Найдя глазами Машу, Коля жестком показал ей, чтобы она оставалась на месте. Он услышал жужжание мух еще до того, как выглянул на лестничную площадку. Трупы соседа и жены никуда не делись. Они лежали по разным углам площадки, раздувшиеся, в глазах копошились черви.
Сучество.
Уже день, но трупы не убраны. Запах стоит такой, что желудок просится наружу. Смертью пахнет с первого этажа, наверное.
Всё не так, как надо.
Стараясь не смотреть на труп жены — безымянной жены — Николай захлопнул входную дверь.
— Пап, а где мама? — спросила Маша.
Колю как молнией ударило. Он бросил взгляд на дочь, улыбнулся.
— Мама… — Молчание. — Она… она скоро придет.
Ответ, похоже, устроил Машу. Она кивнула и направилась в кухню.
— Подожди, я не успел все проверить, — сказал Николай.
Однако дочь не послушалась.
Ну и пусть.
Похоже, они вновь оказались дома. Спасибо богу за такой подарок. Конец всем мучениям. Больше никаких архаровцев и пожирателей кукол. Выбрались. Николай с облегчением выдохнул. Сейчас он возьмет телефон, позвонит в полицию, в скорую.
В памяти всплыл образ Алёны.
Николай мысленно позвал жену, но она не ответила. А может, и не было никаких голосов в голове… Он зашел в кухню. Маша наливала в стакан воду из графина. В лучах солнечного света она казалась такой нереальной, такой красивой: сквозь румянцы щек пробивается легких пушок, волосы отливают синевой металла, глаза ярко блестят.
Его дочка, его прелесть. И теперь единственный смысл жизни.
Николай осмотрел кухню, чтобы в очередной раз убедиться — он у себя дома. В центре помещения стоял большой дубовый стол, по левую сторону от него — мягкий уголок и стулья, по правую сторону — деревянная стойка, шкафчики, газовая плитка, вытяжка.
Вроде все на месте.
Скинув рюкзак, Николай подошел к Маше, поцеловал её в лоб и тоже налил себе воды в стеклянный стакан. С удовольствием сделал глоток. Боже, чистая вода! Вкусная и холодная.
— Ты устала? — спросил Коля.
— Нет.
— Может, все-таки приляжешь? Я пока нам что-нибудь поесть приготовлю?
— Я не хочу, пап.
Он обошел квартиру, но никого не нашел. Затем взял телефон, заперся в ванной от Маши и набрал номер полиции. Удивительно, но трубку взяли и хриплый голос сказал:
— Пятое отделение полиции слушает.
На мгновение Николай лишился дара речи. Ох ни хрена себе! Настоящий человек на том конце линии! Человек!!
— Как я рад вас услышать, — сказал Коля. — Мне нужна помощь. Мою жену убили.
Мою жену убили. Он произнес эту фразу буднично, спокойно. Он продиктовал адрес, полицейский сообщил, что наряд уже в пути.
Вот она, финальная точка. Гильотина всем сомнениям.
Он с Машей в безопасности. Похоже, все позади.
Разве что…
Николай замер. Да нет же — глупости.
Всё хорошо.
Откинув сомнения, Николай вышел из ванны. Сейчас он быстренько приготовит поесть дочери, потом разберется с полицейскими…
Однако сумасшедшая мысль вгрызалась в мозг. С какого момента сияние от Маши исчезло? На лестнице? Или на перроне метро? И ведь у дочки были светлые волосы, а не черные. И зеленые глаза, а не карие. Коля потер лоб, боясь спугнуть мысль.
Нет-нет-нет-нет. Что же в итоге получается? Маша ненастоящая, что ли?
Бред. Может, из-за усталости или из-за игры света перепутал. Коля нахмурился. Телефон же работает, на лестничной площадке лежат два трупа. В квартире вещи оставлены так, как были оставлены, когда он и дочь убегали от соседа. Или нет? Блядь! Он не помнил.
Николай вышел из ванны и направился к Маше. Однако дойти не получилось. Линолеум пошел волнами. Что-то чавкнуло. Затем линолеум взорвался. Из образовавшиеся дыры вырвались сотни, тысячи бабочек. Николай зажал уши. Черные крылья так громко шелестели, что, казалось, барабанные перепонки вот-вот лопнут.
Шерк-шерк-шерк. Словно крысы скребутся.
Бабочки лезли в глаза, в уши и в рот. На вкус они были как песок. Николай махал руками, отплевывался. Однако насекомых не стало меньше. Чертовы усики и лапки щекотали кожу.
Убрать-убрать-убрать. Крутилась лишь одна мысль: поскорее добраться до Маши и спасти её.
Но вот из дыры вырвался столб огня, пламя опалило крылышки бабочек, и большая часть насекомых упала на пол.
Николай сплюнул, рукой убрал с щек маленьких тварей и всмотрелся в дыру. Не всех бабочек уничтожил огонь. Они кружились в дыре, но не поднимались выше пола. Черные противные гадины.
Однако не насекомые испугали Колю, а длинное, в несколько метров, страшилище, вырвавшееся из прорехи в полу.
Уродина напоминала большую змею. Голова была круглой, как шар. Глаза-бусинки буравили Николая. Человеческие, полные злости глаза. С белой кожи стекала бесцветная слизь. Уродина, пренебрегая законами физики, летала по коридору. Безгубый рот открывался-закрывался, как у рыбы, выброшенной на берег.
Николай ожидал, что тварь кинется на него, но она лишь быстро кружила по помещению, ожидая команды невидимого кукловода.
Только бы Маша не вышла с кухни. Господи, пожалуйста. Одна единственная просьба.
Коля огляделся в поисках оружия. Думай быстрее, тупая башка! Как обороняться от этого уродца? Черт-черт-черт. Он безоружен. Пробоину так не обойти: вдруг тварь набросится?
Бросив взгляд на дыру, Коля похолодел. Из прорехи вырывались языки черного пламени. Портал. Так просто Город не отпустит.
— Давай же, — крикнул твари Николай. — Иди ко мне. Я сверну твою шею, если она у тебя есть. Я больше не Дохляк.
Он медленно начал обходить дыру, с широко раскрытыми глазами, боясь моргнуть.
Шажочек. Ногу ставишь вправо, перекидываешь на неё вес тела, потом подтягиваешь другую ногу. Медленно-медленно. Спешить некуда.
Языки черного пламени лизнули ступни. Кожу обожгло холодом.
Тварь замерла в воздухе. Глаза не отрывались от Николая.
Почему тварь не двигается?
Коля не сводил взгляд от монстра, боясь моргнуть. Сердце стучало как паровой молот, колени предательски дрожали.
Не бойся! Любую тварь можно убить. Ради спасения дочки Николай прыгнул бы и в бездну, кишащую чудовищами и пострашнее этой летающей уродины.
— Па-а-ап!
За мутным стеклом кухонной двери показался размытый силуэт Маши. Щелкнул замок. Как только дверь распахнулась, летающая тварь кинулась на девочку. Маша заорала как резанная.
Коля рывком обогнул дыру и вцепился в чудовище. Пальцы вошли в склизкую плоть, как горячий нож в масло. В лицо прыснула черная кровь уродины, кожа зашипела и запузырилась. Боль сотнями иглами впилась в голову. Из груди вырвался дикий, истошный крик.
