и есть ошибки, но они от того, что приходится объяснять словами. Мой самый главный тебе совет: не пытайся осознать увиденное. Прими всё так, как оно есть. Будь терпеливым. Тайна откроется, но позже.
