живет к Горе ближе, чем на Дальнем конце Длинного озера.
Немногие из нас, которые были далеко и уцелели, долго плакали, скрываясь, и проклинали Смауга; и тут к нам неожиданно присоединились мой дед и отец, оба с опаленными бородами. Они были очень мрачны и говорили очень мало. Когда я спросил их, как им удалось уйти, они велели мне прикусить язык и сказали, что когда-нибудь, в надлежащий срок, я и так все узнаю. После этого мы ушли оттуда и были вынуждены зарабатывать себе на жизнь, чем могли, опускаясь иногда до работ на кузнице и даже до добычи угля. Но мы никогда не забывали об отнятом у нас богатстве. И даже теперь, когда я могу признать, что у нас кое-что отложено и что мы совсем не нищие (тут Торин погладил золотую цепь у себя на шее), — мы все-таки хотим вернуть его себе и отомстить Смаугу — если сможем.
Я часто раздумывал о спасении моих отца и деда. Я вижу теперь, что у них должен был быть какой-то потайной выход, о котором знали только они. Но они, по-видимому, составили карту, и я хотел бы знать, как она попала к Гандальфу и почему он не пришел с нею ко мне, законному наследнику.
— Она не «попала ко мне», а была мне отдана, — ответил кудесник. — Ваш дед, вы помните, был убит Орком в подземельях Мориа…
— Погибель на этого Орка, да! — подтвердил Торин.
— А ваш отец ушел 21 апреля, тому исполнилось 100 лет в прошлый четверг, и вы с тех тор не видели его.
— Верно, верно! — снова подтвердил Торин.
— Так вот, ваш отец отдал мне ее для передачи вам; а если я сам выбрал, когда и как сделать это, вы едва ли можете порицать меня, принимая во внимание, что найти вас было очень трудно. Ваш отец не мог вспомнить своего имени, когда отдавал мне карту, и ни разу не назвал вашего; так что, в общем, я считаю, что заслужил похвалу и благодарность. Возьмите! — И он подал карту Торину.
— Не понимаю! — сказал Торин, и Бильбо готов был повторить за ним эти слова. Объяснение едва ли объясняло что-нибудь.
— Ваш дед, — медленно и веско произнес кудесник, — отдал карту своему сыну на хранение, прежде чем уйти в Мориа. Ваш отец отправился попытать счастья с Картой, когда узнал о его смерти; и у него было множество приключений самого неприятного сорта, но к Горе он так и не приблизился. Не знаю, как он попал в плен к Чернокнижнику, но я нашел его узником в подземелье.
— А что там делали вы сами? — спросил Торин и вздрогнул, и все Карлики тоже вздрогнули.
— Это вас не касается. Я узнавал всякие вещи, как всегда, а это занятие опасное и неприятное. Даже мне, Гандальфу, едва удалось уйти оттуда. Я хотел спасти вашего отца, но было уже поздно: он лишился рассудка и не помнил ни о чем, кроме ключа и карты.
— Мы уже расплатились с Орками в Мориа, — произнес Торин, — мы должны подумать и о Чернокнижнике.
— Не говорите глупостей! Это дело — не под силу всем Карликам, вместе взятым, даже если бы их снова удалось собрать вместе со всех краев земли. Ваш отец хотел только, чтобы вы прочли карту и использовали ключ. Горы и Дракона вам должно хватить с избытком!
— Послушайте только! — сказал вдруг Бильбо, и нечаянно сказал это вслух.
— Послушать что? — спросили они все, обернувшись к нему, и он так растерялся, что повторил:
— Послушайте, что я вам скажу.
— Что же? — спросили они.
— Я сказал бы, что вам нужно идти на восток и произвести разведку. Есть же там этот потайной вход, да и Драконам, я думаю, иногда бывает нужно поспать. Если вы посидите на пороге достаточно долго, вы наверняка придумаете что-нибудь. И, знаете ли, мне кажется, мы говорили уже достаточно долго для одного вечера, если вы меня понимаете. Что вы скажете насчет постели, раннего вставанья и всего прочего? Я угощу вас хорошим завтраком, прежде чем вы уйдете.
— Прежде чем мы с вами уйдем, то есть, — возразил Торин. — Разве вы не Вор? И разве сидеть на пороге — это ваше дело, не говоря уже о том, чтобы войти внутрь? Но насчет постели и завтрака — я согласен. Перед тем, как выступить в поход, я хотел бы получить яичницу из шести яиц с ветчиной, — хорошо зажаренную, и чтобы желтки остались целыми.
После этого заказали себе завтрак и все остальные, не добавляя даже «Пожалуйста» (так что Бильбо был очень недоволен), и все встали. Хоббиту пришлось искать место, чтобы уложить их всех: он отпер все запасные комнаты и устраивал постели на креслах и диванах, пока, наконец, не смог уйти в свою собственную спаленку, очень усталый и отнюдь не счастливый. Он решил при этом, что не станет трудиться вставать раньше всех и каждому готовить отдельный завтрак. Кровь Туков угомонилась в нем, и теперь он совсем не был уверен, что отправится завтра в какой-нибудь поход.
Лежа в постели, он слышал, как Торин в соседней комнате напевает песню о заколдованном золоте и о Драконе. Эта песня звучала у него в ушах, когда он уснул. Ему снились очень неприятные сны, и проснулся он поздно.
Глава 2. ЖАРЕНАЯ БАРАНИНА
Утром Бильбо вскочил с постели и, надев халат, вышел в столовую. Там не было никого, зато были признаки обильного и поспешного завтрака. В комнате был страшный беспорядок, в кухне — груды немытых тарелок. Предстоящая уборка была столь неприятно реальной, что Бильбо пришлось поверить: гости, посетившие его вчера, не часть его кошмаров (как он отчасти надеялся). Правда, он, в конечном счете, искренне радовался при мысли, что все ушли без него, не позаботившись даже разбудить («и даже не поблагодарив», подумал он); и все-таки ему почему-то никак не удавалось отделаться от легкого чувства разочарования. Это чувство удивляло его самого. «Не будь глупцом, Бильбо Баггинс! — сказал он себе. — Нечего в твои годы думать о Драконах и обо всей этой чужеземной чепухе». И поэтому он повязался фартуком, вскипятил воду и перемыл всю посуду; потом состряпал себе славный завтрак и позавтракал прямо на кухне. К этому времени солнце уже сияло, и в открытую дверь врывался теплый весенний ветерок. Бильбо начал громко насвистывать, забывая о вчерашнем вечере. Он уже начал устраиваться в столовой для второго завтрака, когда в комнату вошел Гандальф.
