Ознакомительная версия.
Говорили, что Габриэль сам предпочел судьбу короля Самайна, того, кто сдерживает Сумерки, кто стоит на границе двух миров, по-настоящему не принадлежа ни одному из них, но мне кажется, что у него просто не было выбора.
Мы встретились с ним у древа королей во времени, которое было общим для всех жителей Холма. Уже тогда он был искалечен, его голос можно было услышать лишь в порывах ветра, а может, сам ветер говорил вместо него, не знаю. Он задумчиво вертел в руках перстень с кровавым янтарем, склонив седую голову и прижимаясь спиной к темной коре великого древа. Я помню, что поляна была усыпана пожухлыми листьями, по форме напоминающими тот нож, который я ношу с собой, и ветер играл этими багряными лезвиями, разносил по всей прогалине, ронял на поверхность озера.
Габриэль тогда взглянул на меня глазами, подобными темно-зеленой воде в глубоких речных омутах, поднялся и протянул мне ладонь, которую я приняла так просто и естественно, словно мы были знакомы не год и не два – почти вечность. Он представился настоящим именем, даже не упоминая о прозвище, а потом очень долго смотрел мне в лицо, словно выискивая в нем нечто, известное только ему.
Он редко зовет меня по имени, впрочем, как и ты. Только для него я не «маленькая ши-дани», а «зеркало». Я не раз спрашивала – почему именно «зеркало»? Ведь я не повторяю его поступков, не копирую его эмоций, не разделяю с ним мысли и биение сердца… Но он ни разу так и не ответил – только прятал улыбку на дне зеленых глаз и менял тему разговора, а то и вовсе уходил от нее, рассыпаясь ворохом колкой снежной пыли, уносимой северным ветром.
Король Самайна – это раненая в самое сердце ночь, одинокая зимняя вьюга, хрупкое снежное крошево. Это клинок из холодного металла, которого ши-дани боятся, как нежить огня, потому что не ведают, что за рука его направляет, и не обернется ли смертоносное лезвие против них самих.
А еще это – невыносимая тоска, волчий вой, летящий над заснеженным полем, осенняя листва, выбеленная первой зимней сединой, ночными заморозками, быстро тающим поутру инеем. Глубинный страх, который на самом деле лишь полная неизвестность, обросшая слухами и домыслами, как подводный камень ракушками и водорослями. Сила, которая своенравна и хаотична и для которой, как мне кажется, не существует жестких Условий, как для нас с тобой. Или же Габриэль просто очень хорошо умеет обходить не устраивающие его законы.
Совершенное одиночество, которое нельзя разделить с кем-то еще, как не делится пополам лунный диск в холодном зимнем небе. У него было множество слуг – и тех, кто почитал его, как темного бога, и тех, кто любил как мужчину и ненавидел за равнодушие. Наверное, любить короля Самайна – все равно что любить небо, которое всегда будет смотреть на тебя свысока, и неважно, проклинаешь ты его или благословляешь, пытаешься прогнать прочь или зовешь к себе, оно всегда будет прежним и изменяться будет лишь по собственному желанию, оставаясь глухим к тем, кто остался на земле…
– Но на твой зов это холодное и равнодушное небо откликнулось, – тихо произнес фаэриэ, крепче сжимая мою ладонь. – Тебе не пришлось срывать голос, стараясь до него докричаться, оно услышало даже шепот перепуганного насмерть существа. Более того – явилось, чтобы исполнить твою просьбу. В обмен на что, кстати? Я не верю, что ты ничем не оплатила кровь короля Самайна, пролитую на твой нож.
– На обещание.
– И какое? – Рейалл остановился, вглядываясь мне в лицо. Тяжелый взгляд, давящий. Подавляющий. Красивое лицо неуловимо изменилось, стало пугающим, чужеродным, словно из-под маски, призванной соблазнять и успокаивать, показалась усмешка Сумерек. – Прошу тебя, не заставляй меня вытягивать из тебя правду насильно, я знаю, что он не хотел, чтобы ты держала это обещание от меня в секрете.
– Он поделился своей силой в обмен на слово, что я явлюсь к нему в день, когда на людские земли придет Самайн, и буду принадлежать ему до рассвета.
– Будешь принадлежать ему?! – Голос Рея упал до свистящего шепота. – Попытки взяться за ум не красят владыку зимней бури и осенней непогоды. И жаль, что я не могу остановить время или повернуть его вспять, как это могут делать ши-дани.
– Ты не оставил мне выбора, потребовав дождь, когда у меня не было сил, чтобы его вызвать. Мне пришлось обратиться за помощью. – Я горько усмехнулась, покачала головой. – Габриэль прекрасно знал, что в сложившейся ситуации я соглашусь практически на все что угодно. И затребовал наибольшее из того, что я могла ему дать в тот момент.
– Единственной альтернативой была моя смерть, маленькая ши-дани. Вот только будет ли ночь, проведенная с твоим королем, меньшим злом?
Фаэриэ замолчал, но ветер, легким, невесомым плащом окутавший мои плечи, тихо шепнул мне на ухо фразу, которую Рей не решился произнести вслух:
«Смогу ли я тебя защитить?»
Вопрос, повисший в воздухе и оставшийся без ответа.
Я лишь качнула головой, отводя взгляд. Ты же сам прекрасно знаешь, что в Самайн единственно надежную защиту может даровать только Габриэль, и никто другой.
– Он не причинит мне вреда.
– Причиняет ли тебе вред нож из холодного железа, вонзившийся на расстоянии ширины ладони от твоего лица, Фиорэ? Нет, но он тебя испугает, вызовет дрожь от затылка до кончиков пальцев на ногах. – Фаэриэ скользнул ладонью вдоль моей спины, наклонился, приблизив свое лицо к моему. – И знаешь… я не хочу, чтобы тебе это понравилось, ведь ты можешь пожелать остаться в царстве холодного короля надолго, если не навсегда.
Он отодвинулся и потянул меня следом за собой, к городу, раскинувшемуся в маленькой долине, пересеченной широкой лентой реки, которую люди усмирили, перекрыв плотиной и зажав в каменные берега водоканала.
– Я расскажу тебе свою байку чуть позже, когда смогу переварить поведанную тобой. Идем. Я помню этот город менее мрачным, но, как показал опыт, мир людей слишком изменчив, чтобы искать в нем постоянство.
Вот уж точно. Даже приятная, упругая луговая трава при спуске в долину стала ощущаться иначе – как не успевшие высохнуть водоросли на илистой отмели. Да и жаркое летнее солнце к тому моменту, как мы добрались до дороги, ровным полотном стелющееся до городских ворот, спряталось за пепельно-серой пеленой туч, невесть откуда пригнанных своенравным ветром. Сразу стало холодно и неуютно, будто плечи окутало отсыревшим за ночь драным стеганым одеялом.
Я зябко поежилась и принялась торопливо одеваться, настороженно оглядываясь по сторонам. Тихо, безлюдно, словно город, на стене которого тускло поблескивали бронзовые декоративные щиты, давным-давно перестал быть живым и сейчас являлся призраком самого себя.
Ознакомительная версия.
