Такари встревожилась, и немного отпрянула, обнаружив, что испытывает тайный трепет восторга. Хотя Кул не выказывал никаких признаков замедления, ему, должно быть, было больно. Даже сквозь самую лучшую эвересканскую броню, одних ударов багбера было бы достаточно, чтобы сломать кости и раздавить череп. Кул скоро упадет, и ей останется только протянуть руку. Нет.
Такари не осмелилась произнести это слово вслух. Не при двух бехолдерах, охотящихся за ней, но она подумала об этом. Она была сильнее проклятия. Она была лесной эльфийкой, которая знала, что важно в жизни (танцы, медовое вино и веселая компания), а что нет (сила, богатство и власть). Она поможет Кулу, если только сможет найти способ, и они разделят меч. Шлем Кула вылетел из рукопашной схватки, его подбородочный ремень порвался, а яркие золотые поля погнулись от удара топора багбера. Такари подумала, что тогда все будет кончено, что Кул упадет под ноги нападавшим и исчезнет. Но ваасанский медведь продолжал сражаться, добрался до конца траншеи и выбрался на склон холма. Он развернулся на колене и отрубил головы троице преследующих его багберов. Он ударил ногой в лицо эльфийского раба разума и отправил его обратно в бруствер. Он был свободен, и в дюжине шагов от него не было живых врагов. Вместо того, чтобы развернуться вдоль задней части траншеи, чтобы атаковать фланг противника, Кул начал подниматься на холм в лес. Такари думала, что он собирается убить двух ее охотников, но он проигнорировал бехолдеров, которые, казалось, не понимали, что она избежала их нападения и были занята поисками ее тела на дереве, которое они повалили, и он повернул к ее новому укрытию. Хотя казалось невозможным, что он мог видеть, как она двигалась, когда этого не видел никто, его сердитые бронзовые глаза устремились прямо на сук, на котором она сидела. Это должен был быть темный меч. Оружие чувствовало ее желание, и оно вело его к ней. Такари могла быть сильнее проклятия меча, но Кул – нет. Он убьет ее, если она не убьет его первой. Это была полная чушь. Кул был слишком тяжел, чтобы передвигаться по пологу леса, как лесной эльф. Все, что нужно было Такари – это оставаться высоко в синих деревьях, на концах ветвей, где Кул не мог следовать за ней. Что именно сказал ей Галаэрон? Что она открылась своей тени, и что если она убьет Кула, то потеряется в ней. Такари поверила ему. Тень уже упорно трудилась, чтобы заявить на нее права, чтобы обманом заставить ее убить отца ее ребенка.
Будет ли это убийством, если он погибнет в бою?
Вопрос прозвучал в ее собственном голосе, но так тихо и холодно, что по спине пробежал холодок.
Никто никогда не узнает.
Такари была так поражена, что сначала не заметила, как иллитид выбрался из окопа позади Кула. Она была поглощена голосом, задаваясь вопросом, подслушивает ли кто-то ее мысли, или ее тень уже достаточно окрепла, чтобы говорить. Конечно, это отвлечение было именно тем, на что рассчитывал голос. К тому времени, когда она увидела, что происходит, иллитид пробежал дюжину шагов к Кулу, и его щупальца вытянулись в его направлении. Разозленная этой манипуляцией, Такари не думала, не колебалась и даже сознательно не целилась. Она просто натянула тетиву и выпустила стрелу. Ракурс был не особенно сложным, по крайней мере, не для зеленого эльфийского рейнджера, который провел всю свою жизнь, делая точные выстрелы. Стрела пронеслась в направлении Кула, пролетев в дюжине футов над его головой, но все еще достаточно близко, чтобы заставить его пригнуться, и вонзилась в центр щупалец иллитида. Существо отлетело назад и рухнуло на землю, неподвижное, как статуя, и тут же начало съеживаться внутрь. Как отреагировал Кул, Такари не увидела. Оглушительный грохот магического взрыва донесся с лесной подстилки позади нее, и она, не глядя, поняла, что что-то мощное нашло ее укрытие. Она прыгнула за пучок листьев низко на соседнем дереве, ее живот поднялся к груди, а руки и ноги раскинулись, чтобы замедлить спуск, одна рука все еще сжимала лук. Когда Такари врезалась в ветви, ее ударила в спину гигантская рука взрыва. Она толкнула ее глубоко в путаницу веток и листьев лицом вниз, но эльфийка поймала ветку свободной рукой и обхватила ногами другую ветку, толщиной с руку ваасанца. Такари думала, что на этом ее спуск закончится, но она почувствовала, как ветка вздрогнула, и внезапно обнаружила, что падает, уставившись на сломанный конец ветки. У нее было достаточно времени, чтобы удивиться, почему она не услышала, как она сломалась, затем она рухнула на лесную подстилку и мгновенно была погребена под ветвями листвы. Такари потребовалось всего мгновение, чтобы понять, почему она не слышала, как сломалась конечность, и что прислушивание к врагу не принесет ей никакой пользы. В ушах у нее звенело, как в колокольчик на ужин у хафлингов. Она вылезла из-под бревна и обнаружила, что ее последняя стрела все еще в колчане. Такари осторожно взобралась на вершину из ветвей и обломков. Ее плечи болели, а ноги наполовину онемели, но все двигалось, как должно. Прошло всего мгновение, прежде чем она подняла голову и обнаружила Кула менее чем в дюжине шагов от себя, целеустремленно шагающего в ее направлении. Позади него было два бехолдера, которые охотились за ней, хорошо используя его целеустремленность, чтобы подплыть поближе для верного убийства. Такари взобралась на довольно устойчивую ветку и наложила на тетиву свою последнюю смертельную стрелу. Кул сузил свои бронзовые глаза и бросился бежать, вскинув руку с мечом, чтобы бросить его и непреднамеренно заблокировав ее выстрел в наблюдателей. Она обнаружила, что целится ему в грудь, а затем резко дернула ее вверх и в сторону.
— Нет, — еще громче крикнула она, — Кул, иди налево!
Реагируя, возможно, инстинктивно или, возможно, потому, что он понял, что стрела уже была бы в пути, если бы она предназначалась ему, он шагнул влево, и все равно бросил меч.
Такари проклинала свою человеческую слабость, направила острие стрелы в большой центральный глаз ближайшего монстра и выстрелила. Она смотрела достаточно долго, чтобы увидеть, как ее стрела прошла под мечом Кула, затем она упала обратно в путаницу ветвей ... и услышала болезненный удар позади себя. Завывающий ветер рвал деревья, и Такари, прежде чем обернуться, поняла, что Кул бросил не в нее, а нашел фаэримма, за которым она охотилась.
В ушах все еще звенело, Такари выбралась из зарослей и обнаружила фаэримма, неподвижно лежащего на земле, пробитого в центре, где темный меч Кула пронзил его. Сам меч лежал в нескольких шагах от мертвого шипастого, настолько покрытый запекшейся кровью, что его едва можно было узнать. Такари протянула руку, готовясь призвать темный меч к себе. Она подумала о Куле и стала ждать. Ему понадобится меч, чтобы встретиться со вторым бехолдером позади него, и, если ему придется сражаться с ней за это ... но меч не полетел в его руку. Он даже не поднялся и не покачнулся.
Давай, теперь он твой, прошептал темный голос внутри. Бехолдер приближается.
Замолчи! — Прошипела Такари.
Она повернула ладонь вверх и призвала темный меч в свою руку.
С приходом бехолдера, какой у нее был выбор?
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
2 Элеасиаса, Год Дикой магии
Мрачные выражения на янтарных лицах высших магов, когда они рассматривали изодранный край каменного платья Ханали Селанил, сказали Галаэрону все, что ему нужно было знать. Фаэриммы уничтожили слишком много древних заклинаний мифала, чтобы его план сработал. Прежде чем они смогут продолжить, круг должен будет исправить ущерб, при условии, что они готовы принести жертву ради города, который даже не был их собственным. Не дожидаясь, пока высшие маги сами объявят о своем заключении, Галаэрон повернулся к лорду Дуирсару и остальным, ожидавшим вместе с ним в тени великой статуи, констатировал:
