Встречи с защитниками проходили в специальной адвокатской комнате, где была запрещена аудио- и видеосъёмка. Когда туда привели Константина Романовича, Дроздов уже находился там. Адвокат сидел за столом и копался в стопке бумаг. Электронные устройства в комнату проносить запрещалось — только бумажные документы.
Дроздову было немного за сорок. Адвокат страдал от лишнего веса, имел большую проплешину на макушке, мешки под глазами и, несмотря на доступ к лучшим лекарям, выглядел невероятно уставшим. Со всем эти сильно контрастировали его идеальные белые зубы, безумно дорогой костюм и туфли из кожи аллигатора.
Конвоиры оставили Константина Романовича наедине с его защитником и удалились. Дроздов тут же вскочил и подбежал к магистру «Русского эльфийского ордена».
— Приветствую Вас, Ваше Сиятельство! — произнёс адвокат и пожал протянутую князем руку. — Желаете ознакомиться с текстом апелляции?
— Не стоит тратить время, — ответил Константин Романович и сел за стол. — Своими словами расскажи вкратце.
— Если совсем вкратце, то мы всё подготовили и подали, но мне уже намекнули, что толку будет мало.
— Я не удивлён, — князь тяжело вздохнул. — Как мы смогли упустить тот момент, когда Романов всё прибрал к своим рукам?
— Мне очень жаль, Ваше Сиятельство. Но такой серьёзный приговор не так просто обжаловать. Мы делаем упор на то, что были нарушены некоторые процедуры и в первую очередь отмечаем незаконность снятия депутатской неприкосновенности. Дворянская дума имеет право её снимать, но лишь на обычном заседании думы. Не на совместном! К нашему сожалению, в законе этот момент прописан не очень хорошо, и прокурор настаивает, что разницы нет на каком заседании. Но мы боремся. Это был бы идеальный вариант — признать незаконным снятие неприкосновенности и соответственно ваше задержание. Мы обратились по этому вопросу в Конституционный суд, но…
Адвокат запнулся, не зная, как преподнести князю неприятную информацию.
— Но Каменский тоже боится идти против Романова, и на него можно не рассчитывать, — усмехнувшись сказал Константин Романович.
— Я бы не сказал, что Леонид Васильевич прямо уж так сильно боится кесаря, но поведение его меня удивляет.
— Его или напугали, или купили, — мрачно произнёс князь Седов-Белозерский. — Других вариантов я не вижу.
— Но мы не сдаёмся! — продолжил адвокат. — И для нас признание незаконности ареста — лучшее, что может случиться. Ведь что касается самого дела, там, к сожалению, шансов сильно изменить приговор почти нет. Как ни прискорбно это признавать, но с показаниями Самойлова и Левашова у нас вариантов немного. Исключительную меру мы отменим, на этот счёт даже не переживайте, но лет десять — пятнадцать вам всё равно оставят. Просто не могут не оставить. Но исключительную отменят — кесарь просто не рискнёт приводить такой приговор в исполнение. Одно дела вас арестовать и заставить всех эльфов замереть в ожидании, чем это всё закончится, и совсем другое — казнить. Вы же представляете, что тогда начнётся в Петербурге?
— Представляю. И много на эту тему думаю в последние дни.
— Но есть ещё один вариант: мне тут намекнули, что после избрания императора, если его, конечно, изберут, будет амнистия.
— Если не помешаем — изберут, — со злостью произнёс Константин Романович.
— Так вот, — продолжил Дроздов. — Будет общая амнистия для некоторых категорий отбывающих наказание и, помимо этого, можно будет обратиться к императору с прошением о помиловании. И он точно не откажет. Он не сможет отказать. Ему нужно будет налаживать контакты и отношения со всеми расами и со всеми кланами. Он обязательно Вас помилует.
— Ты слышишь, как это звучит? — мрачно спросил Константин Романович. — Меня, князя Седова-Белозерского, магистра «Русского эльфийского ордена» помилует какой-то человечишко, пусть и взошедший по иронии судьбы на престол. Что может быть большим позором?
— Ваше Сиятельство…
— Посмотри на это! — перебил князь адвоката и указал на свой контролирующий обруч. — Люди надели на нас ошейники. На самых уважаемых и влиятельных эльфов Петербурга жалкие людишки надели ошейники, как на беглых каторжников! И теперь они хотят, чтобы мы приползли на брюхе просить милости у этого выскочки Романова. А он даже не прямой наследник бывшей правящей династии. По сути, он, вообще, никто! И я должен умолять это ничтожество меня помиловать? Не будет этого! Никогда! Князь Седов-Белозерский ещё не забыл, что такое — эльфийская гордость и эльфийская честь!
Старый князь разошёлся, его глаза сильно заблестели, а кожа приобрела неуловимый синеватый оттенок и стала немного светиться.
— Ваше Сиятельство! — испуганно затараторил адвокат. — Пожалуйста, не нервничайте! Ваше Сиятельство! Не стоит! Это опасно!
— Не бойся, — горько усмехнувшись, произнёс Константин Романович. — Не взорвёмся. Я контролирую себя и свою магическую энергию.
Князь на несколько секунд сомкнул веки, а когда открыл глаза — в них уже не было того неестественного блеска. Кожа постепенно вернула себе обычный цвет. Константин Романович собрался духом и твёрдо, отчётливо проговаривая каждое слово, произнёс:
— Прошение о помиловании мы подавать не станем!
— Я понял Вашу позицию, — сказал Дроздов. — Разрешите только, Ваше Сиятельство, донести полную информацию. Я, как Ваш защитник, просто обязан это сделать.
— Хорошо, доноси.
— Преимущество помилования перед выигранной апелляцией в том, что апелляция лишь уменьшит наказание, а вот помилованный получит свободу сразу же и без каких-либо условий. Я не уговариваю Вас, но если Вы подадите прошение, и император его удовлетворит, то Вы станете абсолютно свободны.
— Я услышал твои слова, Клим. И я отказываюсь от участия в этом позоре. И не вижу смысла подавать апелляцию. Гнить в тюрьме десять лет, да даже пять, у меня нет никакого желания. Особенно, осознавая всё это время, что Романов сидит на престоле.
— Но что мы тогда будем делать? — удивился адвокат. — Есть всего два варианта, и от обоих Вы отказались.
— Есть третий — не дать Романову стать императором!
— Но как это поможет Вам выйти на свободу?
— Никак.
Дроздов окончательно растерялся и сказал:
— Я не понимаю, Ваше Сиятельство.
— Да что тут понимать? — вздохнул князь. — Сейчас руководство нашего ордена является заложниками у Романова. Самыми обычными заложниками. Он надел на нас ошейники и посадил в тюрьму, чтобы мы не мешали ему провернуть его грандиозную аферу.
Надо признать — я его недооценил. Он невероятно умный и хитрый. И поступает очень грамотно. Если бы он нас убил, руки у эльфов были бы развязаны. Но нас приговорили к исключительной мере и обещают помиловать. И в ожидании этого ни мы, ни наши сторонники и союзники не можем ничего сделать. Мы боимся, а вдруг он передумает и не помилует?
— Не должен передумать, Ваше Сиятельство!
— Ты прав — он нас помилует. Романов обязательно нас помилует. Потом, когда он станет императором России, а мы уже ничем не сможем ему навредить. Помилует, потому что ему нужно будет зарабатывать очки, потому что захочет окончательно нас сломать. И мы тогда уже ничего не сможем поделать. Но пока ещё можем! Пока ещё у нас есть шанс ему помешать. И мы должны это сделать! Да, сейчас придётся это делать той ценой, которую раньше я был не готов заплатить. Но Романов не оставил нам выбора. Сейчас я готов платить самую высокую цену, лишь бы он не стал императором.
Князь несколько дней готовил себя к встрече с адвокатом и к этому разговору, но всё равно ему было очень тяжело озвучивать решение, которое он принял накануне. Но это было единственное решение, которое имело хоть какие-то шансы оказаться в итоге правильным.
— Я не знаю, что для меня страшнее — лишиться головы или жить и наблюдать, как Романов сидит на престоле, — продолжил Константин Романович. — Думаю, второе. За эти несколько недель я уже почти смирился с тем, что меня ждёт исключительная мера. И с тем, что это не самое страшное, что может случиться. Дело ведь не во мне и не в нашем ордене. Романов — угроза всей эльфийской расе. Поэтому я пойду до конца. И я продам свою жизнь по самой высокой цене. По такой цене, которая, надеюсь, окажется для Романова неподъёмной.
