— Нам обязательно с ним ехать? — Эстер почувствовала себя не слишком уютно. — Что-то мне он не очень нравится.
— Не беспокойся, вы ему тоже, — по голосу Лафти за спиной было слышно, что он ехидно ухмыляется. — Тем быстрее он вас доставит на место, чтобы избавиться.
— Главное, чтобы он не захотел избавиться от нас другим способом, — пробормотала Эстер. Тирваз уже поднимался первым по крутому трапу, показывая, что опасности нет. Он повернулся вниз, наблюдая, как Вэл затаскивает Корви — последний никогда особенно не практиковался в лазании по трапам, а первый — в переносе тяжестей. Эстер беспокойно глядела им вслед, сжимая и разжимая пальцы и прикидывая, хватит ли у нее сил доползти, хватаясь за ступеньки.
— Девушка последняя, — громыхнул голос наверху. — Тебя я на борт не возьму.
Эстер обернулась. Лафти все еще ухмылялся, но в глазах сквозило легкое смущение. Правда, не было заметно, что он чрезмерно расстроился.
— Ну чего там, Ньерри, — сказал он, пожимая плечами. — Все еще злишься? Давно ведь было.
— Ворам на моем корабле не место!
— Да что там у тебя можно украсть, на этой посудине? — поразился Лафти. — Кстати, твой котел я тебе вернул.
— После того, как им все попользовались?
— Между прочим, сокровищами надо делиться с ближними!
— А Гюлла? То, что ты украл у нее, вернуть уже было нельзя!
— Да ведь она сама хотела!
Разговор принимал какой-то совершенно безумный характер. Корви, вцепившись в борт и тяжело дыша, перводил взгляд с одного на другого, и глаза у него постепенно вылезали из орбит.
Эстер растерянно помотала головой.
— Ты остаешься?
— Как видишь, не пускают, — Лафти пожал плечами. — Обидчивый он какой-то.
— И я поеду одна?
— Иди, киска, — ее спутник неожиданно зашмыгал носом и, вытащив из кармана огромный клетчатый платок, стал картинно вытирать глаза. Но вдруг через это глумливое притворство она отчетливо ощутила его настроение — какой-то безнадежной тоски, которой он сам искренне удивлялся. — Иди, а то от моих слез здесь начнется наводнение, и вы все утонете.
— Послушай, Лафти, — она беспомощно подняла руки, но сразу же вновь уронила их на колени. — Ведь раньше ты… я помню, когда ты меня привязывал к дельтаплану… и потом, когда мы убегали в Копенгагене, тащил на руках… ты мог до меня дотрагиваться…
— Мы постепенно уходим, — сказал он глухо. — Очень медленно. Но это чувствуется.
— И мы… никогда не увидимся?
— Почему? — Лафти перестал рыдать и искренне удивился. — Конечно, увидимся, очень скоро. Иди, а то старик Ньерри уже канат грызет от нетерпения.
Как ни странно, подниматься по трапу оказалось не так и сложно, хотя на последних ступенях Эстер помогала себе коленями. На коленках она вползла на борт, сдувая падающие на глаза волосы, но так яростно глядя на Вэла, что тот понял — с предложениями помощи лучше не соваться. Ньерри посторонился, пропуская ее, и цепляясь за какую-то снасть, чтобы подняться, Эстер ясно увидела прямо перед глазами странный знак, нарисованный на стене каюты — словно обернувшаяся назад цифра "один". Такой же знак красовался на висщем неподалеку спастельном круге и в виде татуировки на руке Ньерри, небрежно лежащей на борту.
— Не болтайтесь тут без толку, идите вниз, — грубо сказал он. — Мы отплываем, Ночью будет шторм. Сухопутным неженкам наверху делать нечего.
— А я всегда думала, что моряки лицемерить не умеют, — Эстер все-таки не выдержала. — Как корабль со знаком "лаган" на борту может попасть в шторм?
Ньерри задумчиво перевел на нее глаза. Вряд ли она сейчас могла произвести на кого-то благоприятное впечатление — с растрепанными волосами, бледная, с не сошедшим до конца синяком под глазом, осунувшаяся — хотя определенные плюсы в вынужденном голодании сама Эстер все же находила — хватающаяся за стену, чтобы не свалиться на палубу. Но в небольших глубоко сидящих глазах под густыми бровями засветилась если не симпатия, то интерес.
— Ты это понимаешь? Хочешь, я покажу тебе свой корабль?
Эстер оглянулась. Вэл наконец-то не отводил глаза, а смотрел на нее прямо с явной тревогой. Казалось, он был готов схватить ее за руку с полным риском заработать по физиономии, лишь бы не отпустить неизвестно куда и зачем со странным лохматым существом. Разумеется, эффект был обратный — Эстер разозлилась еще больше.
— Заменчательно! — сказала она, выпрямляясь как могла и небрежно засовывая руки в карманы. — Пошли, всегда мечтала посмотреть, как выглядят настоящие корабли.
— Раньше люди были другими. И корабли другими. Наверно, это связано. Как только люди стали делать себе большие безопасные корабли, чтобы плавать по морю для развлечения, они сделались другими.
Они сидели в огромной кают-компании со стеклянными стенами на самом носу странного корабля, медленно скользившего среди небольших островов. Наступили сумерки, в виллах на каждом острове зажигались уютные огни. Интересно, что думали их обитатели, случайно выглянув в окно и обнаружив бесшумно проплывающий мимо, почти незаметный в темноте, будто призрачный корабль?
— А для чего. по-твоему, надо плавать по морю?
— Чтобы им дышать. И чтобы открывать новое. Раньше… видишь ли, люди стремились к неизведанному, к постижению тайны, настолько сильно, что готовы были отдать за это жизнь — и свою, и других. Они горели, как пламя, и бросали в это пламя всеэ что придется. Да, они так же, как сейчас, а может, даже больше, хотели власти и денег, но не только. Увидеть то, чего никто никогда не видел, знать, что не вернешься, и все равно заплывать все дальше и дальше — как мне таких сейчас не хватает…
Ньерри тяжело вздохнул и со стуком опустил бокал с тяжелым дном.
— У тебя похожая душа, — сказал он неожиданно. — Ты тоже больше всего на свете ценишь приключения. И готова все отдать не глядя, за свои устремления. Это хорошо.
— Что же тут хорошего? — Эстер сделала полный глоток и едва не закашлялась. — Я… столько ошибок натворила за свою жизнь.
— А как иначе? Люди рождаются, чтобы делать ошибки. Каждый их важный поступок, о котором говорят и пишут — это ошибка.
— Я на все была готова ради него… забросила свое дело, выполняла только работу для его дипломатической службы… в общем-то, полностью разорилась, но мне было плевать… потом разрушила все, что было у него… хотела лишить его семьи… теперь лишила работы… совершенно неудивительно, почему он так со мной поступил…
— Это, конечно, глупо потому, что вызвано бесполезным занятием, которое вы называете "любовь", — Ньерри прищурился, глядя, как они огибают возникающий прямо впереди маяк. — Но ты все равно бы так себя вела в любом случае. Не будь этого твоего… — он мотнул головой куда-то в сторону и вниз, — ты нашла бы другое стремление, к которому бы неслась из последних сил. Такие, как ты, не могут быть как все. Думаешь, почему я сейчас с тобой разговариваю? К любому из людей я бы и близко не подошел.
