Ознакомительная версия.
На меня смотрела живая гроза, невесть как спустившаяся с высокого летнего неба, свободного от туч, на землю. Смотрела – и белозубо улыбалась, широко и искренне, и улыбка эта грела жарким солнечным лучом, пробившимся в прореху в тяжелых, до краев полных дождем облаках. И не спутать ее с человеком. Даже по незнанию.
– Ну что ты смотришь, как будто у меня вторая голова выросла? Между прочим, я был удивлен не меньше, когда впервые увидел тебя без человеческой личины. – Буря с сияющим лицом рассмеялась, обняла меня сильными руками – и вдруг мягко опрокинула на землю, оказавшись сверху. – Скажи, что мне сделать, чтобы ты оттаяла?
Я промолчала, чувствуя прикосновения его пальцев, легкие, нежные – как капельки теплого летнего дождя, скользящие по щекам, как дуновение ветра, что ласково колышет зеленое травяное море на обширных лугах, перебирает невидимой ладонью пряди волос и приносит с собой аромат цветущей весны и медового лета.
– Подумай. Я подожду, маленькая ши-дани.
– Рей, а ты теперь всегда будешь таким? – Наверное, я спросила какую-то несусветную глупость, потому что фаэриэ улыбнулся и звонко чмокнул меня в щеку.
– Нет, конечно. Иначе я буду привлекать слишком много ненужного внимания. Люди не слишком жалуют фаэриэ. Особенно после того, как я разрушил большую часть иллюзий о нашей миролюбивости. Но для тебя, наедине, – можешь не сомневаться, что именно таким и буду. Мне слишком нравится то, с каким восхищением ты на меня смотришь.
Еще один поцелуй, в кончик носа. Я недовольно фыркнула, отвернулась, чем вызвала еще один взрыв сочного, грудного смеха фаэриэ.
– Ты сейчас как лесная зверушка. Милая, забавная и очень пугливая. Между прочим, у меня для тебя есть
хорошая новость – Вортигерн уже совсем недалеко. Нам повезло, что ночная гроза двигалась в нужном направлении, а лететь на крыльях ветра куда быстрее и приятнее, чем идти по земле.
– А где мы сейчас?
Рейалл беспечно пожал плечами и улыбнулся:
– Не знаю, в холмах каких-то. Но, если судить по широкому торговому тракту, пусть даже слегка заросшему, места здесь обжитые, дорогу есть у кого спросить. – Фаэриэ лениво поднялся на ноги, ничуть не стесняясь своей наготы, и с наслаждением потянулся, подставляя светлую, чуть отливающую перламутром кожу поцелуям летнего солнца. – Поднимемся на ближайший холм, а оттуда осмотримся, решим, куда дальше. Согласна?
А что я могла ответить? Согласна, конечно.
– Только сначала тебе все-таки стоит поесть. Мне не хочется, чтобы голодное бурчание твоего желудка взывало к моей совести все то время, что мы будем добираться до ближайшего человеческого поселения. – Рей подошел к небрежно брошенной на землю сумке, с трудом развязывая промокший узел, стянувший горловину. Покопался в ней, извлек на свет помятый ломоть хлеба, критически осмотрел со всех сторон и протянул мне:
– Извини, когда я становлюсь бурей, то не слишком аккуратен в обращении с предметами, особенно если приходится переносить их с места на место. Чаще всего просто роняю, что ухватил, там, где придется. Хлебушку не очень повезло, но хуже он от этого явно не стал.
– Главное, что мне повезло больше, чем хлебушку, – отозвалась я, взяв из рук Рейалла смятую горбушку и принимаясь за еду.
– Не сомневайся. – Фаэриэ искренне рассмеялся, взъерошив мне волосы. – Уж тебя-то я нес гораздо бережней.
Поросший полевыми цветами холм – как покатая спина древнего чудовища, дракона, когда-то давно улегшегося спать, да так и не проснувшегося. Ветер свободно гуляет меж высоких трав, пускает по зеленому морю частую рябь, заставляет трепетать нежные круглые листочки крохотной березки, что тонким прутиком выглядывает меж стеблей пастушьей сумки. На розовый венчик клевера, выглядывающий из-под небрежно брошенной на траву рубашки, уселась пчела, немного повозилась, словно устраиваясь поудобней, а потом вдруг улетела с сердитым жужжанием.
Жарко. Не хочется надевать ни льняные штаны, ни сапоги – так и идти босиком по травяному морю, будучи одетой лишь в тонехонькую нижнюю сорочку с неяркой вышивкой у ворота, впитывать летнее тепло каждой клеточкой тела, чувствовать, как при каждом шаге высокие травы обвивают лодыжки гибкими браслетами. – Идешь?
Я приняла протянутую мне ладонь, сильную, крепкую, теплую. Рей стоял в одних штанах, рубашка небрежно болталась на сгибе его локтя, измятая, в травяных пятнах, с прилипшими к рукаву высохшими еловыми иглами. Взгляд невольно зацепился за потускневшую серебряную цепочку, на которой покачивалась опустевшая оправа в виде драконьей лапы, – теперь это было всего лишь украшение, лишенное даже малой толики волшебства, подобное тому, что продается в ювелирных лавках. Побрякушка, созданная руками людей, утратившая изящество линий и тонкий узор на поверхности, вещь, которую совершенно не жаль потерять или выбросить за ненадобностью.
– Расскажи мне о короле Самайна, – вдруг неожиданно попросил фаэриэ, увлекая меня за собой к вершине холма. – Расскажи обо всем, о чем не заставляет тебя молчать данное когда-то слово.
– Только если в ответ я услышу твою историю. Не ту, которая превратилась в жутковатую и прекрасную легенду в устах человеческих менестрелей и сказочников, – она слишком надуманна, слишком переполнена человеческими понятиями о добре и зле. Ты наверняка слышал ее не раз. – Я улыбнулась, наблюдая за тем, как солнечный луч скользит по темно-серым переливчатым волосам фаэриэ, преломляется, вспыхивая на кончиках разноцветными звездочками. – Мне хочется поверить тому, что ты сам о себе расскажешь.
– Хорошо. Скрасим дорогу страшноватыми баечками из собственной жизни, – невесело усмехнулся Рей, вытаскивая из сумки, которую нес на плече, тонкую зеленую ленточку и кое-как стягивая ею волосы в хвост, разбивая крохотную радугу, что чудилась мне в отблеске прядей.
– Страшноватыми? – Я задумчиво сорвала душистый травяной стебелек, растерла меж ладоней в терпко пахнущую землей и летом зеленоватую кашицу. – Да, наверное, такими они и будут.
Что такое король Самайна?
У меня дома говорили, что это плод странного, непонятного союза зимнего ветра и осенней непогоды. Результат того, что встретились когда-то на перепутье дорог осенняя ши-дани из малого волшебного Холма и фаэриэ из тех, что не были рождены в мире людей, а просто возникли из воздуха или воды, отделились от лунной тени или солнечного света. Дитя родилось в ночь Самайна, в ночь, когда никем и ничем не сдерживаемая Дикая Охота неслась над миром людей, а Сумерки приоткрывались, выпуская своих жителей на волю до самого рассвета, до момента, пока первый солнечный луч не упадет на землю.
Ознакомительная версия.
